В норе загорается экран телефона. Новое сообщение. Но он гаснет прежде, чем я успеваю прикинуть глубину. Что ж, по крайней мере, чехол спас телефон от верной смерти. И – бонус! – здесь ловит связь. Ха. Я закатываю рукав платья, не обращая внимания на холодный пот, выступивший на коже, и засовываю руку в дыру.
– Только не укуси, – бормочу я.
Сухая земля оседает на пальцах, словно пепел. Возможно, эта нора кишит ползучими извивающимися тварями, но я их не вижу, значит, будем считать, что их нет. Я погружаю руку еще глубже. Где чертов телефон? Как глубоко он мог упасть? Я ложусь на землю, чтобы достать еще дальше. И тут я слышу шум. Едва уловимый неровный гул. Или потрескивание. Похоже на скрип открывающейся двери поздно ночью, медленный и зловещий: «Ты спишь?» А еще… это похоже на скрежет зубов.
Я цепенею. Я уже слышала этот звук сегодня в комнате Лорелеи, когда сотни жучьих лапок начали одновременно топ-топ-топать в своих скорлупках. Нужно скорее достать телефон и выбраться из леса. И из этого стремного города.
Прижавшись плечом к земле, я наконец нащупываю кончиками пальцев гладкий край телефона и аккуратно придавливаю его к стенке норы. Но, ухватив его рукой, я чувствую что-то еще, шершавое и твердое. Вскрикнув, я выдергиваю руку и испуганно пячусь назад, пока не спотыкаюсь о собственную юбку и не шлепаюсь задницей о землю. Больно. Судорожно хватаю губами воздух. Дрожащей рукой поднимаю телефон. Если не считать нескольких грязных разводов, он цел и невредим. Но то, что я обнаруживаю рядом с ним, повергает меня в полнейший шок. Эта твердая штука, которую я нащупала на дне норы, оказалась ореховой скорлупкой с жуком внутри – точно такой же, как в комнате Лорелеи.
Глава девятая
При ближайшем рассмотрении этот жук оказывается немного крупнее остальных – почти с мою ладонь. Но под тонким слоем грязи на его скорлупке обнаруживаются точно такие же вырезанные вручную бороздки, как и на тех, что я видела дома. Как это вообще возможно? Откуда он здесь взялся? Этот предмет кажется здесь таким же неуместным, как если бы Пила из одноименного фильма проехался бы на своем трехколесном велосипедике по съемочной площадке ромкома «С любовью, Саймон».
– О, приветик!
Из-за деревьев появляется человек, и я едва сдерживаю крик. В свете фонаря, который специально держат низко, чтобы не ослепить меня, я вижу улыбающуюся женщину в симпатичной зеленой форме. На вид ей чуть меньше сорока; светлые волосы собраны в узел. Довольно обычной, но определенно приятной внешности.
– Мне показалось, что здесь кто-то есть. Я рейнджер[9] Крейн. А ты, наверное, внучка Мойры Маккейб?
Я ничего не отвечаю. Свет ее фонарика скользит по моему лицу, и она улыбается.
– Ты в порядке?
Я начинаю трясти головой, но тут ощущаю незримую поддержку Нолана.
– Все хорошо, – непринужденно отвечаю я. – Я просто уронила телефон в нору и услышала странный звук под землей, как будто что-то стучит. И нашла это…
– Звук? Какой еще звук?
Рейнджер Крейн садится на корточки рядом со мной, освещая землю фонарем. Очень странная штука, напоминающая автомобильный аккумулятор с ручкой. Наверное, такое мог бы придумать Жюль Верн. Рейнджер Крейн наклоняет фонарь и вглядывается в глубь норы, наклоняя голову то вправо, то влево.
– Ох, надеюсь, земля не начнет снова двигаться, – говорит она. – Это самое главное.
Я хочу остановить ее, предупредить, чтобы она не подходила слишком близко, но не успеваю сказать и слова, как фонарь начинает мигать и гаснет.
– Вот зараза, – говорит рейнджер Крейн.
Я покрываюсь потом, несмотря на вечернюю прохладу. Через пару мгновений лицо рейнджера Крейн снова освещается, на этот раз более мягким светом. У нее оказался еще один маленький фонарик на серебряной цепочке, который все это время висел на шее. Такие обычно продаются в магазинах электроники. Она изображает суровый взгляд:
– Никому не говори, что ты это видела. Мы должны создавать аутентичную обстановку 1920-х годов, пока в городе проходит фестиваль для фанатов «Ночной птицы». Если засекут с фонариком, за мной точно придут с вилами.
– Кто? – спрашиваю я.
Она усмехается:
– Жители города. Ну, знаешь, как в фильме твоего папы.
Я знаю, что она шутит, но мне почему-то совсем не смешно. Я открываю скорлупку с жуком и показываю ей.
– Вы не знаете, кому это может принадлежать?
И зачем я спросила? Я же знаю ответ. Внутри скорлупки лежит белый жук с красным узором на спинке. Его маленькие черные глазки сверкают в свете фонаря, а металлические ножки постукивают о скорлупу.
Топ-топ-топ-топ-ТОП.
– Это что, дрожащий жучок? Давненько я таких не видела…
Она протягивает руку, чтобы рассмотреть его поближе, но я захлопываю скорлупку и убираю его обратно. Рейнджер Крейн удивленно моргает.
