Мистер и Миссис Фейк — страница 12 из 38

Ага, вот чуял же, чего его так распирает. Еще чуть, и рожа от попыток обратить на себя внимание Кэтрин треснет пополам.

— Еще как наказуемы! — кровожадно оскалился я на братишку. Ну а кто бы не скалился, если тебе тут снизошло высочайшее повеление стать унылым дрочером на сколько месяцев вперед. А с другой стороны, я такой буду не один, а темперамент у моей голубоглазки едва ли не горячей моего, так что перспективы, может, и не так унылы. Тем более, я джентльменствовать не собираюсь и буду разводить мою уже почти женушку на секс без всякого стыда и совести. Главное, конкурентов борзых и пронырливых отогнать.

— Мы с Кэтрин на ближайшее время объявляемся или монахами, или гребаными тушканчиками.

— Пеструшками, золотце, степными пеструшками.

— Да пофиг.

— Да что у вас тут за ерунда с поминанием всякой фауны? — прошипела рядом моя проблема из проблем, пытаясь выкрутить свою изящную кисть из моей лапы. Но хрен я отпустил. Мы теперь прям по жизни рука об руку, привыкай, засранка.

— У нас тот еще зоопарк, любимая. Ронни, вы тут дальше без нас. — Я потащил Кэтрин к лестнице, намереваясь уволочь в свою берлогу. — Мы с мисс Брукс горим от нетерпения остаться наедине.

— Ничем я не горю, — буркнула она, но упираться не стала.

Однако на моем пути неожиданно встала Мари.

— Ты что удумал?

— Знаешь, драконяша, я же не допрашиваю твоего парня о его фантазиях и планах насчет тебя, — фыркнул я. — Вторгаться в чужую сексуальную жизнь невежливо.

— Иди ты в жопу, Дизель. Как раз твоя чертова интимная жизнь нам всем боком выходит! Не хватало еще и обвинения в домогательствах и насилии.

Херасе, подумать обо мне такое! Неужто у меня сейчас такая рожа зверская?

— Эй, да я…

— Не волнуйтесь, как только я получила от вас гарантии участия Ронана в съемках рекламы, жестокое надругательство над ним перестало входить в мои жизненные планы, — процедила моя голубоглазка явно раздраженно.

Я еле сдержал торжествующую ухмылку. Да, я прекрасно знаю этот бабский «не суйся на мою территорию, а то патлы повыдираю» тон. Естественно, тебя интересует только контракт на рекламу и спасение карьеры. Исключительно. А я тогда наивный робкий девственник.

Заволок ее в свою берлогу и захлопнул дверь поплотнее.

— Ты еще стулом подопри, ага, — снова закатила она насмешливо глаза, дико искушая перегнуть-таки через колени и отшлепать. А потом отжарить. Прям так, чтобы от всей души.

— И подопру, и отопру, если надо, — огрызнулся, становясь перед ней и вдруг понимая, что, собственно, и не помню, чего там сказать хотел. Потому что сейчас просто хочу. Ее. Подо мной. Или сверху. Пох как.

— Ну и? — нахально уставилась на меня Кэтрин, сложив руки на груди. — Поговорим, или будешь меня глазами пожирать?

— Не глазами тоже могу. Хочешь?

Вот гадство, а соски-то у нее даже сквозь ткань торчат. Аж во рту языком поерзал, вспоминая их вкус.

— Хочу, — вздернула она подбородок вызывающе, даже не представляя, как этим заводит. И не только этим.

Перед глазами как петарда взорвалась, оглушая и вышибая на раз мозги. «Хочу». Отказать этой зажигалочке? Когда она говорит «хочу» своими блядскими пухлыми губами? Которые так были уместны на одном моем жутко жадном до них органе? Я чё, дебил?

— Детка-а-а, — протянул я, одурев в момент, и прижался к ней, притиснув Кэтрин прямо к двери. Не мешкая, облапил, стиснув ручищами задницу, вдавив мигом загудевший член ей в живот. — М-м-м… давно бы так…

Хрясть! У меня аж голова мотнулась от прилетевшей оплеухи. Что за нах?

— Скотина! — натурально зарычала на меня коварная зараза. — Ты вообще верхней башкой думать не способен? Тогда неудивительно, что мы из-за тебя влипли в такое дерьмо.

Из-за меня? Опять наезжать удумала?

— Во-первых, ты во влипании принимала самое что ни есть активное участие, так что не вали все на меня, — возразил я, отступая и потирая щеку. Ручка-то у девочки тяжелая, не смотри, что почти кукольная лапка против моих. — А во-вторых, ты сама только что сказала «хочу».

— Это был чертов сарказм! И если бы ты мог шевелить мозгами, а не только лапать меня за задницу, то понял бы это. Хотя я уже сильно в этом сомневаюсь. И для полной ясности между нами, раз у тебя с восприятием плоховато: я никогда, слышишь, никогда больше не сделаю этого с тобой. Ясно?

— Этого?

— Секс! — закатила она глаза с видом «ну какой же ты тупой». А я не тупой, я так-то даю тебе время на одуматься, между прочим!

— Вот, значит, как? А с кем сделаешь?

— Это ни в коей мере не твое кобелячье дело.

Кобелячье, значит. Сказала наглая сучка, что снимает мужиков на раз в баре.

— Да неужели? Это почему? — Я двинулся опять на нее, но Кэтрин стала отступать бочком. — Потому что ты используешь мужиков только исключительно однократно? Как резинки? Попользовала и в мусорку? Скольких так уже, а?

