– Впрочем, Тео все равно до последнего хранил этот проклятый снимок.
Она перестала дружить с моей матерью из-за фотографии? Я не могу с ходу понять, в чем здесь проблема. Лорелея обнимает рейнджера Крейн за плечи, со смехом притягивая ее к себе. Рейнджер Крейн тоже улыбается. Но теперь я, кажется, вижу: снимок сделан под таким углом, что рейнджер Крейн оказалась сбоку, а Лорелея в центре и на переднем плане. Да, на фото изображены они обе, но главная здесь – Лорелея. Судя по всему, Тео был в числе парней с «чересчур любопытными взглядами».
– Она вряд ли обрадовалась бы, узнав, что ты здесь, – говорит рейнджер Крейн, нависая надо мной.
Позади письменный стол, поэтому выйти отсюда я смогу, только если отодвину ее в сторону.
– Почему? Неужели мама не хотела бы, чтобы я побывала в ее родном городе?
Но уже произнося эту фразу, я понимаю, что она права. До приезда в Харроу-Лейк я даже не представляла, сколько всего здесь связано с Лорелеей. Она повсюду. Ее образ навсегда вплетен в канву города. Я жадно впитываю все истории о ней, хотя сама Лорелея не захотела, чтобы я была частью ее жизни. Мне больно от этой мысли, но сейчас мне нужна именно такая эмоция. С какой стати я должна думать о том, чего хотела или не хотела бы Лорелея?
Рейнджер Крейн кладет руку мне на плечо, и ее большой палец непринужденно ложится прямо на мою шею. Посторонний человек мог бы подумать, что мы очень близки. Я убираю ее руку. Рейнджер Крейн лишь улыбается и отступает ровно настолько, чтобы я не задохнулась от перегара.
– Лорелея ненавидела этот город, – говорит она. – Клялась, что больше никогда сюда не вернется. Потом они с твоим отцом поженились, и она действительно больше здесь не появлялась, пока не помер ее старик. И тогда… ну… скажем так… Она не оставила о себе хороших воспоминаний в доме матери. Знаешь, поговаривают, что этот город навсегда меняет людей, которые задерживаются в нем слишком долго, – и не в лучшую сторону. Видимо, что-то не так с водой, и она подпитывает в человеке все самое плохое. Иногда я думаю, что в этом есть определенная доля правды.
По спине пробегают мурашки, как будто вдоль позвоночника провели острым когтем.
– Я думала, ей будет хорошо с твоим отцом. Думала, он даст ей все, о чем она мечтала, и она наконец будет держаться подальше от Харроу-Лейка. Но, видимо, месяцев, которые он провел здесь, хватило, чтобы изменить его. В итоге его дрянная сущность просто раскрылась с другой стороны.
– Не смейте так говорить о Нолане. Вы ничего о нем не знаете.
Мой голос окреп и приобрел металлические нотки, но внутри я чувствую себя совершенно иначе.
– Уезжай отсюда, пока с тобой не произошло то же самое.
Рейнджер Крейн подается вперед и шепотом добавляет:
– Если еще не слишком поздно.
Запах виски в полную силу ударяет мне в нос. Кто-то идет сюда, и когда рейнджер Крейн оборачивается, наконец отвлекшись от меня, я быстро сую в карман юбки маленькое фото в рамке. Рейнджер Крейн, не оглядываясь, выходит из комнаты, и через мгновение в дверном проеме появляется Картер. Только сейчас, глядя на него, мне удается избавиться от неприятного ощущения, оставленного пальцем его матери.
– Все в порядке? – спрашивает Картер.
– Да. Я готова идти.
Глава четырнадцатая
Войдя в дом, я обнаруживаю в коридоре бабушку с телефонной трубкой в руках. Она слушает, недовольно поджав губы, и, глядя на нее, я неожиданно наполняюсь радостью и надеждой. Я подбегаю к ней и практически выхватываю трубку из рук:
– Нолан?
Телефон невнятно скрипит в ответ.
– Нолан? Ты слышишь?
Он все знает.
Эта мысль абсолютно абсурдна, но я почему-то с ужасом осознаю, что Нолан каким-то образом узнал о том, что я делаю в Харроу-Лейке. Увидел, как я расхаживаю по городу в вещах из шкафа Лорелеи. Посещаю места из фильма в неправильной одежде и не в том порядке. Захожу в спальни незнакомцев. Краду фотографии своей матери.
– Лола?
Это не Нолан. Это Ларри. Последние капли надежды растворяются и исчезают, как размокшая сахарная вата. И все же я рада слышать голос, который знаю так же хорошо, как собственный.
– Нолан в порядке? Как прошла операция? Он уже дома?
Ларри откашливается:
– Нолан…
Кажется, пока он подбирает нужные слова, земля перестает вращаться.
– Все не так хорошо, как мы рассчитывали. Врачи говорят, он поправится, просто это займет больше времени. Такие дела. Его переводят в частную клинику, где он сможет восстановиться, прежде чем отправится домой.
– Господи, Ларри! Я думала, ты собираешься сообщить, что Нолан умер.
Выбирай слова, прежде чем позвонить мне в следующий раз, козлина.
Ларри замолкает: наверное, считает до десяти в уме.
– Он проведет там некоторое время. Думаю, пока тебе лучше остаться там, где ты есть.
– Остаться здесь?! Но ты же говорил про три дня! Где Нолан? Я хочу поговорить с ним.
