Джек Сьюэлл, молодой владелец магазина одежды в Майами, когда-то спарринговал с самим Джином Тунни. Узнав об этом, Капоне попросил Сьюэлла с ним побоксировать. Сьюэлл решил, что тучный курильщик сигар не представляет для него особой угрозы. «Но я сразу понял, – вспоминал позже Сьюэлл, – мне придется нелегко. Капоне был крепким, как гвоздь, сильным, быстрым и обладал хорошей защитой». За дружеским поединком наблюдали четверо зорких охранников.
Капоне согласился выплатить Гиблину $10 000, из которых тот должен был оплатить $1000 как поручитель, а остальную сумму принять авансом, чтобы выступать представителем Капоне во всех дальнейших делах. Ни о каких $50 000 не шло и речи.
Незадолго до того, как Уилкерсон предоставил отсрочку оглашения приговора, Капоне посетил американское дерби в Вашингтон-Парке. С ним была гостья, вдова чемпиона в тяжелом весе, Боба Фитцсиммонса[202]. Соседние места занимали телохранители. Среди зрителей был прокурор Джордж Джонсон, пораженный, что восторженная толпа спела «This Is a Lonesome Town When You’re Not Around» Дюка Эллингтона в честь Капоне.
Пресса считала это победой Капоне. Казалось, поклонники были готовы петь серенады. Но, как сказал Капоне еще в Филадельфии: «Тюрьма – в любом случае дурное место. Не обольщайтесь». Но именно туда ему предстояло отправиться.
Глава 28…Навсегда
За день до объявления приговора раздумывающий о снисхождении Капоне, в номере гостиницы Lexington, в домашних туфлях и черной шелковой пижаме, встретился с представителями прессы. «Покидая отель, – сказал Капоне, – я прощаюсь с рэкетом. Я решил с этим покончить, – его кулак ударил по столешнице, – полагаю, вернувшись из Ливенуорта, займусь честным бизнесом».
Как насчет слухов, что Джонни Торрио возьмет дело в свои руки, пока Капоне будет отсутствовать? Капоне рассмеялся: «Торрио испытывает те же чувства, что и я. Он не вернется в этот бизнес и за миллион долларов. Он вышел из дела, теперь ухожу и я, не без помощи правительства Соединенных Штатов. У меня есть жена, сын и прекрасная мать, как у любого мужчины на земле. Они болезненно перенесут разлуку, но у них будет муж, отец и сын, на которого больше никто не посмотрит как на нарушителя закона. Вот почему я признаю себя виновным и намереваюсь принять любое наказание, не оспаривая обвинения федералов и не собираясь заставлять правительство тратить деньги на дорогостоящие судебные процессы и апелляции».
Накануне оглашения приговора Капоне чувствовал себя «замечательно, но нервно». «У меня проблемы, но я не жалуюсь на жизнь. Непонятно, почему правительство не судит банкиров, взявших сбережения у тысяч бедных людей и не вернувших обратно ни цента, когда банки лопнули? Разве не хуже отобрать последние доллары, с трудом накопленные семьей, чем продать немного пива?»
Капоне сказал, что не питает никаких обид: «Если правительство Соединенных Штатов считает, что может очистить Чикаго, отправив меня в тюрьму, тогда все в порядке. Буду очень обязан федералам за кусочек территории, который мне выделят. Увидимся завтра в суде!» Казалось, он сожалел только, что пропустит Всемирную ярмарку, которой никогда не видел, но надеялся, Чикаго будет иметь большой успех.
«Это был явный консенсус, – написал следующим утром репортер. – Капоне ожидал приговора на срок от двух до трех лет, вероятнее всего – на два с половиной и смешного штрафа в $10 000».
Журналисты столпились в зале суда, ожидая появления в 10.00 судьи Уилкерсона. «Ничего особенного, – сказал Капоне. – Оглашение приговора не займет много времени, но все равно я немного нервничаю. Я всего лишь человек. Моя семья не будет присутствовать. А теперь оставьте меня на несколько минут одного, парни».
Все изменило вступительное слово Уилкерсона. Он заявил, что Капоне признал вину, основываясь на рекомендации прокурора штата с точки зрения воздействия на приговор. «Однако все должны понимать, – тут судья взорвал настоящую бомбу для прессы, – суд не обязан принимать эти рекомендации или выносить решения в соответствии с ними. Стороны процесса не могут указывать суду на приговор. Ответчик не может заключать никаких соглашений, касающихся вынесения судебного решения по делу».
Соглашение было именно тем, на что рассчитывал Капоне, но, похоже, сделка не состоялась, и положение вещей принимало скверный оборот. «Если ответчик, – сказал судья, – просит снисхождения, он должен быть готов ответить на все вопросы, заданные судом, касающиеся обвинений, по которым признал вину».
Это заняло больше времени, чем полагал Капоне. В первой половине дня Уилкерсону предстояло выслушать еще одно гражданское дело, поэтому он отложил дело Капоне до двух часов.
