– О, ерунда! – сказал Раффлс, совершенно неудовлетворительно отмахнувшись от моего первого вопроса. – Ты же понимаешь, что мы не могли долго ждать после того, как бедняжка Шейлок, как в песне поется, «вернется в дом родной».
– Но я думал, ты приготовил ему на подпись еще что-то?
– Верно, Банни.
– И что же это было?
– Простое изложение всего того, к чему он меня склонил, и того, что передал мне за работу, – сказал Раффлс, безмятежно прикуривая «Салливан». – Можно назвать это распиской за письмо, которое я выкрал, а он уничтожил.
– Так он подписал признание?
– Ради нашей безопасности я настаивал на этом.
– Но если мы в безопасности, зачем мы бежим?
Раффлс пожал плечами, пока мы проносились мимо огоньков платформы Херн-Хилл.
– От такого умного противника не защититься, Банни, если только ты не отправишь его в иной мир или не отгородишься от него частью этого мира. Он, возможно, придержит язык в ближайшие сутки – полагаю, он так и поступит – но это не удержит его от того, чтобы послать старину Маккензи, дабы тот присматривал за нами день и ночь. Но мы ведь не собираемся день и ночь быть под присмотром. Для начала отправимся в кругосветное путешествие, и мы еще даже не отъедем далеко, как мистер Шейлок сам попадет в капкан; то проклятое письмо не было единственным свидетельством против него, можете мне поверить. А потом мы вернемся на облаках славы и в облаках сигарного дыма. Вот тогда мы получим второй шанс, Банни и у нас будет больше сил, чтобы реализовать его!
Но это меня не убедило. Что-то еще стояло за этим внезапным позывом и его немедленным исполнением. Почему он никогда не делился со мной своим планом? Может, потому что он еще не сложился до окончания утренней аферы в банке Леви, что само по себе могло быть причиной умолчания. Но Раффлс, конечно, рассказал бы мне все, если бы я появился в семь: он не хотел давать мне много времени для сбора вещей, добавил он, поскольку беспокоился о том, чтобы мы не производили впечатления людей, бегущих подальше.
Мне показалось это по-детски легковесным объяснением, вообще Раффлс обращался со мной как с ребенком, к чему я, впрочем, привык; но сейчас более чем когда-либо я чувствовал, что Раффлс неоткровенен со мной, что он скрывает свой побег от чего-то большего, чем мстительный Дэн Леви. В конце концов ему пришлось признать, что это так. Но мы проехали еще Ситтингборн и Фавершам, прежде чем я смог осознать и оценить последнее открытие относительно Эй Джей Раффлса.
– Ну что ты за инквизитор, Банни! – сказал он, откладывая только что взятую вечернюю газету. – Неужели ты не видишь, насколько все это предприятие было для меня необычно? Я сражался за тех, кого искренне люблю. Их война поглотила мои нервы так, как не поглощала ни одна из моих войн; и теперь, когда мы победили, я бегу от их благодарности так же, как от всего прочего.
Это было нелегко переварить; и все же я знал, что это правда, судя по тому, как Раффлс это выразил. Он смотрел прямо на меня в ярком свете ламп купе первого класса, которое мы взяли для себя. Что-то смягчало выражение его лица; он, как и раньше, был полон решимости, но казалось, сожалел о чем-то, что было редкостью для него.
– Полагаю, – сказал я, – старик Гарланд вас уже порядочно отблагодарил?
– Да, Банни, конечно же.
– И конечно, к нему присоединились Тедди и Камилла Белсайз!
– Нет, их я не застал, – ответил Раффлс с горьким смешочком. – Тедди уехал на север, ему нужно играть в том жалком матче против Ливерпуля. Но эта игра очень быстро закончится, он вернется домой завтра, и я просто не вынесу встречи с ним и его Камиллой. Так что в следующий раз мы увидим его уже женатым, – добавил Раффлс, снова берясь за свою газету.
– Их свадьба так скоро?
– Чем скорее, тем лучше, – произнес Раффлс странным тоном.
– Ты, кажется, совсем не рад этому, – заметил я, ужасно бестактно, конечно, но это было неспроста: его взгляды на брак всегда сбивали меня с толку.
– Пока счастливы они, буду счастлив и я, – ответил Раффлс, усмехнувшись своей собственной благонамеренной формулировке. – Я всего лишь желаю, – со вздохом продолжил он, – чтобы они оба оказались достойны друг друга!
– Но ты так не думаешь?
– Нет, не думаю.
– Ты много размышлял насчет молодого Гарланда?
– Он мне очень дорог, Банни.
– Но ты видишь его недостатки?
– Я всегда их видел; к моим шести футам недостатков они и близко не подобрались!
– Так ты думаешь, она недостаточно хороша для него?
– Недостаточно – она? – здесь он осекся. Но тона его голоса было для меня довольно; невысказанное возражение было сильнее, чем слова, которые могли бы его выразить. Шоры упали с моих глаз. – Откуда вообще у тебя появилась эта мысль?
– Я думал, она твоя, Эй Джей!
– Почему?
– Мне показалось поначалу, что ты не одобряешь эту помолвку.
– Не одобрял, особенно после того, как бедный Тедди дошел до известных вам крайностей! Впрочем, сейчас я могу говорить откровенно. Такое поведение было бы нормально для нашего приятеля, Банни, но совершенно неправильно для того, кто мог хотя бы мечтать о браке с Камиллой Белсайз.
