ий теорию классовой борьбы и объявивший ей войну"[200].
Именно в годы борьбы с революцией Гизо выдвинул тезис о незыблемости национальных традиций. Но, подхватывая вслед за Гизо этот тезис, Ганс Кон не говорит о том, что он был связан у старого Гизо с прямой фальсификацией исторических событий. Лучшее свидетельство тому — хотя бы "Введение" к I тому "Истории Английской революции", в котором знаменитый историк поменял на обратные все свои главные выводы и все свои принципиальные оценки. Из этой работы видно, писали Маркс и Энгельс, что "даже самые умные люди ancien regime, даже те, кому ни в коем случае нельзя отказать в своего рода таланте историка, до того сбиты с толку роковыми февральскими событиями, что утратили всякое понимание истории, даже понимание своих собственных прошлых поступков… Вся революция объясняется лишь злой волей и религиозным фанатизмом нескольких смутьянов, которые не захотели довольствоваться умеренной свободой… Там, где нити исторического развития Англии сходятся b один узел, которого г-н Гизо сам уже не может разрубить — хотя бы только для видимости — посредством чисто политической фразеологии, там он прибегает к религиозной фразеологии, к вооруженному вмешательству божества… От своей совести Гизо спасается при помощи бога, а от непосвященной публики — при помощи стиля"[201].
Гизо, как мы уже сказали, был не только историком, но и политиком. Он расправлялся с революцией не только на страницах своих книг, но и на улицах Парижа. И, подытоживая опыт своей теории и практики, он сказал в тех самых "Очерках по истории Франции", на которые ссылается Кон, известные слова: "Если история освещает политику, то политика в еще большей степени оказывает эту услугу истории. События настоящего проясняют факты прошлого"[202].
Но Гизо упустил в этой формуле одну "небольшую" деталь. Помочь освещению фактов прошлого действительно может политика прогрессивных восходящих классов, которых толкает к познанию истины их кровный интерес. Для старого Гизо, связавшего историческую науку с интересами отживающих реакционных сил, события настоящего только затемняли эти факты. И слова его стали своеобразным завещанием буржуазной исторической науке: фальсифицировать историю в угоду текущей политике.
Ганс Кон и его нынешние коллеги верны этому завещанию. Их "труды" подтверждают еще раз, что действительная потребность капитализма состоит не в науке, а в разработке собственных иллюзий, в извращении объективных представлений о мире, о своем противнике и о себе самом.
Требуется опровергнуть тот неумолимый факт, что развитие современного общества идет к социализму и коммунизму, и десятки томпкинсов, шульце, мейеров начинают развивать "теорию" противоположности исторических путей так называемого Запада и так называемого Востока. Требуется обосновать тезис о том, будто Россия Советская "подобна" царской России, что она является таким же "тоталитарным" государством, и баргурны, томпкинсы, коны и им подобные начинают выискивать "корни" русской государственности в самодержавии Ивана Грозного или Петра I, доказывать постоянство "русского духа", "единство национальных традиций" старого и нового Кремля. Требуется обосновать миф об "агрессивности русского коммунизма" и обнаружить "империалистическую политику" СССР — в ход идут "научные" хрестоматии по истории русского панславизма. Требуется представить ленинизм как специфически русскую религиозно-мистическую идеологию — и хейеры, филипы, чижевские превращают большевиков в наследников "славянофильства", находят уже у Хомякова, Достоевского и даже Иосифа Волоцкого "зародыши" ленинских идей. Требуется опорочить организационные принципы партии большевиков — и появляются труды раухов, даниельсов, шайбертов, шапиро, привязывающих к большевизму то "наследство" вроде нечаевщины или бакунизма, от которого он отказывался, и отказывающих ему в том наследстве, которое он развивал. Требуется отметить сорокалетие социалистической революции в России новой клеветой на социализм — и немедленно возрождается грязная провокаторская фальшивка о большевиках — агентах кайзеровской Германии, появляются иллюстрированные "фотодокументами" исследования мурхедов и земанов об Октябрьском перевороте, совершенном-де на "немецкие деньги".
Призванные извлечь "уроки прошлого", раскрыть "тайны" большевизма, десятки и сотни новейших специалистов по России оказались способными только на одно: повторение грязной веховской клеветы на большевиков, "расширенное воспроизводство" домыслов русской буржуазии о ходе событий, своем противнике и себе самой. Выводы реакционных историков о русской истории, за какую бы тему они ни брались, известны им до изучения реальных фактов, они носят априорный характер, определены заранее. У всех этих "специалистов по России" одни и те же заказчики, одни и те же теории, одна и та же методика, одни и те же источники. Все их "новейшие" исследования скроены на один и тот же надоевший фасон. Официальная буржуазная историография России, представленная Карповичами и леонтовичами, Томпкинсами и баргурнами, мурхедами и десятками их коллег, — это поистине безликая историография, где отсутствует всякое подобие самостоятельной мысли, где царит один и тот же серо-грязный угнетающий шаблон. То, что пишет Стюарт Рамсей Томпкинс в своем "Русском духе", повторяет в своем "Духе современной России" и Ганс Кон; все выводы и умозаключения курса русской истории Карповича воспроизводят и коновские "Основы истории современной России"; если вы прочли одно исследование, одного "выдающегося" специалиста, вам известны заранее и "цитатный материал", и "методология", и выводы десятков и сотен других.
