Сзади раздается какой-то шепот, но, обернувшись, я вижу лишь старую плакучую иву, листья которой шелестят на ветру. И снова это странное ощущение дежавю, как в тот момент, когда я увидела жука в комнате Лорелеи, – как будто это дерево мне знакомо. Оно стоит перед стареньким зданием немного поодаль от Мейн-стрит: «Музей и сувениры Брина». Прошлой ночью я видела чей-то тощий силуэт именно здесь. Я подхожу ближе. Окна домика покрыты толстым слоем грязи. Краска на двери облезла клочками, как кожа больного. Если бы не табличка «Открыто», я бы подумала, что здание давно пустует. Музея не было в «Ночной птице», но меня необъяснимо привлекает этот маленький домик, расположенный в укромном месте отдельно от всех остальных. В нем есть что-то таинственное. Мой список из «Ночной птицы» может подождать. Я вхожу в музей. За моей спиной затихает финальный аккорд T’ain’t No Sin.
Глава шестая
Внутри музея пахнет временем и бумагой. За стойкой сидит дедуля в бабочке. Его смугловатая кожа, покрытая старческими пятнами, слегка провисает на подбородке, что придает ему очаровательную мрачность. На стене за ним – большая афиша «Ночной птицы», и Лорелея как бы выглядывает из-за его плеча. Я иду по лобби мимо старичка, фотографий, документов и старых вещей. Мое внимание привлекает сложный карандашный набросок, изображающий небольшое озеро в пещере. Гладкая, как зеркало, поверхность воды темна и спокойна. В центре едва заметный кружок света. Я протираю рукавом пыльное стекло над рисунком. В воде что-то есть, но я не могу различить подробностей. Это… лицо?
– Лола, не так ли?
Я подпрыгиваю от неожиданности. Старик стоит прямо за моей спиной. Как ему удалось подойти так бесшумно?
– Я мистер Брин, друг вашей бабушки. Слышал, вы приехали в гости ненадолго.
Конечно, он уже знает обо мне. Как и все остальные в этом городишке – не сомневаюсь.
– Красивый рисунок, вы не находите?
Вообще-то нет.
– Почему там лицо в воде?
Мистер Брин приглядывается к наброску:
– Лицо?
– Это как-то связано с оползнем?
Я имею в виду трагедию, которая произошла в Харроу-Лейке сто лет назад. В каждом блоге, влоге, статье и даже документальном фильме о «Ночной птице» говорится, что эта история – о якобы проклятой земле и десятках городских жителей, заживо похороненных под завалами, – легла в основу сценария. После выхода фильма фанаты ухватились за эту мысль, чем несказанно взбесили Нолана, у которого просто нет времени на изучение городских легенд, проклятий и прочей ерунды.
– Зрение уже, конечно, подводит, но я совершенно уверен, что вы ошибаетесь, – говорит мистер Брин, отвлекая меня от размышлений. – К тому же Картер никогда не выставил бы такое напоказ.
Понятия не имею, кто такой Картер, но лицо там точно есть.
– Напомните, как долго вы пробудете в городе? – спрашивает мистер Брин.
– Всего несколько дней, – отвечаю я. – Я вернусь, как только отцу станет лучше.
– Надеюсь, он скоро поправится, – хмыкнув, говорит мистер Брин.
Только через пару секунд до меня доходит, что он не столько желает Нолану выздоровления, сколько хочет, чтобы я поскорее уехала.
– Вы общались с Ноланом, когда он снимал здесь «Ночную птицу»?
– Нет, я старался по большей части держаться в стороне от всего этого ажиотажа. Но здесь есть куча всякого барахла, связанного с фильмом, если вы пришли сюда за этим.
Мистер Брин отворачивается, и я с трудом различаю его следующие слова.
– Думаю, так и есть – судя по вашему наряду.
Он шаркает обратно в сторону кресла за стойкой. Наш разговор определенно закончен. Я рассматриваю свое отражение в стеклянной дверце шкафа. В приглушенном свете лицо кажется очень бледным. Интересно, Нолану было бы приятно смотреть на меня в образе Пташки? Или он видел бы только Лорелею? Я опять вглядываюсь в рисунок. Карандашные штрихи пересекают белый лист снова и снова, вырисовывая контуры озера. Я почти слышу скрип грифеля о бумагу. Я растираю руки, чтобы согреться, и замечаю следы чернил на открытом запястье. Они такие же тусклые, как и штрихи на рисунке. Кажется, будто чернила впитались в меня.
Кровь в трещинах…
Я решительно опускаю рукав. Настало время изучить этот музей с его «барахлом из фильма». Здание представляет собой ряд комнат на разных уровнях, как будто мистер Брин расширял его и добавлял дополнительные помещения по мере того, как заканчивалось свободное пространство. При этом музей забит под завязку: бесконечные стеклянные шкафы и книжные полки превращают это место в настоящий лабиринт. Я иду по узкому коридору, пока не попадаю в комнату с высоким потолком и антресольным этажом. Одну из стен полностью занимают обрамленные фотографии со съемок «Ночной птицы» в городе. Я вижу несколько снимков Нолана – как он дает указания художникам по свету, монтирующим освещение; инструктирует какого-то незнакомого мне человека, широко расставив руки; сидит на корточках рядом с оператором, который снимает ноги Лорелеи, бегущей под дождем. В кадре почти ничего не видно, но я точно знаю, что это она. Я узнаю туфли, которые были на ней в этой сцене. Они очень похожи на те, что я надела с утра.