— Да хоть скольких, в чем проблема? Кто меня об этом спрашивает вообще? — она нахально ткнула в меня пальцем, при этом умудрившись встать так, чтобы между нами оказался стул. — Парень, послужной список чьего члена длиной отсюда и до Канады? И это, блин, мелким шрифтом!

— Ой, вот только преувеличивать не надо!

— Да куда уж мне оценить весь масштаб.

— В любом случае я — мужчина. Который, между прочим, женится на тебе в ближайшее время. А ты девушка.

— И? Если сейчас вякнешь, что то, что нормально для мужика, — несмываемое пятно на репутации женщины или типа того, я тебе реально врежу!

Для подтверждения серьезности своих слов и намерений эта разъяренная оса взмахнула своей увесистой сумочкой, которую так и не выпускала из рук. И тут на пол, прямо между нами, шлепнулся розовый ланчбокс с единорожками.

Розовый? С единорожками? Издеваетесь?

У этой гремучей змеюки и ланчбокс должен быть черный, с костями и черепами!

Я присел, не сводя настороженного взгляда с этой припадочной — ну а как придет ей в голову, что я покушаюсь на ее стройные, загорелые, обтянутые тонким капроном ножки. Чулки или колготки? А трусики сегодня на ней какие? Стринги или бразильские?

Стоять! Не думать в эту сторону!

Подними коробочку и ме-е-едленно вставай. Так медленно, будто в руках у тебя не безобидный бытовой предмет, а готовая взорваться противопехотная мина — нам про такие Рауль рассказывал, было дело.

И тут я вспомнил, что так сегодня и не обедал.

Интересно, что внутри? Цианистый калий, сдобренный мышьяком и крысиной отравой? Надо проверить, что тут у нас. Да, именно у нас. Мы же типа в горе и в радости, в голоде и сытости теперь навсегда? Пока Ронни не решит, что пора уже разлучить нас.

Глядя прямо в глаза прищурившейся колючке, я открыл стремный розовый ланчбокс и понюхал.

Ва-а-а-у-у-у! Вот это аромат!

Желудок взревел, намекая, что хорош пока зрелищ, надо хлеба. И можно мяса.

Ау-у-уч!

Я снова потянул носом, кайфанув.

Еда!

Вкусная!

Ща я ее…

— Отдай! — бросилась на защиту своего голубоглазая жадина, чуть не кувыркнувшись через стул.

— Нет! — отпрыгнул я назад, оскаливаясь, как хищник над добычей.

— Это мое! — топнула ногой Кэтрин.

— Наше! — возразил я.

— Да с хрена ли!

— Потому что… потому что ты теперь типа моя жена и обязана кормить меня!

И потому что жрать хочу аж до мушек в глазах. А тут что-то одуряюще вкусно пахнущее — не какой-то там девчачьей хренью с листиками и веточками, а самым настоящим, мать его, мужицким мясом!

— Отдай, тебе говорят, — притопнула опять ногой злющая-злющая Кэтрин и протянула руку.

Но я уже откусил здоровый шмат обнаруженного громадного сэндвича. И пропал.

— М-м-м… — Так же и кончить недолго.

Дорогу к моему сердцу всегда верно указывал член. Ага. Если вставал, значит, дамочка выбрала правильную тропинку.

Но запах и вкус этого божественного сэндвича неожиданно даже для меня распахнули широченные ворота прямиком в душу. Оказывается, она у меня тоже есть, вместе с сердцем и членом. И сейчас эта самая душа требовала выяснить, где и у кого злюка Кэти украла это сокровище, чтобы в свою очередь украсть производителя этих самых сэндвичей, поработить его (или ее, но это маловероятно, ибо девчонки не умеют так готовить мясо), посадить на цепь в нашем гараже и не отпускать этого чудо-повара до тех пор, пока мы все — а я в первую очередь, как первооткрыватель — не нажремся этой вкуснотищи до отвала. А этого не случится никогда, потому что желудки у нас — ямы бездонные.

— Нет, ну не гад ли ты! Поимел, подставил, еще и обожрал!

— Кто?

— Ты!

— Я спрашиваю, готовил кто?

— Хрен в пальто!

Р-р-р, ай! Больно же!

— Ты укусила меня!

— Я куфала фэндфиф!

— А укусила меня за руку! — Ответом мне было «поделом тебе» фырканье.

— Я!

— Что ты?

— Я готовила!

— Брешешь!

— Да пофел ты! — чавкая укушенным от МОЕГО сэндвича, прошамкала с набитым ртом змеюка. — Я про святое не брешу. А еда, которую я сама готовлю, — это святое.

Это она серьезно? Она сама это готовила? Может, и правда пересмотреть свое отношение к этому чертову фейковому браку? Если там будут ТАК кормить, то я готов побыть гребаным самцом песчанки… или как бишь его там.

— Без балды? Сама приготовила мясо? Такое вкусное! Эй, тут последний кусочек остался!

— Это мой сэндвич!

— Он выпал из твоей сумки в моей комнате! Значит, стал моим!

Да чтоб тебя! Она снова укусила меня за пальцы, чертова дьяволица!

Боль от ее укуса прострелила до самого паха. И едва успокоившийся жилец в ширинке снова запросился на горячую прогулку. Ведьма злодейская, а не змеюка.

Я впился в ее губы, блестящие от мясного сока, кусая и облизывая их, словно в попытке отобрать вожделенный кусочек божественной еды. Но куда там! Она проглотила, не жуя, и вернула мне такой же агрессивный поцелуй-укус, от которого в башке снова забахало, завзрывало и снесло ту, бедную, на хрен.