На возобновленном процессе прокурор Джордж Джонсон выглядел немногим лучше, чем обвиняемый и адвокат Майк Ахерн. Руки Джонсона дрожали, а голос то и дело прерывался. Правительство стремилось избежать опасностей судебного разбирательства и отправить Капоне в тюрьму как можно быстрее.
После предъявления первого обвинения адвокаты вступили в переговоры с правительством. В сделке приняли участие налоговики и генеральный прокурор. Федералы согласились рекомендовать суду, чтобы приговоры по всем обвинениям были вынесены одновременно. «Своими дальнейшими действиями я обязан стороне защиты. Если бы они не поняли, что я дам суду подобные рекомендации, Капоне не признал бы себя виновным». Ахерн согласился с Джонсоном, добавив: при установлении договоренности с его стороны было выдвинуто условие, «чтобы ответчику больше не задавали никаких вопросов». Что касается показаний Капоне, Ахерн сказал судье: «Это предусмотрено как просьба – не задавать ответчику никаких вопросов».
Уилкерсон ответил, что суд выслушает рекомендации, но в конечном итоге не обязан принимать решения в соответствии с ними. Уилкерсон начинал понемногу закипать: «Произошли некоторые вещи, которые я бы назвал по меньшей мере прискорбными. Были сделаны заявления неуважительного характера с целью опорочить правосудие, проводимое усилиями федерального суда. Дошло до того, что в газетах заранее объявили срок наказания. Я не могу оставить подобные разговоры без внимания. Настало время показать обвиняемому, что торговаться с федеральным судом совершенно невозможно».
На следующий день Уилкерсон объявил, что готов учесть признание Капоне виновности в уклонении от уплаты налогов, но также рассматривает обвинение в сговоре с целью нарушения сухого закона.
Уилкерсон распорядился, чтобы Большое жюри изучило обвинение по этому пункту и заменило его на «умышленное нарушение закона Джонса». В последнем случае законодательство предусматривало более суровое наказание. Когда коллегия присяжных попыталась обосновать, почему нельзя обвинить Капоне по закону Джонса, Уилкерсон просто отказался слышать доводы. Уилкерсону было нужно обвинительное заключение, а не теоретический отчет. Капоне отозвал признание вины, касающееся заговора. Уилкерсон назначил слушание по налоговому обвинению на 6 октября 1931 года.
Летом Капоне дал интервью Корнелиусу Вандербильту-младшему[203] в своем офисе в гостинице Lexington.
Капоне сказал, что завидует банкирам: «по сравнению с грабежами, которые устраивают друзья вашего отца, я лишь мелкий игрок». Затем произнес длительный монолог, касающийся экономического, политического и морального упадка Америки, произведя впечатление на своего интервьюера способностью убеждать. По мнению Капоне, единственное лекарство от всех болезней страны заключалось в смене правительства, отправке за решетку всех мэров и полной открытости для общества федеральной власти.
Учитывая положение Капоне, это заявление показалось Вандербильту весьма смелым. «Они пытаются меня напугать, – Капоне демонстративно зевнул. – Федералы прекрасно понимают, что этот город превратится в ад, если меня уберут. Кто еще, кроме меня, может держать в узде мелких рэкетиров, которые досаждают порядочным людям?» Капоне старался выглядеть более уверенным, чем на самом деле. Когда Вандербильт появился в середине судебного разбирательства, Капоне стал отрицать, что давал подобное интервью, назвав его неофициальной деловой встречей.
Почувствовав падение, от Капоне отвернулись некоторые его поклонники. За три дня до суда во время футбольного матча между командами Северо-Западного университета и Университета Небраски-Линкольна его просто освистали. Президент команды Северо-Западного университета поинтересовался, нельзя ли удалить Капоне со стадиона, на что главный распорядитель игры, старый приятель Зуты, ответил, что у этого человека и лиц, его окружающих, такие же билеты, как и у всех остальных зрителей.
Не дожидаясь окончания довольно вялого матча, Капоне двинулся к выходу. Группа детей последовала за ним и начала выкрикивать всякие гадости. Идущий следом Джек МакГурн, повернувшись, нахмурился и погрозил кулаком, но шум толпы стал сильнее, заглушая скандирование преданных сторонников.
Незадолго до начала разбирательства Капоне попытался исправить свое положение двумя проверенными путями.
Во-первых, представитель Капоне навестил Элмера Ирея и предложил $1,5 миллиона, если он поможет избежать тюремного заключения. Во-вторых, Капоне хотел воздействовать непосредственно на присяжных, но Эд О’Хара назначил тайную встречу Фрэнку Уилсону и показал ему список из десяти имен. Эти люди занимали номера от 30 до 39 в списке присяжных еще до того, как делом занялся судья Уилкерсон.
Люди Капоне предлагали им обычный «джентльменский набор», в который входили деньги, обещание политической карьеры и угрозы. Уилсон, Элмер Ирей и Джордж Джонсон передали список Уилкерсону. Он перезвонил на следующий день, когда получил копию полного списка. Уилкерсон подтвердил, что эти люди действительно занимали номера 30–39 в списке присяжных. «Занимайтесь своим делом спокойно, господа, – сказал судья, по воспоминаниям Уилсона. – Остальное предоставьте мне».