– Сначала всегда надеваем правую туфельку, – обращаюсь я к фотографии.
«Сначала правую туфельку, тогда твоя “везучая” нога всегда будет впереди», – говорила Лорелея. Почему-то я вспомнила об этом только сейчас.
– Ты разговариваешь с нами или со стеной?
– Какого…
На антикварном письменном столе, который я не заметила в углу, сидят две девочки. На вид примерно моего возраста. У той, которая обратилась ко мне, бледное лицо и черные вьющиеся волосы, стриженные под каре. Она одета в шерстяные брюки с подтяжками, рубашку без воротника и потертые шнурованные ботинки. Мне хочется описать ее каким-нибудь миленьким словечком типа «кошечка», но пронзительный взгляд ее голубых глаз останавливает меня. Она широко улыбается, и я вижу слегка неровные верхние резцы, которые придают ее улыбке нечто звериное и парадоксально привлекательное. Да она скорее рысь, чем кошечка. И все же, пожалуй, не стоит ей об этом говорить.
Ее подруга – симпатичная черная девушка с темно-карими глазами. Заплетенные волосы забраны назад большой заколкой, на платье – бейдж с надписью Easy Diner и именем «ФЭЙ», выделенным жирным шрифтом. Она легонько толкает Рысь в бок.
– Это ты из Нью-Йорка, да? Дочка Нолана Нокса, – говорит Рысь, беспечно болтая ногами.
Всю свою жизнь я видела, как люди с широко распахнутыми глазами благоговейно шепчут имя Нолана, но это не тот случай. А вот ее подруга явно чувствует себя не в своей тарелке.
– Я Лола, – говорю я и после небольшой паузы добавляю: – Нокс.
Я не умею разговаривать с девочками своего возраста – а впрочем, не только своего. И судя по тому, как Рысь подавила смешок, мне не очень-то удалось изобразить непринужденный тон. Я чувствую раздражение, словно перепутала строчки в тексте.
– Ага.
В ее интонации так и сквозит: «Кто бы сомневался».
– Ты здесь надолго?
– Не думаю.
– Наверное, зависит от того, как быстро твой отец придет в себя? Я угадала? – Она медленно кивает, словно подталкивая меня согласиться с ней. – Так что с ним произошло на самом деле? Ты была там в тот момент?
– Кора! – шипит девушка по имени Фэй.
Но Рысь – то есть Кора – лишь пожимает плечами.
– С ним все будет хорошо, – говорю я, изо всех сил стараясь казаться беспечной, хотя эти слова буквально душат меня. Потому что я не знаю, что произошло. Я не знаю, как там сейчас Нолан. Я не знаю, когда ему разрешат вернуться домой.
Вдруг он умрет?
Вот что она хочет узнать на самом деле. Этот вопрос волнует всех местных жителей – да что там, весь мир. Я сглатываю подступивший к горлу комок и бросаю на нее презрительный взгляд.
– Уверена, ты сможешь найти все самые сочные детали в новостях.
Кора усмехается и поднимает руки.
– Прости, прости. Праздное любопытство.
Она не выглядит как человек, который действительно хочет извиниться, но обидеть меня она, очевидно, тоже не хотела. Думаю, ей действительно… просто любопытно. А вот ее подруга, кажется, готова провалиться сквозь землю от неловкости.
– Кора, нам правда пора возвращаться в кафе, – говорит ее подруга. – Мы опоздаем. Снова. Мистер Хэдфилд и так разозлится из-за того, что ты не надела форму. В сотый раз!
– Если он гарантированно разозлится, мое опоздание ничего не изменит. – Кора слезает со стола и протягивает мне руку.
– Кстати, я – Кора.
Я выдерживаю паузу, и мы обмениваемся кратким рукопожатием.
– А это Фэй. Фэй слишком милая, чтобы смотреть ужастики, но она чуть не сошла с ума от счастья, когда услышала, что в наше захолустье едет настоящая знаменитость.
Я не знаменитость, но не возражаю. Кора хитро ухмыляется, услышав за спиной отчаянный вздох подруги.
– А еще она панически боится попасть в неприятности, в связи с чем у меня возникает логичный вопрос: какого черта она всегда ждет меня, если я всегда, всегда опаздываю?
– Ну и не буду! – огрызается Фэй, спрыгивая со стола. – Рада познакомиться, Лола. Надеюсь, твой папа поправится.
Уходя, она бросает через плечо:
– Я скажу мистеру Хэдфилду, что у тебя скрутило живот. Но это в последний раз!
Кора поворачивается ко мне:
– А я лучше тут потусуюсь. Эй, у тебя, наверное, есть кредитка, Лола? – Она выговаривает мое имя так, словно играет льдинкой во рту. – Хочешь, сделаем что-нибудь веселое – например, возьмем в аренду лимузин и будем рассекать по городу? Так развлекаются у вас в Нью-Йорке, да?
– Вообще-то нет, – отвечаю я. Я неоднократно ездила в лимузинах, но Коре об этом сообщать необязательно.
– А мелочь есть?
Я не могу сдержать смешок от такого мгновенного понижения ставок.
– Нет. Но за пару центов вряд удастся арендовать лимузин.
В кармане моей юбки лежит кошелек, телефон и один из жучков Лорелеи, но мелочи точно нет. Я не могла не взять хотя бы одного жука после того, как бабушка запретила к ним прикасаться.