Костяшки пальцев белеют: в гневе я хватаюсь за край столика, на котором стоит телефон.
– Он только расстроится, если поговорит с тобой сейчас. Лола, надо просто немного подождать…
– Вот ты всегда, всегда так делаешь, Ларри, – пытаешься избавиться от меня! Мне нужно домой.
Молчание. Наверное, он прикрывает рот рукой и обзывает меня последними словами.
– Дай мне поговорить с Ноланом. Я так и не смогла с ним связаться после приезда сюда.
– Скоро, – говорит Ларри и продолжает, не давая мне вставить и слово: – Полиция арестовала нападавшего. Судя по всему, какой-то бомж. Они предполагают, что он проник через черный вход и собирался ограбить квартиру.
– Просто бездомный?
Что-то здесь не так. Конечно, я размышляла над тем, кто мог к нам вломиться и напасть на Нолана, но очень абстрактно: в такой ситуации сложно представить конкретного человека. Но… просто какой-то левый мужик? Как он вообще мог попасть в «Слоновую кость»? И почему ничего не пропало? Эти полицейские вообще включают голову, когда работают?
– Вчера Нолан опознал его. Мы сейчас быстренько тут все порешаем, и тогда ты сможешь вернуться домой. Думаю, управимся за пару недель.
– Недель?
Сердце останавливается. Когда я наконец нахожу в себе силы заговорить, получается только едва различимый шепот:
– Нолан не ждет меня?
– Да ж дет, конечно же, – отмахиваетс я Ларри. – Ты серьезно думаешь, что он отпустит тебя? Слушай, Лола, у меня звонок по второй линии. Поговорим еще, ладно?
Ларри вешает трубку, не дожидаясь ответа. А я продолжаю стоять с открытым ртом, крепко сжимая в руке телефон. По идее я должна была обрадоваться, что они нашли человека, который ранил Нолана, но я по-прежнему чувствую себя крайне паршиво. Единственное, чего мне сейчас хочется, – это сесть в самолет до Нью-Йорка и увидеть Нолана.
– Лола, все в порядке? – спрашивает бабушка.
Кажется, она повторяет эти слова не в первый раз, просто я все это время ее не слышала. Я качаю головой. Я не могу больше здесь оставаться. В этом городе все кажется искаженным – даже я сама.
Только вот Нолану все равно.
– Лола, ты можешь оставаться здесь сколько угодно. И я уверена, что с твоим папой… – начинает бабушка, но я не слушаю.
Я взбегаю по лестнице с одной лишь мыслью: найти чертов чемодан и убраться отсюда. Рядом с моей комнатой есть еще две спальни и ванная, но ни там, ни там моих вещей нет. Я впадаю в ярость и начинаю обыскивать каждый уголок в доме бабушки. Мне совершенно плевать, что она слышит, как я бегаю из комнаты в комнату у нее над головой. Все комнаты похожи друг на друга: блеклые, пыльные, безжизненные. Они буквально кричат: «Здесь ничего нет!» Этот дом не приспособлен для жизни: здесь можно только ждать и существовать. Но чего ждет моя бабушка?
Наконец я беспомощно опускаюсь на пол в комнате Лорелеи, и в следующее мгновение в дверях появляется бабушка – в черном платье, со скрещенными на груди руками. Почему она всегда одевается как на похороны?
– Ты закончила разносить мой дом? – В ее голосе столько снисхождения, что мне хочется кричать. – Ей-богу, оттого, что ты злишься, ничего не изменится. Иди умойся, а я пока заварю нам чаю.
– Где мой чемодан, черт возьми?
– Опять ты за свое! – Она всплескивает руками, будто я капризный ребенок, который клянчит мороженое.
Я просто хочу домой. Неужели так сложно понять? Мне плевать на Лорелею и на чудовищ, обитающих в Харроу-Лейке. Я хочу вернуться в квартиру, носить свою одежду и жить в окружении своих вещей, вдыхать запах сигар Нолана и чувствовать твердую почву под ногами. Я слишком увлеклась погоней за образом Лорелеи, и теперь меня словно наказывают за это.
– Когда закончишь дуться, жду тебя внизу, – говорит бабушка.
Я запрокидываю голову и прислоняюсь к стене, прислушиваясь к ее затихающим шагам.
Соберись, Лола.
Я встряхиваюсь, выпрямляю плечи и пытаюсь разбудить в себе Серсею Ланнистер, или Эллен Рипли, или чертову Червонную королеву. Но у меня ничего не выходит. Я не Червонная королева. Я Алиса. Я попала в непонятный мир и гонюсь за кроликом, за которым мне вообще не следовало идти.
Когда я прихожу в музей следующим утром, колокольчик над дверью громко оповещает о моем появлении, но мистер Брин даже не поднимает глаз от книги. Впрочем, у меня все равно нет времени на любезности.
– Картер не заходил? – громко спрашиваю я.
Раз уж я застряла в Харроу-Лейке, действительно можно поискать информацию о моей матери. Попытаться как можно больше узнать о человеке, благодаря которому я появилась на свет. Сейчас это кажется мне оптимальным. А Картер сам предложил помощь.
Мистер Брин подозрительно смотрит на меня:
– Что тебе от него нужно?
– Хочу совратить его всякими городскими штучками, – улыбаюсь я во все тридцать два зуба.
Мистер Брин кивает в сторону одного из бесчисленных коридоров, ведущих в глубь здания, похожего на лабиринт.