Весной 1927 года Йель пробил «дефицитную» дыру в расходных статьях бюджета Капоне. Предполагалось, банда Black Hand будет обеспечивать прием контрабандного виски, предназначенного для Капоне, на Лонг-Айленде, а затем безопасный проход грузовиков через Нью-Йорк. Внезапно значительная часть грузовиков Капоне была угнана раньше, чем они успели проехать через Бруклин. Запасы виски сильно уменьшились.
У Капоне возникли подозрения, что дело нечисто, и он попросил старого бруклинского друга Филези ДеАмато проверить, не ведет ли Йель двойную игру.
В июне ДеАмато перезвонил Капоне из телефонной будки и сообщил, что грузовики действительно были украдены по указанию Йеля.
Это было роковой ошибкой. ДеАмато слишком поздно осознал, что его подслушивают.
1 июля 1927 года ДеАмато попробовал устроить засаду на Йеля, но все семь выстрелов прошли мимо. Через шесть дней, из черного седана, проезжающего мимо ДеАмато, стоящего на бруклинском тротуаре, выстрелили три раза. Две пули – одна в шею, другая в грудь – сразили ДеАмато наповал.
Угоны грузовиков продолжались. Капоне рассердился из-за предательства Йеля и убийства старого бруклинского друга (и шпиона). Однако он был сильно занят другими делами и не торопился с местью, ожидая, что Йель успокоится. Когда Капоне вернулся во Флориду в 1928 году, у него были все возможности спланировать возмездие.
Джек Гузик, Дэн Серрителли и Чарли Фишетти приехали к Капоне в конце июня. Вскоре к ним присоединились Джек МакГурн, Скализ и Ансельми. Компания выехала на поезде, следующим в Чикаго 28 июня, но убийцы вышли в Ноксвилле, штат Теннесси, где некто по кличке Чарльз Кокс за $2400 продал им черный седан марки Nash. На машине они отправились в Бруклин. Заблудиться было невозможно – МакГурн, выросший на этих улицах, знал каждую трещину на асфальте.
Около двух часов пополудни 1 июля 1928 года Йель выехал из дома в коричневом Lincoln. Ближе к четырем часам они с водителем Джеймсом Капони (он не был родственником Капоне и носил прозвище Притворщик Браун) выпивали в кафе Sunrise, принадлежавшем Йелю, на углу 60-й и 14-й авеню. В четыре часа Йеля срочно вызвали домой по телефону: что-то произошло с Люси, его молодой женой (Йель оставил первую жену, Марию, с двумя дочерями). Он бросился к машине, отклонив предложение Капони отвезти. Йель жил на западе Манхэттена на 81-й улице. В какой-то момент он заметил черный седан Nash и резко свернул на запад на узкую 44-ю и пересек 10-ю авеню. Из догнавшей машины одновременно раздались звуки револьверной, ружейной и автоматной пальбы. Lincoln въехал на бордюр и врезался в фасад дома 923. Один из боевиков выпрыгнул из машины и выстрелил в голову Фрэнки Йеля из пистолета калибра 45.
Убийцы вылетели на север в сторону 9-й авеню, затем свернули на запад по 39-й и оставили машину примерно в трех кварталах от начала. Далее боевики дошли пешком до Стейтен-Айленда, сели в ожидавший автомобиль и скрылись в сторону Нью-Джерси.
В брошенной машине полиция нашла обрез помпового ружья, автоматический «Кольт» калибра 45, «Смит-и-Вессон» калибра 38 и автомат без девяти патронов. Автоматный след вел к торговцу спортивными товарами в Чикаго Питеру фон Франциусу (вскоре он сыграет большую роль в истории Капоне). Было установлено, что найденные револьверы относились к партии, закупленной Паркером Хендерсоном в Майами по указанию Капоне и хранившейся в пустующем номере отеля Ponce de Leon. На ременной пряжке Йеля сверкали бриллиантовые инициалы – подарок Капоне ближайшим друзьям.
Соратники устроили Йелю славные похороны в отделанном серебром гробу за $15 000. Кортеж из ста четырех автомобилей был заполнен скорбящими, еще тридцать восемь автомобилей были наполнены цветами.
На одном венке из роз и орхидей была белая лента с надписью золотом, обещающая скорое возмездие: «Они получат свое».
В Майами прокурор округа Дейд, Роберт Тейлор, вызвал Капоне на допрос. Капоне утверждал, что занимается химчисткой в Чикаго, а в свободное время интересуется собачьими бегами в Сисеро.
Партнер Морриса Беккера вернулся в Чикаго в конце июля во время очередной облавы на штаб-квартиру в Metropole. 30 июля он перенес офис на север в отель Lexington, сильно обветшавший (как и Metropole) с открытия, когда там останавливался президент Гловер Кливленд[137] во время Всемирной выставки 1893 года.
«Как, – воскликнул менеджер Lexington, узнав о переезде, – сам Аль Капоне в моем отеле?! Потрясающая новость!» Капоне и его люди заняли пятьдесят четыре номера на третьем и четвертом этажах и, кроме того, разместили в других номерах девушек.
