Пройдя со своей бумажкой минус четыре инстанции под руководителем, включая зама-полиглота, а затем и самого начальника, я был уверен, что на этом Данте закончился. Правда, результат рисовался туманным: все проверяющие, как один, морщились, но ничего в тексте не меняли. Начальник попытался было переставить запятую, но не нашел подходящего места и вернул ее обратно.
«Ну, ладно, – сдался босс, многозначительно потрясая в воздухе моей аннотацией, – теперь наверх».
Я думал, что верх – это он, и выше него – только крыша и голуби. Но вертикаль власти стремительно и неумолимо удалялась от меня в небо, бездонное, каким оно всегда и бывает в случае с вертикалью власти. Я снова весь вспотел, на этот раз – вместе с ладошками.
«Понимаешь, какая ответственность? – решил отправить меня до заката в обморок начальник, – даже ОН будет смотреть».
За полдня на новом месте я был уже наслышан про НЕГО. Супербосса. О НЕМ все говорили и думали исключительно в режиме capslock. Не понять с первого раза, кого имеют в виду, многозначительно выдыхая в тебя «ОН», приравнивалось к должностному преступлению и измене малой капиталистической родине отдельно взятого холдинга.
Оставшиеся несколько часов первого рабочего дня я просидел перед компьютером, уставившись в выключенный монитор. Все ладошки давно отпотели, я смиренно ожидал приговора.
Я не мог потерять эту работу, только не в первый день: на кону был конфликт с матерью. Матушка считала, что я не создан для мира чистогана и наживы и настойчиво подталкивала меня в библиотекари. Я планировал доказать ей, что в погоне за длинным рублем смогу его догнать, не переломав при этом своих аристократических ног.
Я вжался в стул, режиссируя, как бумажка с моими «пауками» ложится на ЕГО стол. Как он достает немилосердно красный карандаш и заносит его над беззащитными букашками букв. Главный начальник рисовался мне некой эпической конструкцией вроде Мойдодыра, того, что умывальников начальник и мочалок командир.
В офисной комнате не хватало только раковины и незавернутого крана. Судорожная капель над ухом могла бы элегантно оттенить напряженность моего ожидания.
Внезапно по коридору забегали. Бегали все: мой начальник, зам-полиглот и все минус четыре инстанции.
Я вцепился побелевшими пальцами в самого младшего затрапезного клерка, на две позиции выше меня, умоляя рассказать мне всю правду. Оказалось, Мойдодыр только что потребовал себе просмотровую кассету с тем фильмом, аннотацию к которому я написал. Поскольку кассеты в офисе не было (от чего я первый и пострадал), за ней экстренно послали куда-то на завод.
«А это хорошо?» – спросил я затрапезного клерка.
Тот сделал такие глаза, что я сразу понял всю наивность своего вопроса: в этих стенах хорошо ничего быть не может.
Я вернулся в комнату и собрал вещи. Это заняло семь секунд: чтобы упаковать в школьный ранец тетрадку, ластик и карандаш больше времени не потребовалось.
Я притих за уже очевидно не своим рабочим столом, гадая, спустят ли меня с лестницы или выкинут через окно.
Наконец, меня вызвали к начальнику.
В дверях его кабинета я столкнулся с замом. Он был вылитый я: красный и страшно потел. Зам даже не взглянул в мою сторону и выбежал вон.
Начальник протянул руку, и я зажмурился, полагая, что он собирается швырнуть в меня пепельницей (мои представления о мире чистогана и наживы все-таки изрядно отдавали «МистеромТвистером»). Но босс всего лишь жестом предлагал мне присесть.
Я неудобно устроился на краешке стула. В воздухе повисла пауза и половина моей попы.
«Гигантская тень легла на притихшую землю», – прочитал вслух начальник с моего листа.
И она таки натурально легла. Или же это потемнело у меня в глазах.
Бумажка с моей аннотацией была изрядно помята. Я попытался представить, где она побывала и куда, а главное – кому, ее засовывали.
«Несметные полчища пауков приближались к планете», – продолжал линчевать меня начальник.
Я втянул голову в плечи так, что наружу осталась торчать одна макушка.
«Хорошо!» – неожиданно сказал он.
Я вылупился из себя обратно и быстро заморгал.
«Правда, хорошо! – подтвердил начальник в ответ на мой изумленный взгляд. – Вот только в фильме нет ни одного паука».
Я икнул.
«Как ни одного? Совсем ни одного?» – попытался защититься я, словно появление в картине хотя бы одного паука меня в корне реабилитировало.
«Пауки» – это название молодежной банды байкеров, – продолжил босс. – Нет ни космоса, ни пришельцев, ни нашествия. Это социальная драма. Про трудных подростков».
Я сглотнул слюну и чуть не захлебнулся: слюны скопилось порядочно.
«Причем все это выяснилось там, на самом верху. После того, как ОН прочитал твою аннотацию и попросил принести ему кассету», – закончил начальник.
Я встал. В руках я держал узелок «ежика в тумане».
«Меня куда сейчас, в Бутырку или сразу…» – говорил я всем своим видом фразу Груздева из «Место встречи изменить нельзя».