И все эти "специалисты" так же беззастенчиво фальсифицируют и препарируют факты, вырывают из закономерного развития явлений случайные примеры, ставят те же "отточия" на неугодных им событиях и делах, проводят такие же беспочвенные параллели и аналогии. У всех этих исследователей оказываются одни и те же источники: писания русских и зарубежных веховцев вроде Струве, Бердяева, Т. Масарика. И все они, по существу, руководствуются в исследовании "корней" большевистской революции словами своего духовного учителя веховца Бердяева из его книги "Русская идея": "Меня будет интересовать не столько вопрос о том, чем эмпирически была Россия, сколько вопрос о том, что замыслил творец (а точнее, сам Бердяев. — Авт.) о России… Эмпирически столь многое отталкивает в русской истории".
Ганс Кон и его коллеги точно следуют этой заповеди, и религия точно так же освящает их ложь. Конов эмпирически "отталкивает" преемственность коммунистов России с великой демократической и социалистической традицией Запада, и они приписывают Ленину то, что он никогда не говорил, извращают то, что он утверждал на самом деле. Их "отталкивают" достижения социализма, и они доходят до того, что вообще заканчивают историю современной России на 1917 г. Их "отталкивает" борьба колониальных народов за свое освобождение, и они готовы объявить "восточный национализм" нездоровым явлением. Их вообще "отталкивает" весь мир, который развивается не по их предписаниям, и вот они, будучи не в силах познать его законы, изменить ход вещей, создают в своих книгах другой, иллюзорный мир, по-своему перекраивают и перекрашивают его историю.
Подчеркнем еще и еще раз: нельзя думать, что вся современная буржуазная наука представлена только конами. Имеется немало буржуазных историков, защищающих капитализм не так примитивно, как Ганс Кон, отличающихся от Кона если не убедительностью, то изощренностью лжи. Есть и такие буржуазные ученые, которые не утратили уважения к фактам, в их трудах все заметнее становится расхождение между методологией и фактологией. Имеются, наконец, и такие, кто приходит к мысли об обреченности капитализма и несостоятельности буржуазного мировоззрения. Все больше представителей зарубежной исторической науки включаются в борьбу за мир. Несомненно, что за этими, последними, тенденциями — будущее.
Но пока еще они, коны, процветают и господствуют в официальной буржуазной науке. Эта наука и призвана разжигать ненависть между народами, поддерживать атмосферу "холодной войны", клеветать на коммунизм.
Воплощением этого слияния реакционной политики и лжеистории явились показательные эпизоды совсем недавнего прошлого. К визиту Н. С. Хрущева в США в сентябре 1959 г. одна из американских газет опубликовала выдержки из сочинения барона де Кюстина о России, написанного более 100 лет тому назад ("Россия в 1839 году"). Тогдашний вице-президент Никсон рекомендовал эту книгу американскому читателю в качестве руководства для понимания… современной России. Кто будет отрицать, что подобного рода "аргументы" доставляют реакционным американским политикам и столь же реакционной прессе "историки" вроде Кона, публикующего в своих хрестоматиях типа "Дух современной России" декюстиновские мемуары? Летом 1960 г. губернатор штата Нью-Йорк Рокфеллер "обнаружил" у Ленина и предал гласности в одной из своих речей следующие "характеризующие коммунистов" слова: "С помощью террора и аналогичных методов, измены, вероломства и отказа от всякой правды мы низведем человечество до покорного повиновения нашей власти". Разумеется, "ленинская цитата" оказалась на поверку жульнической подделкой, явив миру еще одно убедительное доказательство того, что на путь "отказа от всякой правды" встал отнюдь не коммунистический, а так называемый "свободный западный мир". Однако буржуазная печать нашла способ "спасти" пойманного с поличным губернатора, объявив, что хотя подлинность цитаты не установлена, она довольно точно воспроизводит "советский дух"! Но разве не пособия вроде коновского "Духа современной России" служили подспорьем Рокфеллеру и его подручным?
Построение разного рода беспочвенных исторических параллелей — любимое занятие официальной буржуазной "россики". Сравнивать исторические события разных эпох нисколько не запрещается. Сравнивать даже полезно для уяснения сути событий. Только сравнивать надо совсем не то и не так, как это делают Кон и его коллеги. Сравниваемые явления должны быть сопоставимы, должна иметься общая социальная основа для сравнений.