– Но ты ведь только что сам во все тяжкие пустился ради того, чтобы их свадьба состоялась!
Раффлс предпринял еще одну попытку вчитаться в газету. Теперь я поражаюсь, как он позволял мне допрашивать его все это время. Но правда наконец открылась мне, и я был вынужден созерцать ее не отрываясь, как восходящее солнце, хотя Раффлс, как теперь кажется, и не собирался скрывать ее.
– С Тедди все в порядке, – ответил он невпопад. – Он больше никогда ничего подобного не выкинет; он получил урок на всю жизнь. К тому же, как ты знаешь, Банни, я всегда держу руку на пульсе. Это ведь я свел их двоих вместе. Но я не стану их разъединять.
– Так это ты их свел? – повторил я скептически.
– Более или менее, Банни. Начинался крикетный сезон, быть может, с начала прошло уже недели две; они были знакомы и до того, но мы с ней сошлись ближе еще до конца первой недели сезона.
– И даже так, все же Тедди ты не отодвинул!
– Дорогой Банни, надеюсь, что нет.
– Но у тебя получилось бы, если бы ты только попытался, Эй Джей; только не говори мне, что не получилось бы!
Раффлс, не отвечая, шуршал своей газетой. Он не был фанфароном. Но и образцом человеческого смирения он не был.
– Я не стал бы играть в такую игру, Банни, – с надеждой на выигрыш, или без – будь дело в Тедди, или нет. И все же, – добавил он с задумчивой прямотой, – мы с ней рядом начинали гореть. как факел в ночи! Я обжег пальцы, и скажу тебе откровенно, не будь я тем, кем являюсь, Банни, я, может быть, набрался бы смелости сгореть целиком, поставив на карту все свое будущее.
– Мне жаль, что это не так, – прошептал я, пока он изучал газетный лист вверх ногами.
– Почему, Банни? Что за гадкие намеки! – воскликнул он, не показывая, однако, большого раздражения.
– Она – единственная женщина, из тех, кого я встречал, – в открытую продолжил я, – которая была бы тебе ровней по духу, нраву и темпераменту!
– Откуда тебе, черт возьми, знать? – воскликнул Раффлс, застигнутый врасплох, уставившись прямо в мои виноватые глаза.
Не скрываю, иногда и я мог быть ему ровней по духу.
– Ты забыл, что мы много времени провели вместе в тот вторник, когда шел дождь.
– Значит, она говорила обо мне?
– Немного.
– И что она, имела на меня зуб?
– Ну… да, немного!
Раффлс стоически улыбнулся с чувством выполненного, несмотря ни на что, долга.
– Огромный зуб, Банни, и очень острый, ты хотел сказать. Я сам наточил его для нее. Это было довольно просто, притом необходимо, еще и для моей пользы, помимо ее. Рано или поздно мне следовало оставить ее, так что, чем раньше, тем лучше. Стоит обмануть, отказать в танце, подвести женщину в чем-то, что вовсе не так важно, и она ни за что не даст тебе шанса сделать то, что важнее всего! Я вынуждал ее писать мне, но не отвечал. Что вы скажете о таком свинском поведении? Я сказал ей, что мы свидимся до моего отъезда за границу и прислал телеграмму о том, что не смогу появиться. Я не говорю о том, что все могло бы пойти иначе; но, как видите, у Тедди все получилось еще до моего возвращения! Ну, что было, то было. Она бы и не посмотрела на меня на той неделе, но, Банни, она не просто смотрела, когда старый Шейлок начал играть в свою игру, пытаясь меня опорочить и одновременно не выдать перед публикой. Она переводила взгляд с него на меня, и я поймал один взгляд, предназначавшийся ему, и еще другой, который она не хотела бы, чтобы я заметил, и они навсегда спрятаны в моем воровском сердце!
Раффлс мрачно смотрел на меня через узкое купе; ни в его взгляде, ни в голосе не было ни тени шутки. Я страстно жаждал выложить ему все, что я знал, все, что она сказала мне насчет того, что он так неверно толковал – то, что она любила его, ведь мне это наконец-то было известно наверняка; но я дал ей слово, и слово это следовало сдержать, если не ради их пользы, то ради того, что оно было дано.
– Но ведь вы двое созданы друг для друга!
Я смог выговорить лишь это, и Раффлс только рассмеялся.
– Тем больше причины отправиться в кругосветку, Банни, пока не появился малейший шанс нам встретиться снова.
Наконец ему удалось правильно развернуть газету. Поезд несся, высекая искры, и освещал все на своем пути. Мы уже приближались к Дувру. Мое следующее гениальное замечание заключалось в том, что я «чую море». Раффлс оставил его без внимания; до того он говорил о ставках на игры в колонке объявлений и я решил, что он их внимательно изучает. Или, возможно, он вовсе их не изучал, а все еще думал о Камилле Белсайз и взгляде ее смелых карих глаз, который она не хотела показывать ему. Затем я внезапно увидел, как под светом лампы его лоб вспотел и побледнел.
– Что такое, Раффлс? В чем дело?
Он дрожащей рукой перевернул газету и молча ткнул ей в мою сторону, указывая на плохо пропечатавшуюся колонку с перечислением последних новостей. Нужная строка тряслась у меня пред глазами: