Ай! Больно же! Зачем так впиваться ногтями?
— Итак, милая Кэтрин, я все же представлюсь, ибо по вашим перешептываниям понял, что наш красавчик не успел рассказать о том, кто такой папочка Ронни. Меня зовут Рональд Лоуренс, и я являюсь продюсером этого во всех смыслах замечательного шоу «Адские механики», которое в очень скором времени станет и для тебя тоже милым-милым домом, — и этот шут раскланялся перед опешившей в очередной раз голубоглазкой.
— Упс. Так это мне с вами надо договариваться о рекламе? — обреченно опустив плечи, уточнила неожиданная гостья. И в ее голосе мне столь отчетливо послышалась тоска, что мое злорадство как-то само собой подсдулось. Ну что мы, блин, в самом деле, звери какие? Пришел же человек договариваться. Значит, надо поговорить, а не пялиться на ее задницу, представляя, как я сдираю с нее эту узкую юб…
— Историю вашей стремительно-внезапной, испепеляющей страсти с первого взгляда я знаю со слов нашего брутального птенчика…
— Р-р-р…
— Ронана, просто Ронана Салливана, самого популярного на вчерашний момент холостяка этого проекта. Не сердись, мой золотой котеночек. Но очень хотелось бы услышать версию этой дикой голубоглазой тигрицы. Твою версию, милая Кэтрин.
— Страсти? Испепеляющей? — недоверчиво покачала головой девушка, с сомнением и легким сочувствием глядя на Ронни.
— Именно страсти и именно испепеляющей. Такой, что с первого пересечения взглядов вопит — это ОН! Мой герой! Мой возлюбленный на веки вечные! Ему я буду отдана и буду век ему верна! Да, да. Именно так и никак иначе. Потому что это как раз тот беспроигрышный вариант, который позволит нам всем с честью выкрутиться из сложившейся щекотливой ситуации, которая, как я понял из вашего, несомненно, конструктивного диалога, требует моего божественного вмешательства.
— Божественный шоухрен, блин, — упрямо буркнул я и заметил мелькнувшую на губах злючки улыбку. И снова, черт бы побрал этого неугомонного нижнего засранца, пришлось незаметно поправить вздыбившуюся ширинку. Сиди уже спокойно, дай поговорить людям.
— Хм, ну, меня зовут Кэтрин Брукс. Я работаю в компании «Нельсон энд санс», помощником первого вице-президента…
Ронни присвистнул. Это что, настолько крутая должность? Или крутая компания?
— Вот-вот. Вы меня понимаете.
Я? Ни фига не понимаю.
— Поэтому тот видеоролик для меня, считай, волчий билет.
— Если только… — подначивающе протянул Ронни, хитро поблескивая глазами.
— Если только я не раздобуду рекламный контракт с вашим шоу.
Ох, юлишь ты что-то, красавица моя, ох и юлишь!
— И на каком основании? — продолжил допрос Лоуренс, сложив лапки на груди и покручивая большие пальцы. Я ж говорю — хитрит. Вот и Ронни что-то учуял.
— Эм-м-м…
— Не стесняйся, кисонька. Мы тут все свои, — подбодрил ее превосходящий всех известных мне хитрецов король манипуляторов.
Кэтрин зажмурилась, как перед прыжком в холодную воду, и выпалила, отчаянно краснея:
— Я сказала своему шефу, что Ронан — мой официальный жених!
Опа-опа, как все удачно складывается. Да тебя и уговаривать особо не надо будет, злючка ты моя колючая.
— И да, я знаю, что поступила опрометчиво, не спросив согласия мистера Салливана, но иначе меня бы уже уволили. И вот… — она развела руками, — я приехала.
— А как ты оказалась в том баре? — решил прояснить я одну деталь.
И еще с удовольствием узнал бы как часто, но это позже. Без лишних ушей.
— Видишь ли, Ронан, у нашего начальства — самого высокого, не у моего шефа, мой — нормальный мужик — так вот у нашего президента пунктик на тему пристойного поведения. Не приведи господи засветить где-либо в соцсетях свою фотку в откровенном купальнике или на отвязной вечеринке. Наш отдел персонала очень строго мониторит личную жизнь сотрудников. Поэтому я изредка выбираюсь в тот бар на противоположном конце города. Потому что… ну, пить дома в одиночестве — это совсем уж дно.
— И ради чего ты терпишь такой тотальный контроль? — Какое-то неприятное чувство шевельнулось внутри от ее рассказа. Что за моторня? Не, понятное дело, у нас тоже есть правила и все такое. Но, блин, мы-то стали известными личностями, за нами и правда полстраны следит. Но, блин, разве можно так издеваться над своими работниками? У нас все-таки свободная страна!
— Не твое, блин… — прищурилась опять раздраженно Кэтрин, а я уже с почти покорностью констатировал, что меня ее злость заводит. Вот никогда не любил стервозных бабенок, я по ласковым кошечкам так-то, а тут…
— Тц-тц-тц, котятки, спокойненько!
Голубоглазка шумно вдохнула и успокоилась. Внешне. Но заводить не перестала. Гадство!
— Ради карьеры, Ронан. Ради карьеры, — процедила она мне таким тоном, будто я был на тотальном ручнике. — Я рассчитывала на повышение в следующем году. Мне хотя бы пару лет продержаться в новой должности, и можно будет уже искать новую работу в другой компании. И уже не рядовым секретарем или помощником, а как минимум начальником подразделения документарного контроля.
Я почесал подбородок.
— Начальник подразделения документального контроля, говоришь? И чё, это так круто, что стоит терпеть такое дерьмо?
Кэтрин закатила глаза, всем видом показывая, какой я непроходимый дебил. А я не сдержался и прихватил-таки ее опять незаметно за задницу. В постели глаза закатывать будешь, засранка!
— Ну естественно, мистеру суперстар не понять мелочного копошения простых смертных! С ваших секс-божественных высот все это не разглядеть даже, так что можно растопта…
— Тш-ш-ш! Тигрятки мои, мы ведь договариваемся, помните?
— Помним.
— Ну а раз помните, то слушать мою команду. Ронан, руки убрал от ее ягодиц. Ты, Кэтрин, когти вытащи из его руки. Сели оба. Ты слева, ты справа. Рты закрыли, уши распахнули и слушаем вашего повелителя, что разрулит сейчас ситуацию.
Я так прифигел от столь резкой смены тона нашего «вечно-душки-папочки-Ронни», что реально молча клацнул зубами, убрал руки и смирно сел на указанный стул. Неудобный, зар-раза, как пыточная дыба.
— Итак, Ронан и Кэтрин. Вы встретились случайно, пару недель назад…
Кэтрин, как примерная ученица, подняла руку.
— Все вопросы потом.
— Сэр, это не вопрос, а уточнение. Можно изменить две недели на два месяца?
— Это принципиально?
— Более чем.
— Ладно, я потом найду, чем заполнить эти месяцы. Встретились вы случайно, в том самом баре, нужных свидетелей я организую. Познакомились, страсть вспыхнула моментально, но вы оба скрывали ее от близких, ибо не были уверены в том, что это именно любовь на всю жизнь, а не примитивная похоть. Понятно излагаю?
— Так точно, сэр.
Ишь какая понятливая.
— Хочу услышать до конца, — проворчал я, поеживаясь под непривычно пронзительным прищуром стальных глаз Ронни. Удивительное дело, даже в этом нелепом костюме и с дебильной прической наш продюсер сейчас вселял не только уважение, но и невольное желание подчиниться его указаниям. Что за чертовщина?
— Вы встретились несколько раз, потом придумаю, где и как это происходило, а затем решили проверить свои чувства и на некоторое время расстаться. Но не удержались и продолжали переписывались и созванивались. Это я тоже смогу организовать. И вот, после длительного перерыва, который доказал вам, что ваша любовь на расстоянии только крепнет, а интерес друг к другу не угасает, вы решились на очередную встречу. И страсть вскружила вам голову. Вы забылись слегка, за что приносите свои искренние извинения невольным свидетелям вашей несдержанности. Но при этом готовы порадовать родных и близких замечательной новостью о скорой свадьбе.
Лоуренс посмотрел на нас, молча внимавших ему.
— Разумеется, свадьба будет самой настоящей. Но еще более настоящим будет ваш брачный договор, условия которого будут храниться в строжайшей тайне от всех. Надеюсь, это вам понятно?
— Согласна! Но, сэр, могу я попросить вставить в договор пункт о рекламе? Очень хочется повышения, знаете ли.
Нет, ну ты глянь, карьеристка чертова!
Глава 9
Я тебе, скотиняка блондинистая, блудливые ручонки переломаю на хрен, если еще раз попробуешь меня за задницу лапать в публичном месте. Мало было, что ли, последствий? Или мест для этого более подходящих нет?
И плевать, что публикой я в данном случае называла одного ну очень необычного человека, но даже перед ним было… не комильфо.
Потому что от ощущения горяченной широкой ладони на ягодице я просто тупо поплыла. Настолько, что побоялась оставить мокрое пятно на стуле, куда меня насильно усадили для «серьезного разговора». Господи, скажите, что мои затвердевшие соски никому глаза не выкололи, потому как белье и одежда черта с два справлялись с задачей утаивания взрывного возбуждения.
Черт, этот ковбой заводил меня, даже когда из его рта вылетали сплошные ругательства и брань в мою сторону. Потому что, глядя на его губы, я слышала совсем-совсем другое…
— Черт, детка, какая же ты охуенно горячая и тесная, — мученическим стоном сквозь запредельную интенсивность проникновения.
— Блядь, если ты еще раз так сделаешь, я кончу… — Наглая провокация сделать все еще в сто раз порочнее, заставив кой-кого выгнуться дугой (ибо прям напросился, а кто я такая, чтобы не поддаться), безбожно протекая у меня во рту и кайфанув от хрипов: — Черт! Я же попросил! Проси-и-ил, кошка ты бешеная!
— Прогнись еще, ну же, я знаю, ты можешь. — И мой позвоночник — что то масло, тягучая патока, жидкость, гни как хочешь, мне только круче-жарче-еще-бы-глубже. — Да-а-а, да-а-а, вот так, сладкая.
— Сучка, ты меня досуха выдоила. — Давясь рыком на выдохах, врезаясь в меня до лязга зубов. — Сдохну, ей-богу, сдохну на тебе. Самая охуительная смерть. Убей так к херам… лишь бы еще раз… Еще…
Чудом вообще было, что я понимала хоть что-то из того, что вещал этот… Лоуренс с фиолетовым чубом. Но за слово «договор» ускользающее сознание все же зацепилось и заставило разум встрепенуться.