В руке Томаззо было зажато три никеля, добытых, чтобы прокормить семью.
Вдова вышла замуж за бакалейщика Анджело Демори и переехала в Чикаго. Прекрасно сложенный, Винченцо Гибальди успешно занимался любительским боксом в полусредней весовой категории. Менеджер окрестил боксера Джеком МакГурном и, в конце концов, посоветовал уйти из бокса, потому что парню не хватало духу в поединках с более жесткими противниками. Вне ринга эта слабость не проявлялась.
МакГурн научился стрелять. В девятнадцать лет Джек вернулся в Бруклин, убил бандитов, застреливших отца, и серьезно ранил Дикого Билла Ловетта. В руки обоих трупов он вложил по пятицентовой монетке, а еще одну бросил на грудь раненого. Таким образом, три никеля в руке отца вернулись к его убийцам.
В 1923 году боевики убили отчима Джека, на этот раз не случайно: Демори был связан с братьями Джанна. Гибальди, к тому времени уже присоединившийся к Торрио и Капоне, добрался и до этих гангстеров. Поскольку Аль Браун и другие преступники делали все, чтобы затруднить собственную идентификацию и защитить семейную фамилию, Гибальди тоже взял псевдоним, изменив две буквы. Так Гибальди превратился в Гебарди. Другие члены семьи также взяли эту фамилию, хотя некоторые продолжали использовать Демори или альтернативное Демора. Тем не менее боксерское прозвище прочно застряло в газетах с добавкой Пулемет (хотя на самом деле он предпочитал револьверы). МакГурн совершил как минимум двадцать два убийства. Говорили, его настоящая фамилия Демори, или Демора… А может быть, и Гебарди.
Я такой же человек,
как и все. Все,
что я делаю, –
удовлетворяю спрос.
Капоне привязался к МакГурну. Несмотря на большой бесформенный нос, МакГурн был весьма хорош собой, с гладко зачесанными волосами и выразительными глазами.
Он одевался со вкусом и хорошо танцевал. МакГурн профессионально играл в гольф, скакал на лошадях, как индеец из племени апачи, и делал успехи во всех видах спорта, которыми занимался.
«МакГурн был милым парнем, – говорил Тони Берарди, делавший свадебные фотографии МакГурна. – Он располагал людей к себе».
Новый глава детективного отдела Департамента полиции Чикаго, Уильям О’Коннор, распорядился, чтобы всех известных преступников Чикаго принудительно проверяли на предмет наличия психических заболеваний.
Первым в очереди значился МакГурн. Тест показал, что с МакГурном действительно что-то не так, хотя, возможно, он проявлял беспокойство по поводу задаваемых вопросов. Как сказал дежурный детектив: «Если сейчас он не псих, то скоро станет». Фрэнку МакЭрлайну удалось уклониться от обследования, и, если он не был психопатом, Джека Потрошителя тоже следовало считать совершенно нормальным. Когда Болван Оберта показал сертификат о психическом здоровье, полученный у частного психиатра, стало ясно, программа О’Коннора бессильна.
О’Коннор планировал протестировать и Джо Айелло, решившего, что обладает сильной поддержкой крепких союзников. К таким союзникам, в частности, относился Моран, но от его былой мощи остались лишь воспоминания. Айелло также рассчитывал договориться с Барни Бертшером, Джеком Зутой и Билли Скидмором, полагая, что они не прочь разгромить Капоне, но, в отличие от первого рэкетира Наполеона, Капоне умело изолировал врагов, чтобы победить их по отдельности. Моран практически был бессилен, поэтому Капоне не стал тратить на него время. Капоне наведался в ближайшую штаб-квартиру Скидмора, патронирующего азартные игры в убедительной компании из десяти боевиков, включая Фрэнки Рио, МакГурна и Джека Хейнана (по словам Аля, «более жесткого, чем МакГурн»). Визит не носил агрессивного характера: речь шла о цене заключения мира. «Послушай, Билли, – сказал Капоне (он понимал, что организатором покушений являлся Айелло), – либо ты прекращаешь играть с Айелло в мои ворота, либо…» Скидмор пообещал передать сказанное: оппозиция Капоне так и не научилась координировать амбиции и выражать единое недовольство.
Айелло продолжал безумное преследование. 13 ноября 1927 года сержант Бернард Смит, действуя по анонимной наводке, совершил налет на квартиру в Роджерс-парке, в районе, контролируемом Джо Айелло. В ходе обыска полицейские обнаружили тридцать семь динамитных шашек и список имен и адресов, указывающий на отель Rex в Северном Эшленде. В гостинице полицейские застали Анджело Ла Мантио и еще четырех бандитов Айелло. При них были три винтовки и коробка с патронами. В карманах Ла Мантио находились чеки за аренду помещения далеко на западе, на бульваре Вашингтон, и ключ от комнаты 302 в гостинице Atlantic, располагавшейся в доме 316 на улице Саут-Кларк.
Квартира на бульваре Вашингтон, 4442, располагалась в доме, принадлежащем Тони Ломбардо, и представляла собой настоящее пулеметное гнездо. В пустующем номере гостиницы Atlantic полиция обнаружила винтовки, зажатые на станках, и бинокль. Оружие было направлено в сторону входа в магазин сигар через улицу по Сауз-Кларк, 311. Магазин Хинки Динка был центром политического мира Чикаго, где Капоне появлялся почти каждый день.
