– Не думаю, что это хорошая идея, – говорит Джером, но по выражению лица юноши – Ходжес видит его в зеркале заднего вида – понятно, что он знает: к нему не прислушаются.
– Другой у меня нет, – отвечает Ходжес.
Вылезает из автомобиля. Прежде чем успевает закрыть дверь, Холли наклоняется к нему:
– В доме никого нет. – Ходжес ничего не говорит, но она кивает, словно получила ответ. – Или вы не чувствуете?
Если на то пошло, он чувствует.
Ходжес идет по подъездной дорожке, замечает задернутые шторы большого окна на фасаде. Смотрит на «хонду», но не видит ничего достойного внимания. Берется за ручку дверцы со стороны пассажирского сиденья, тянет на себя. Дверца открывается. Воздух в кабине горячий и затхлый, с легким запахом спиртного. Он захлопывает дверцу. Поднимается на крыльцо, нажимает кнопку звонка. Слышит его трель в глубине дома. Никто не откликается. Звонит снова, потом стучит. Никого. Он стучит еще сильнее, полностью отдавая себе отчет в том, что мистер Бисон с другой стороны улицы жадно ловит каждое его движение. Дверь никто не открывает.
Ходжес направляется к гаражу, смотрит в одно из окошек. Какие-то инструменты, мини-холодильник – и все.
Он достает мобильник и звонит Джерому. Этот квартал Элм-стрит очень тихий, поэтому он слышит – пусть и едва-едва – мелодию «Эй-си/Ди-си». Видит, как Джером подносит мобильник к уху.
– Пусть Холли включит айпад, зайдет в базу налогоплательщиков города и узнает, кому принадлежит дом сорок девять по Элм-стрит. У нее получится?
Он слышит, как Джером спрашивает Холли.
– Она говорит, что попытается.
– Хорошо. Я обойду дом. Оставайся на связи. Я буду давать о себе знать каждые тридцать секунд. Если пройдет минута, звони «девять-один-один».
– Вы действительно хотите идти, Билл?
– Да. Предупреди Холли, что фамилия владельца не слишком важна. Не хочу, чтобы она занервничала.
– Она совершенно спокойна, – отвечает Джером. – Уже запрашивает базу. Не отключайте мобильник.
– Само собой.
Ходжес проходит за дом. Двор маленький, но аккуратно прибранный. Посередине круглая цветочная клумба. Ходжес задается вопросом, кто посадил цветы – мамуля или сыночек? Он поднимается по трем деревянным ступеням, ведущим на заднее крыльцо. Дверей две. Сетчатая, а за ней – обычная. Первая не заперта в отличие от второй.
– Джером? Даю о себе знать. Все спокойно.
Он заглядывает в окно. Видит чистенькую кухню. На сушке над раковиной – несколько тарелок и стаканов. Сложенное кухонное полотенце висит на ручке духовки. На столе лежат две салфетки под тарелки. Третьей – для Папы Медведя – не предусмотрено, что соответствует портрету, который Ходжес описал Джейни. Он стучит в дверь, потом барабанит. Никто не отзывается.
– Джером? Даю о себе знать. Все спокойно.
Он кладет мобильник на перила и достает кожаный чехол, радуясь тому, что вовремя о нем вспомнил. Внутри отцовские отмычки: три серебристых цилиндра с разными крючками на концах. Ходжес останавливается на среднем. Выбор правильный: отмычка легко входит в замочную скважину. Ходжес поворачивает ее сначала в одну сторону, потом в другую, определяясь с механизмом замка. Собирается вновь дать о себе знать Джерому, когда крючок что-то цепляет. Ходжес резко и решительно поворачивает цилиндр, как учил его отец, и на той стороне кухонной двери щелкает открывающийся замок. Из мобильника доносится его имя. Ходжес берет трубу.
– Джером? Все спокойно.
– Вы уже заставили меня волноваться, – говорит Джером. – Что делаете?
– Взламываю замок, чтобы проникнуть в дом.
Ходжес заходит на кухню Хартсфилдов. Ему в нос сразу ударяет запах. Слабый, но отчетливый. Держа мобильник в левой руке, а отцовский «тридцать восьмой» – в правой, Ходжес, ведомый носом, сначала заглядывает в гостиную – комната пуста, хотя пульт дистанционного управления и каталоги на кофейном столике наводят на мысль, что диван – гнездышко миссис Хартсфилд на первом этаже, – потом поднимается по лестнице. Запах с каждым шагом усиливается. Это еще не вонь, но все к тому идет.
