Итак, перед нами не ошибки на пути поисков истины, а преднамеренное искажение уже известных и самим же Коном открытых истин.
Ганс Кон, как показывают его труды, "эволюционировал" пока в одну определенную сторону — в сторону отказа от правды. Однако за каждую отдельную личность нельзя ручаться и Кон может еще изменить свои концепции в сторону их более тонкой и искусной маскировки или даже (что почти невероятно) в сторону отказа от лжи и клеветы. Но что бы ни случилось лично с Гансом Коном, можно вполне определенно сказать одно: сама тенденция, которую он представляет сегодня, явление более глубинного порядка, явление более устойчивое, она не может так просто исчезнуть из идеологической надстройки буржуазного общества, пока не перестроены его классовые основы. А кроме того, при всех возможных изменениях взглядов самого профессора его работы 40—50-х годов безусловно останутся классическим примером тех фальсификаторских тенденций, которые господствовали в США в эпоху маккартизма, которые господствуют там, к сожалению, и в наши дни.
Кстати, весь параграф "Ганс Кон против Ганса Кона" можно было бы озаглавить и по-другому: "Переписывание русской истории!" (Rewriting Russian History), как был назван вышедший не так давно в США сборник, доказывающий, что все развитие советской исторической науки — это просто-напросто замена одних положений другими — на злобу дня[187]. Среди "ревнителей" исторической правды выступают в этом сборнике люди, которые позавчера носили маску советского гражданина, вчера продались гитлеровским фашистам, а сегодня с почетом приняты в американской буржуазной науке. Набрав из советской же литературы критических замечаний в адрес некоторых советских историков, они пытаются выдать открытое исправление наших отдельных ошибок, борьбу за строжайшую объективность в марксистской науке за "отсутствие" в ней объективности вообще. Одним из эпиграфов к своей работе они взяли слова Вольтера: "Хорошо писать историю можно только в свободной стране". Слова, конечно, замечательные. Но сколько мы ни искали в американской буржуазной литературе ответа на вопрос, почему, например, Ганс Кон "переписывает русскую историю", все усилия наши оказались напрасными.
Но, может быть, Ганс Кон исключение в науке "свободного" Запада? Приведем еще пример, который наряду с коновским может быть также увековечен в качестве классического образчика "переписывания истории". В США в 1945 и 1956 гг. вышло два издания "Иллюстрированной истории России" (A Picture History of Russia). На одних и тех же страницах, но в разных изданиях, здесь можно прочитать следующее[188]:
Издание 1945 г.
"Ленин не поколебался… встретить насилие насилием…" (стр. 209).
"Национальная политика Советского правительства есть полная противоположность национальной политике царской империи" (стр. 227).
Санаторий для рабочих в Кисловодске, где они отдыхают за счет государства (подпись под фотографией на стр. 276).
Издание 1956 г.
"Ленин не поколебался систематически применять жестокость и насилие…" (стр. 209).
"Национальная политика Советского правительства есть хитроумное видоизменение национальной политики царского правительства" (стр. 227).
Санаторий для бюрократии, где переутомленная элита отдыхает за счет государства (подпись под той же фотографией на стр. 274).
Мы не нашли пока в американской печати никаких разъяснений по поводу этих и подобных им примеров, но зато узнали, что данное пособие издания 1956 г. — "наиболее полный, авторитетный и объективный труд". Вот как пишется и переписывается в "свободной Америке" история "тоталитарной России".
ГЛАВА 4СВЯЗЬ ИСТОРИИ С ПОЛИТИКОЙ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
Попытаемся понять, что же произошло с Гансом Коном? Почему он переписал заново всю историю России? В силу каких причин под его пером царство империализма превратилось в свободный мир, Октябрьская революция — в контрреволюцию, социальный прогресс России — в регресс? Что заставило его именовать борьбу народов Востока за политическое и социальное освобождение против империализма борьбой "тоталитарных" монгольских наций против "Европы", выдавать процесс приобщения народов Востока к единой общечеловеческой культуре за процесс их отпадения от этой культуры?
Хотя Кон, как и большинство ренегатов, не вспоминает о своих прежних воззрениях, однако по его нынешним трудам можно заключить, что причины их пересмотра он объясняет тем, что накопился новый "опыт". "Написание истории всегда избирательно, — пишет он в своей последней книге "Дух Германии". — Ударение и акцент определяются опытом нашего поколения и нашими собственными суждениями о событиях. Задача каждого поколения, которое было свидетелем великих исторических сдвигов, состоит в том, чтобы заново переосмысливать историю"[189].