В полицейском участке Капоне отрицал, что узнал кого-нибудь из задержанных, но превратил Ла Мантио в дрожащий комок знаменитым испепеляющим взглядом. Этот взгляд плюс интенсивный допрос в звукоизолированном подвале убедил Ла Мантио рассказать о роли Джо Айелло в заговоре против Капоне. Полиция задержала и Айелло.
Настал черед Капоне совершать безумные поступки. Он отправил к полицейскому участку шесть машин с боевиками. Один из полицейских увидел автомобили из окна и решил, что детективы привезли захваченных преступников.
Никто не входил в участок, группа патрулировала улицу и смежный переулок и охраняла передний и задний входы.
Ошеломленный полицейский позвонил коллеге и предложил посмотреть на происходящее. Наконец трое наблюдателей подошли ко входу в участок, причем один переложил револьвер из плечевой кобуры в карман пальто. Полицейский, не веря своим глазам, узнал одного из троих, и понял, что «детективы» были людьми Капоне! Спешно собранная подмога окружила и задержала троицу. Ими оказались боевики Луи Кампанья, Сэм Маркус и Фрэнк Пери. Все были вооружены. Проходя мимо камеры Айелло, Кампанья начал что-то говорить, издавая рычащие звуки. Один из детективов, понимавший сицилийский диалект, разыграл задержанного и прислушался.
– Ты покойник, мой друг, настоящий покойник, – сказал Кампанья. – Ты не доберешься даже до конца улицы.
– Разве нельзя решить по-другому? – струхнул Айелло. – Дайте пятнадцать дней, и я уберусь из города.
– Ты дважды нарушил оказанное доверие, – последовал ответ Кампанья, – сам начал, а мы закончим.
После освобождения Айелло попросил О’Коннора предоставить охрану. «Конечно, я дам охрану, – ответил начальник детективов, – и посажу на корабль до Нью-Йорка».
Тем не менее Айелло вместе с женой и сыном уехал домой на такси. На следующий день адвокат представил в суд свидетельство врача, что у Айелло нервный срыв. Люди Капоне в это поверили.
Джо, Тони и Доминик Айелло быстро убрались из города и затаились в Трентоне, штат Нью-Джерси. Капоне объявил, что принял просьбу Джо о мире: «Я всегда готов вступить в диалог и открыт сотрудничеству. Но не намерен подвергать себя опасности. Если на меня нападут, нанесу ответный удар».
Когда Доминик вернулся в январе следующего года, двое людей Капоне – боевик Лоуренс Мангано и телохранитель Фил Д’Анда – предупредили не делать глупости и, в подтверждение серьезности намерений, еще раз расстреляли пекарню. Некоторое время Джо Айелло затих на время, но через год вернулся с револьвером калибра 45 под рукой.
Капоне чувствовал себя неуязвимым. Он собрал лучших людей в спортивном клубе Minerva Лоуренса Мангано, являющемся одновременно ночным клубом и казино. «Я главный, – объявил Капоне, – и буду продолжать работать. Меня много лет пытаются задушить, а я живу и здравствую».
В тот момент Капоне никто не мог преследовать, но проявленное в заявлении высокомерие повлекло расплату.
Еще большим безумием было решение Большого Билла Томпсона заменить Калвина Кулиджа[126] в президентских выборах в 1928 году. В омахской World-Herald отмечалось: «…мэр Томпсон… признался, что присматривался к варианту выдвижения на пост президента страны от республиканцев». Тем не менее Томпсон понимал: ему ничего не светит, пока он возглавляет город Аль Капоне, мировой символ бессилия закона.
Произошедшее в полицейском участке газеты назвали «Осадой детективного бюро», обвиняя Томпсона в бездействии. В печатных изданиях Томпсон выглядел мэром, неспособным контролировать город. В результате Томпсон вернул на должность начальника городской полиции Майка Хьюза, объявившего, что Капоне должен покинуть Чикаго. Капоне прекрасно понимал: все деньги, потраченные на защиту, пошли прахом и ему грозит опасность каждый раз, когда принимается решение совершить покушение.
5 декабря, через две недели после победы над Айелло, Капоне объявил, что уезжает во флоридский Сент-Питерсберг, где есть недвижимость, которую он желает продать. «Я не знаю, когда вернусь, если вернусь вообще, – заявил Капоне журналистам. – В любом случае не раньше окончания рождественских каникул». («Вряд ли он собирается возвращаться», – заметил Хьюз.)
Капоне пригласил прессу в гостиницу Metropole на прощальную вечеринку. Он только что вернулся из восьмидневной охотничьей поездки в Висконсин и даже не успел побриться.
Капоне и около двадцати его друзей были одеты в ультрамодные охотничье костюмы.
«Пусть достойные граждане Чикаго достают алкоголь, как хотят, – сказал Капоне. – Я устал от этой работы. Она тяжелая и неблагодарная».
«Я не был признан виновным в каком-нибудь преступлении (здесь Капоне сказал правду, но далее бурная фантазия взяла свое), не направлял людей на совершение преступлений и не имею привычки прятаться. Я не святой, но никого не убивал и не подставлял. – Естественно, репортерам не были известны его художества в Бруклине. Затем Капоне снова повернулся лицом к правде. – Ни один из моих парней не занимался грабежами или домушничеством. Они могли занять множество достойных рабочих мест «до» или «после», но не во время работы на меня».