Семья устроила Биллу роскошные похороны 2 мая.
МакСвиггин имел право на воинские почести как лейтенант ROTC[100] Де Поля, а также мессу и могилу в освященной земле Маунт-Кармель.
Узнав об убийстве МакСвиггина, Боб Кроу сказал: «Шок настолько силен, что я в состоянии нервного расстройства… Мы обязательно разберемся в случившемся». Газеты задавались бесконечно повторяющимся вопросом: «Кто и почему убил МакСвиггина?»
Возник еще один вопрос: каким образом помощник прокурора оказался в одном автомобиле с известными гангстерами? Кроу заверил публику, что это была просто обычная общественная поездка. Как и ожидалось, обычную общественность такой ответ не удовлетворил. Тогда Кроу пришлось намекнуть, что МакСвиггин пытался получить свидетельские показания у известного убийцы Мартина Даркина и даже просто исследовать криминологию. Через два дня после убийства из газет стало известно, что МакСвиггин пытался вернуть пуленепробиваемый жилет. Из пяти жилетов, обнаруженных в салуне Доэрти за несколько недель до этого, четыре были конфискованы, а пятый МакСвиггин обязался отдать владельцу. Кроу немедленно принял теорию жилета и с благодарностью передал вещественное доказательство коллегии присяжных.
Почему убили МакСвиггина? Ранние теории утверждали: те, кого он преследовал, жаждали мести – особенно Скализ и Ансельми. Возможно, МакСвиггин обзавелся смертельными врагами из-за политической деятельности. Ответ знали отец и Джон Стидж, на тот момент заместитель начальника детективного отдела. С ними был согласен Джозеф Клена, сельский председатель Сисеро, обладающий достоверной информацией из первых рук.
«Эти выстрелы не были предназначены для моего мальчика», – сказал Энтони МакСвиггин после того, как услышал об убийстве. Действительно, на улице потемнело и периодически накрапывал дождь. Капоне и его люди просто не узнали прокурора.
Вопрос, кто именно убил МакСвиггина, не составлял тайны. «Эту автоматную бойню, – заявил на следующий день капитан полиции Стидж, – устроила банда Брауна-Торрио из Сисеро». Версию активно поддержали Кроу и начальник детективов Билл Шумейкер. Шумейкер немедленно получил ордер на арест Капоне по обвинению в убийстве. Оставалось собрать доказательства.
Капоне предпочел исчезнуть. Убийство помощника прокурора, даже имеющего дружеские отношения с гангстерами, вызвало настолько сильное негодование, что Капоне серьезно полагал, полиция может пристрелить его на месте. В лучшем случае его бы подвергли допросам с пристрастием в подвалах полиции и вынудили признаться в чем угодно.
Власти преследовали Капоне по всему фронту. Волна облав, погромов и арестов нанесла миллионный ущерб, не говоря об упущенных доходах. Были уничтожены составные звенья выстроенной цепи, раньше защищенные от явных наездов. Билл Шумейкер устроил разгром Harlem Inn в Стикни, долгое время считающийся официально закрытым, хотя продолжал успешно работать. В клубе нашли оружие, спрятанное под картинами, нелегальный бар, бордель на двадцать шесть комнат, набор секретных панелей и других хитроумных устройств. «В этом доме могло произойти все что угодно», – сказал один из наблюдателей.
Тем не менее Большой Чикаго был действительно прикрыт, и начальник полиции Морган Коллинз совершил инспекционную поездку и убедился в исполнении распоряжений. Такой жесткий подход вызвал восторг даже у ветеранов Форест-Вью. На передовое заведение Капоне Maple Inn тоже был повешен замок, но уже поползли упорные слухи: как только страсти улягутся, все вернется на места. Утром 30 мая, в День поминовения, к Maple Inn подъехали три машины с местными добровольцами и, подавив сопротивление одинокого темнокожего сторожа, спалили заведение дотла. Бервинские пожарные просто позаботились, чтобы огонь не распространился. На вопрос, почему ограничились лишь этим, они ответили, что не было воды. Капитан Стидж заявил: полиция не станет искать поджигателей. Он надеялся, что линчеватели сожгут остальные заведения: это гораздо проще и быстрее, чем каждый раз дожидаться решения суда.
Судья Уильям В. Бразерс, входящий в состав фракции Кроу, создал специальную коллегию присяжных в составе прокуратуры штата, чем вызвал гнев президента элитной союзной Лиги адвокатов Гарри Юджина Келли. Келли настаивал на расследовании не только убийства помощника прокурора, но и всей деятельности Кроу. «Разве мистер Кроу, – настаивал Келли, – может расследовать себя и полагать, что люди будут удовлетворены?»
Эхо народного гнева, выраженное Келли, убедило Кроу, что народ не будет доволен. Поэтому отклонил просьбу генерального прокурора штата Иллинойс Оскара Карлстрема (ранее врага, а теперь политического союзника) проконтролировать деятельность Большого жюри. Карлстрем заверил общественность: «Прокурор Кроу и я будем работать в полном взаимодействии!» (Общественность сделала вид, что поверила.)
От коллегии было мало толку, хотя присяжные честно трудились, невзирая на столкновение с непреодолимыми трудностями. По закону штата, специальная коллегия могла заседать один месяц. На протяжении деятельности жюри не было никого, кто мог бы внести ясность в дело.