Конечно, можно, а иногда и должно пересматривать старые оценки в свете последующих событий. Но есть факты и выводы, отменить которые не могут никакие последующие события. Таков, например, тот факт, что первую мировую войну развязали империалисты, а первым покончил с ней русский революционный пролетариат. Таковы, например, выводы о реакционности колониализма, о народном характере социалистической революции в России. Но именно такие факты и выводы пересматривает софистически Г. Кон. Результат его последних работ выражается в одной простой формуле, ее "обоснование" — в одном простом приеме. Вся история России начиная с Октября 1917 г. сводится исключительно к ошибкам, связанным с культом личности И. В. Сталина, вся история России до Октября трактуется как "подготовка" этого культа. Объявив самокритику коммунистов за свидетельство "кризиса коммунизма", буржуазная пропаганда попыталась скрыть реальный кризис буржуазной политики и идеологии, "бросить тень на великие идеи марксизма-ленинизма, подорвать доверие трудящихся к первой в мире стране социализма — СССР, внести замешательство в ряды международного коммунистического и рабочего движения"[190]. Осью всей антисоветской пропаганды в последние годы и в том числе буржуазной историографии СССР сделалось заведомо лживое положение о том, что культ личности был порожден якобы самим советским строем, явился "логическим развитием" марксизма-ленинизма и был фатально предопределен всей предшествующей историей России. Все средства были брошены на то, чтобы выдать ошибки коммунистов за существо коммунизма. Всеми силами коны стараются скрыть ту истину, что ошибки, связанные с культом личности, были порождены не теорией и практикой коммунизма, а именно отступлением от этой теории и практики, отступлением от указаний Маркса, ленинских принципов демократизма, что коммунисты сами вскрыли эти ошибки и сами их ликвидируют. Не было и не могло быть фатальной неизбежности этих ошибок. Возможность культа далеко не обязательно должна была превратиться в действительность. Вывод, к которому неизбежно приходят люди, гласит: какой же внутренней силой должен обладать коммунизм, если, несмотря на ошибки и вопреки им, он сумел развиться в такую гигантскую силу! Какие же ни с чем не сравнимые, неисчерпаемые возможности развития открывает он при правильной политике! Все попытки Кона "облагородить" свою смену позиций, выдать себя за "глубоко разочаровавшегося" в социализме "искателя истины" — это не что иное, как маскировка ренегата.
Подлинный характер взглядов Кона вскрывает сравнение его теорий с делами и словами ведущих политиков буржуазного Запада. И здесь и там мы находим одно и то же: апологетику капитализма и клевету на социализм, противопоставление "свободного" Запада "тоталитарному" Востоку, отождествление внешней и внутренней политики России царской и России Советской, фашистских режимов и советской демократии, линию на раскол между народом Советского Союза и партией, между Советским Союзом и странами народной демократии, спекуляцию на ошибках, связанных с культом личности, защиту колониализма и осуждение национально-освободительного движения народов, расчеты на военные блоки и крестовые походы и, наконец, освящение всего этого именем божьим. То, что делал Даллес или Никсон, повторял и повторяет Кон. Политика с позиций силы подкрепляется идеологией с позиций лжи. Политика — приказывает, "наука" — исполняет, исполняет охотно и добровольно. Все научные "выводы" Кона, это не выводы, а точное исполнение задания. Он доказывает то и только то, "что и требовалось доказать". Кон рабски воспроизводит все движения и жесты своих хозяев, он превратился в Strohpuppe — марионетку, выражаясь его собственной терминологией 20-х годов.
Если искажение фактов истории в последних трудах Кона предопределялось его идеалистической методологией, то мы теперь видим, как эта сама "методология" предопределена его нынешними социальными позициями. Изменились социальные позиции Кона, изменилось и его отношение к науке.
Конечно, нельзя в каждом ошибающемся видеть фальсификатора и корыстолюбца. Из того положения, что прежде всего и главным образом важна объективная роль, которую играет в обществе та или иная теория, — отнюдь не следует пренебрежение к субъективной стороне. Наоборот, только установив, скажем, объективно ошибочный и вредный смысл данной теории и можно переубедить человека, если у него были действительно хорошие намерения. Ничто так не действует на субъективно честного, но серьезного ошибающегося человека, как доказательство объективного вреда его деятельности, как убеждение его в том, что он игрушка в руках антинародных партий и классов. Если вся история — это не тротуар Невского проспекта, то это относится и к науке, к тем трудным путям, которыми идут ученые. Таким ученым обязательно надо помочь разрешить те, казалось бы, безнадежные противоречия, в которых они запутались, в их теориях обязательно следует искать, находить и взращивать те зерна истины, которые там имеются. Именно так поступали всегда Маркс, Энгельс, Ленин, отделяя сознательных фальсификаторов от ошибающихся людей, разоблачая первых, но и непримиримо критикуя ошибки последних. Вспомним, как Маркс, обоснованно отвергнув ошибки Рикардо, писал в то же время, что это — муж науки, что ему была присуща научная добросовестность, что его рассуждения носят характер