– Ты нашла его здесь? Наверное, кто-то повесил его на Костяное дерево, – говорит она, осматривая ветви мертвого дерева над нами. – Ты уже слышала про Костяное дерево? Нет? Обычно местные привязывают на ветки свои зубы, но я слышала, что некоторые вешают и другие предметы, если они имеют для них особое значение.
Я наблюдаю за тем, как белые желуди раскачиваются на ветру, и слова рейнджера Крейн постепенно укладываются в моей голове. Это вовсе не желуди. Это зубы, висящие на дереве, – сотни и сотни зубов.
– Но… зачем?
– Примета, суеверие, понимаешь? Как говорится, «не клади кости в землю, если не готов лечь вместе с ними». Так вот, сто лет назад это дерево было самым высоким в Харроу-Лейке. И Мистер Джиттерс – слышала о нем? – в общем, дети думают, что, если потеряют выпавший зуб, Мистер Джиттерс попробует их кости на вкус и вылезет из пещер на охоту. Если они, конечно, не повесят зубы на Костяное дерево.
Она смеется, но я опять не вижу в ее словах ничего смешного. Я вспоминаю о том, что Кора говорила в музее: мертвых не хоронят в Харроу-Лейке.
– Конечно, среди местной детворы находятся и смельчаки. Они приходят сюда и по очереди выкрикивают его имя. Самые смелые даже засовывают руку между корней дерева. Если удастся досчитать до пяти, то Мистер Джиттерс точно придет. Правда, я ни разу не слышала, чтобы кто-то сумел досчитать до конца. Один мальчишка лишился кончика пальца, но я думаю, это просто был какой-то зверек…
Я только что совала руку в эту дыру. Уложилась ли я в пять секунд? Или нет? Не знаю… Мне показалось, прошло больше времени.
Мистер Джиттерс точно придет.
Я выросла на ужастиках, но никогда не испытывала от них таких неприятных эмоций. Мне хочется поскорее сбежать из этого места, от этой женщины, от тихого постукивания зубов, качающихся на мертвых ветвях у нас над головами. Их так много… и так много людей в этом городе верит – хотя бы чуть-чуть, – что монстр существует на самом деле.
Вот какого черта я уронила туда телефон?
Рейнджер Крейн касается моей руки и слегка качает головой:
– Это всего лишь байки. Чепуха, в самом деле. Но, возможно, тебе все же стоит повесить это туда, где оно висело.
– Жук не висел на дереве, – говорю я. – Я нашла его в земле.
– В земле… Ой! – На мгновение ее губы вытягиваются в тонкую ниточку. – Ну ты смелая, конечно.
– Я не знала, что туда нельзя совать руки.
Она постукивает ногтем по скорлупке с жуком:
– Наверное, кто-то оставил его в качестве подарка для Мистера Джиттерса.
На самом деле мне уже все равно, откуда взялся этот жук.
– Вы не могли бы показать мне, в какой стороне находится дом моей бабушки? Я немного заблудилась в вашем лесу: как-то не хватает дорожных знаков, знаете ли.
Прозвучало чуть грубее, чем я планировала, но мне все равно. Я просто очень хочу поскорее убраться из этого места.
Она стряхивает пыль с колен:
– Конечно. Я тебя провожу.
Мы идем через лес, и я прислушиваюсь к шелесту разобщенных крон над нами и мерному «тук-тук-тук» фонарика, бьющегося о грудь рейнджера Крейн.
– А вот и дом Маккейбов, – наконец говорит она, завидев между деревьев знакомую крышу.
– Спасибо, дальше я смогу дойти сама. – Я делаю несколько шагов вперед, но она останавливает меня.
– Знаешь, этот звук, который ты слышала… может, это просто кролик испугался, что в его нору залезла огромная рука. Или белка, например.
– Конечно, – говорю я, хотя с трудом представляю кролика, белку или любого другого грызуна, щелкающих таким образом.
Рейнджер Крейн энергично кивает:
– Ну и ладненько. Значит, тебе не о чем рассказывать другим людям, ведь правда?
Это угроза? Я не понимаю эту женщину. Я не отвечаю, и она тяжело выдыхает сквозь зубы:
– Тут просто ходят слухи о знаках, предвещающих новый масштабный оползень. Не научно обоснованные – ну, ты понимаешь, всякие приметы и прочая чепуха. Вот, например, ты слышала, что, если увидишь красную паутину, значит, кого-то из твоих знакомых задавит насмерть?
– Нет, не слышала.
Рейнджер Крейн усмехается: ее развеселил мой сухой тон.
– Ага, есть такое дело. Ну так вот. За последние пару месяцев красную паутину видели не меньше шести раз, а значит, новый оползень, конечно же, не за горами, – говорит она, закатывая глаза. – Лично я списываю это на детей и красный пищевой краситель. Правда, теперь добавился еще и крик…
– Какой крик?
– Мистер Брин держит петуха. Несколько дней назад он перестал кукарекать по утрам и сразу после восхода солнца начал издавать ужасные вопли, похожие на крик младенца. Мистер Брин уверен, что это дурной знак.
Я вспоминаю старичка из музея и, представив, как он трясется над петухом, едва сдерживаю смешок. Рейнджер Крейн, очевидно, трактует мое молчание как-то по-своему.
– Слушай, возможно, мне не стоит все это тебе рассказывать. Мы так увязли в наших страшных историях, что легко забываем о том, насколько дико это может звучать для неместных…