Капоне отсутствовал. Майлс и Клондайк О’Доннелл добрались утром на такси до гаража, в котором оставили на ремонт Cadillac и исчезли на месяц. Никто не мог найти водителя Хенли. Корочек рассмеялся в полиции: «Скажу хоть слово – я покойник. Люди Капоне поклялись, что отведут меня «на прогулку». Судья отклонил требование независимого адвоката освободить Корочека «в связи с недостатком доказательств» после слезных просьб торговца оставить его под стражей. Корочек все-таки рассказал присяжным Карлстрема все, что знал, но информация, что Капоне принадлежат как минимум три пистолета-пулемета, не продвинула расследование.
27 мая, незадолго до роспуска Большого жюри, братья О’Доннеллы решили сдаться.
После демонстративного молчания, якобы испугавшись заключения под стражу, они ухватились за историю с бронежилетом, объясняя, почему МакСвиггин оказался в тот злополучный вечер в автомобиле. История была щедро разбавлена «творческими» подробностями. Братья рассказали, что были в салуне Доэрти, когда пришел Даффи, сыграть роль посредника между МакСвиггином (который искал жилет) и Доэрти (у которого, возможно, этот жилет был). Они сели в машину вместе с двумя другими людьми, которых О’Доннеллы не знали. Но братья вышли раньше, у дома Клондайка, и не видели остальных, пока двое неизвестных не вернулись с телами МакСвиггина и Доэрти. Про убийства им ничего не известно.
Правда была проще. МакСвиггин хотел выпить с друзьями, а гангстеры были в восторге прокатить помощника прокурора по салунам Сисеро, демонстрируя владельцам заведений, что могут обеспечить реальную защиту поставок пива. Через два дня суд отпустил О’Доннеллов.
Специальная коллегия присяжных Карлстрема пришла к выводу, что в действиях МакСвиггина и Кроу не содержалось никаких противоправных действий, а убийцы «не знали о личности или служебном положении жертвы». Доклад заканчивался выводом, что «обзор прецедентов прошлых лет не дает особого повода для тревоги в настоящее время».
К тому времени как Капоне
добрался до Чикаго, один
олдермен выразился так:
«Чикаго поистине уникален.
Это единственный абсолютно
коррумпированный город
в Америке». То, что Капоне
должен был появиться именно
в этом городе, – не то что
логично, но неизбежно.
Суд назначил вторую коллегию присяжных, на этот раз во главе с бывшим судьей Чарльзом А. МакДональдом, честным человеком, без порочащих политических связей. Судья МакДональд допросил больше людей, но не получил ответов. Но ему удалось положить конец разговорам, что МакСвиггин был в тот вечер с гангстерами по поводу официального или сколько-нибудь значительного дела.
По окончании срока заседания коллегии появился Капоне. Он сдался в 10 утра 28 июля 1926 года, через три месяца после убийства, федеральным агентам на границе штатов Иллинойс и Индиана, поскольку не доверял чикагской полиции.
За ночь до капитуляции Капоне дал обширное интервью репортерам. «Я не привык жаловаться, – заявил Капоне, – поэтому расскажу все, что знаю. Прошу дать шанс доказать, что я не имел никакого отношения к убийству моего друга Билли МакСвиггина. Меня обвиняли без всяких слушаний чуть ли не за все преступления, которые отмечались в календаре. Доказать мою невиновность не займет много времени. Надеюсь, адвокаты увидят: со мной обращаются как с человеком, а не пытаются натравить копов с топорами».
Капоне полагался на уверенность адвокатов, если три коллегии присяжных не смогли доказать его вину, государство не имеет права предъявлять какие-либо обвинения.
«Как насчет отношений с МакСвиггином и остальными?» – спросили журналисты. «У меня была встреча с МакСвиггином дней за десять до смерти, – ответил Капоне. – Со мной были друзья. Мы могли убить его, и никто не узнал бы».
«Полиция наплела много разных историй, взвалив на меня ответственность за кучу убийств. Они не могли найти истинных виновников, а я выглядел как козел отпущения. По словам полиции, МакСвиггин был моей головной болью в связи с преследованием Ансельми и Скализа за убийство двух полицейских. МакСвиггин говорил, что повесил бы их, если бы мог. Меня это устраивало».
«Доэрти и Даффи были моими друзьями, – продолжил Капоне, явно фантазируя, – я не трогаю друзей. Почему давал деньги Доэрти? Для него я был просто Аль-большое сердце, помогающий другу. Я не участвовал в пивном рэкете, мне было все равно, где ребята торгуют. Всего за несколько дней до убийства мой брат Ральф, Доэрти и братья О’Доннеллы вместе были на вечеринке».
Капоне пояснил, что во время стрельбы находился в ресторане и, как только услышал звуки выстрелов, кинулся наутек, опасаясь за жизнь. «Лучше было остаться и доказать, что невиновен, но что я мог сделать? Что бы произошло? Долгое время в камере, множество изматывающих допросов и обвинение во всех смертных грехах? Поэтому я ушел, но теперь готов вернуться. Но только с федералами. Любой офицер, имеющий право задавать вопросы, узнает все, что мне известно. Я расскажу, что знаю в связи с убийством».