Новая пассия Капоне, сменившая Марсель, девушку из Roamer Inn, поселилась на пятом этаже. Эта несовершеннолетняя гречанка со светлыми волосами была обитательницей его многочисленных борделей. Когда у девушки возникли проблемы со здоровьем, она обратилась к доктору Дэвиду В. Оменсу, который, помимо всего прочего, был партнером Капоне на собачьих бегах в клубе Hawthorne Kennel в Сисеро. Тест Вассермана дал положительный результат, девушка была больна сифилисом. Неизвестно, какое лечение получил Капоне (если оно было вообще). В любом случае было слишком поздно.
Одним из первых посетителей Капоне в отеле Lexington был Фрэнк Дж. Леш[138], глава Чикагской комиссии по борьбе с преступностью. Он родился в семье немецких иммигрантов в 1852 году, окончил юридическую школу Северо-Западного университета, основал собственную фирму и стал юридическим консультантом станции Юнион[139] и всей Пенсильванской железной дороги к западу от Питтсбурга.
Параллельно Леш занимался общественной деятельностью: возглавлял специальный комитет, занимавшийся расследованием фальсификаций на выборах, и барную ассоциацию. Он работал над созданием Комиссии по предупреждению преступности, которую теперь возглавлял.
В свои семьдесят шесть лет высокий, сухощавый, седовласый Леш слыл фанатичным ксенофобом, как охарактеризовал один из современников. «Настоящие американцы не могут быть бандитами, – сказал однажды Леш. – Ими могут быть или недавние иммигранты, или первое поколение евреев и итальянцев, причем евреи являются мозгом, а итальянцы мускулами». Он восхищался методами Муссолини по отношению к мафии.
После крупных беспорядков ананасного праймериза 1928 года Леш, назначенный главным специальным помощником Генерального прокурора штата Иллинойс, пришел к выводу, что один умный итальянец может спасти всеобщие выборы в ноябре от хаоса. Кроме того, Леш хотел поспорить с Капоне о поведении и объяснить, почему «человек его способностей должен быть лучшим американцем». Встреча состоялась в конце августа.
Через четыре года Леш рассказывал Комиссии Сената, что видел двадцать пять или тридцать людей Капоне в отеле, «все смуглые и, вероятно, никто не говорил по-английски». Или не пытались говорить.
Пока Леш рассматривал портреты Вашингтона, Линкольна и Билла Томпсона, висящие на стене кабинета, ребята Капоне не выпускали оружия из рук.
В начале светской беседы Леш поинтересовался у Капоне отношением к альянсу между организованной преступностью и политикой.
– Кто-нибудь из сторон обязательно меня прикончит. В любом случае я этого не увижу.
– Я хочу попросить вас помочь только в одном, – продолжил Леш. – Уберите проклятых итальянских хулиганов подальше от выборов. – Личные кандидаты Капоне проиграли праймериз, поэтому ему было безразлично, чиновникам какой партии, республиканской или демократической, придется давать взятки.
Тем не менее просьба очень польстила Капоне, поскольку лишний раз подчеркивала его влиятельную позицию. Капоне было приятно, и он согласился помочь.
Эту версию Леш представил комитету Сената под присягой. Общаясь в неформальной обстановке с людьми из Академии криминологии Южной Калифорнии, Леш сказал, что Капоне, конечно, мог разобраться со всей Южной частью Чикаго, да и Северная не потребовала бы от него грандиозных усилий, «потому что там одни итальянцы». Что касается ирландских банд на западе, он попросил вмешательства полиции. В ночь перед выборами семьдесят полицейских автомобилей выехали, чтобы задержать бандитов, которые могли вызвать проблемы. Леш охарактеризовал прошедшие выборы как единственные честные за последние тридцать лет.
Незадолго до выборов бруклинская банда Black Hand, в сговоре с набравшимся сил Джо Айелло, заплатила первый взнос по счету, выставленном на безымянном венке Йелю: «Они получат свое». Конечно, они не смогли добраться до Капоне, который летом вернулся во Флориду. И там, и в Чикаго меры предосторожности и верные телохранители делали его практически неуязвимым. Капоне никогда не считал ворон, а Тони Ломбардо представлял более легкую цель. Подростком приехавший в Америку с $12 в кармане, он стал весьма успешным. Тридцатишестилетний Тони Ломбардо был относительно беспечен.
Ломбардо закончил рутинную работу в штабе Unione, на Сауз-Диброн, 8 и покинул офис примерно в половине пятого в пятницу 7 сентября 1928 года, в сопровождении телохранителей Джозефа Ферраро и Джозефа Лолордо. На углу Мэдисон внимание Тони привлекла толпа зевак. Около универмага Boston с помощью блока рабочие поднимали на крышу здания настоящий самолет. Ломбардо и телохранители отвлеклись и не заметили двух человек, маячивших около входа в сетевой ресторан Raklios. Когда Ломбардо проходил мимо этого ресторана, раздался возглас: «Вон он!»
Боевики оказались в нескольких шагах от Тони с телохранителями и начали стрелять. Разрывная пуля раздробила позвоночник Ферраро, смертельно ранив его. Еще две снесли затылок Тони Ломбардо. Лолордо не пострадал, но был задержан, когда преследовал одного из стрелявших. Убийцам удалось скрыться с места преступления.
На следующий день итальянцы праздновали один из величайших церковных праздников – День Богоматери Лоретской. Отец Луи М. Джамбастиано видел немало убийств во время политической борьбы Д’Андреа и Пауэрса. Разборк