«Чего ты вскочил, садись», – как-то совсем миролюбиво и даже по-дружески вдруг сказал босс.
Он предложил мне конфеты, сигареты, кофе. С перепугу я засунул в себя все предложенное одновременно.
«Будем считать испытательный срок законченным», – объявил начальник и предложил мне условия в два раза лучше тех, на которые я рассчитывал.
И уж точно несоизмеримо лучше лестницы и окна, нарисованных пугливой ланью моего воображения.
«Ы-ы-ы-ы?» – промычал я сквозь кофе, конфеты и сигарету.
Мудрый руководитель справедливо расценил мое мычание как просьбу объясниться:
«ОН сказал, что первый раз в жизни после прочтения аннотации ему захотелось посмотреть и сам фильм».
Зама разжаловали из полиглотов. Когда в резюме пишешь «читаю со словарем», надо как минимум не забывать приносить этот словарь с собой на работу.
В тот день я взял неприступный бастион «словоохотливого лошадника».
Я всегда знал, что моя работа будет связана с литературой.
38. Парад мурашек
Современный офис – это такой скандинавский эпос, место не для слабонервных. Даже викинги иногда трещат по швам, что уж говорить про пьер-ришаров.
Как-то раз мы с Семой обсуждали узкоспециальную научную проблематику: от чего у нас могут побежать по спине мурашки. Взрослые умные мужики, понятное дело, и темы соответствующие.
Сема припомнил одну историю из своего далекого прошлого, когда он еще в условном подгузнике только делал первые поползновения вверх по карьерной лестнице. В ситуации, им описанной, любой иной фигурант мгновенно испепелился бы в горниле неловкости. Хорошо, что это был именно Сема – человек, рожденный с двухслойной кожей.
Сема только что окончил институт и в белых перчатках попал сразу на целину – на Дикий Запад русского офиса девяностых. Он решительно не понимал, чего все вокруг от него хотят. Я – мальчик, я ничего не хочу решать, как бы говорил Сема всем своим видом, дайте много денег, мотоцикл, пива, телок и отстаньте.
Свою первую работу Сема тихо ненавидел. В двадцать с небольшим у него вероломно украли детство.
Однажды Сема засиделся в офисе допоздна. Ну, как засиделся. Скорее, его засидели. Босс попросил срочно совершить очередной капиталистический подвиг на ночь глядя. Помимо Семы, в офисе оставался еще один менеджер и сам босс, их общий начальник. Все трое трудились плечом к плечу: контора была небольшая, скромная, так что дворовые и барин ютились в одной дворницкой.
Сема сидел мрачный, под стать сумеркам за окном: по его мнению, продолжительность производственных любовных утех была несопоставима с вознаграждением за оные. Одним словом, он чувствовал себя дешевой путаной. Сема метал в сторону босса огнедышащие взгляды: все сидишь, король ленинских субботников, не манит тебя Крупская, один «Капитал» Маркса на уме.
Наконец, Сема не выдержал и решил поделиться своим горем со вторым менеджером, оставленным, как и он, в ночное. Сема порывисто напечатал ему на компьютере гневное сообщение в «аське» (Семин рассказ датировался доисторическими временами «аськи» и «Масяни»).
«Когда же этот м…к уже домой пойдет?» – написал Сема коллеге и отправил.
И моментально вспотел. Как потеют после слов «у вас тройня», когда вы еще и с одним-то морально не смирились.
Сема вспотел, потому что звук от полученного в «аське» сообщения (такой характерный, как будто мышонку на хвостик наступили) прилетел не из того места. Не справа, где располагался рабочий стол второго менеджера, которому и предназначалась депеша. А слева, где возвышался царственный трон их босса.
Сема синеющими непослушными пальцами проверил «аську». Так и есть: он по ошибке отправил сообщение про м…ка-начальника м…ку-начальнику. Видимо, все мысли Семы в тот момент были о нем, родимом, вот он рефлекторно и выбрал имя босса в списке контактов.
Тут, по словам Семы, по его спине и промаршировал парад мурашек. Полноценная первомайская демонстрация с Буденным и его конармией. Мурашек было так много, что они организовали встречное движение по его спине. Мурашки даже перебегали с его пальцев на стол, хотя, скорее всего, это были Семины галлюцинации на почве стресса.
Он втянул все выступающее обратно внутрь себя, как черепашка, которой уже не суждено стать ниндзя. Для Семы наступила такая кристальная тишина, что он слышал топот этих самых мурашек по своей коже. Увольнение, суд Линча, кастрация, анафема, конфискация – стремительно пронеслась в его голове вереница приговоров, один кровожаднее другого. Что-то из списка было явно лишним, но в тот момент Семе так не казалось. Он не мог поднять голову с импровизированной плахи, чтобы взглянуть в сторону босса. Сема был уверен, что там, слева, на железном троне восседает огнедышащий дракон Дейнерис Таргариан.
И вдруг на его компьютере пискнула «аська». Это было ответное сообщение от босса.
«Уволен», – прочитал Сема.
А он боялся. Никакой кастрации, анафемы и конфискации.