В коротком коридоре – одна дверь по правую руку и две по левую. Сначала Ходжес проверяет комнату справа. Спальня для гостей, в которой гости давно не останавливались. Она стерильна, как операционная.
Он сообщает Джерому, что все спокойно, прежде чем открыть первую дверь слева. Запах идет из этой комнаты. Он делает глубокий вдох и входит, присев. Первым делом убеждается, что за дверью никого нет. Потом открывает дверь в стенной шкаф – она складная, с рояльной петлей посередине – и проверяет, не прячется ли кто за одеждой. Не прячется.
– Джером? Даю о себе знать.
– Кто-нибудь есть?
– Да… в каком-то смысле. – Ему понятно, что лежит под покрывалом на двуспальной кровати. – Подожди…
Он заглядывает под кровать и видит шлепанцы, розовые кроссовки, белый короткий носок и несколько пыльных катышков. Сдергивает покрывало: под ним – мать Брейди Хартсфилда. Кожа восково-белая с чуть зеленоватым отливом. Рот раскрыт. Мутные остекленевшие глаза смотрят в никуда. Ходжес поднимает ее руку, чуть сгибает, отпускает. Трупное окоченение пришло и ушло.
– Послушай, Джером. Я нашел миссис Хартсфилд. Она мертва.
– Господи… – Голос Джерома, обычно как у взрослого, ломается на последнем слоге. – Что вы?..
– Подожди.
– Вы это уже говорили.
Ходжес кладет мобильник на ночной столик и сдергивает покрывало до ног. На ней синяя шелковая пижама. Рубашка запачкана вроде бы рвотой и кровью, но не видно ни пулевых, ни колотых ран. Лицо распухшее, но странгуляционных борозд или синяков нет. Опухание – результат медленного посмертного разложения. Ходжес подтягивает пижаму к груди, открывая живот. Как и лицо, он раздут, но причиной могут быть газы. Он наклоняется к раскрытому рту, видит то, что и ожидал: вязкую массу на языке и между десен и щек. Его догадка: она напилась, ее вырвало, и она захлебнулась блевотой, как какая-нибудь рок-звезда. Кровь… Возможно, горловое кровотечение. Или обострение язвенной болезни.
Он берет мобильник и говорит:
– Он мог ее отравить, но скорее всего она все сделала сама.
– Спиртное?
– Вероятно. Без вскрытия не скажешь.
– Что нам делать?
– Сидите тихо.
– Вы не позвонили в полицию?
– Еще нет.
– Холли хочет с вами поговорить.
Пауза, потом голос Холли, звонкий, как колокольчик. И спокойный. Если на то пошло, гораздо спокойнее, чем у Джерома.
– Ее зовут Дебора Хартсфилд.
– Отличная работа. Передай трубу Джерому.
– Я надеюсь, вы знаете, что делаете, – слышит он секундой позже.
«Я не знаю, – думает Ходжес, проверяя ванную. – Я сошел с ума, и единственный способ вернуть здравомыслие – дать задний ход. Это же ясно как божий день».
Но он думает о Джейни, подарившей ему новую шляпу – щегольскую федору частного детектива, – и понимает, что не может. И не отступится.
В ванной чисто… или почти. В раковине волосы. Ходжес их видит, но внимания не обращает. Он думает о критической разнице между случайной смертью и убийством. Второе – это плохо, потому что убийство близкого родственника зачастую означает одно: человек окончательно слетел с катушек и на этом не остановится. Так что меры надо принимать незамедлительно. Если же речь о несчастном случае или самоубийстве, тогда время есть. Брейди может где-то затаиться, стараясь решить, что делать дальше.
«И я, судя по всему, занимаюсь тем же», – думает Ходжес.
Последняя комната наверху – спальня Брейди. Кровать не застелена. Стол завален книгами, по большей части научной фантастикой. На стене – постер «Терминатора». Шварценеггер в черных очках и с каким-то фантастическим оружием в руках.
«Я вернусь», – думает Ходжес, глядя на постер.
– Джером? Даю о себе знать.
– Дед с другой стороны улицы все еще смотрит. Холли думает, что нам лучше уйти в дом.
– Пока рано.
– Когда?
– Как только я пойму, что в доме никого нет.
У Брейди своя ванная. Чистенькая, как тумбочка солдата в день проверки. Ходжес оглядывает ванную. Потом спускается на первый этаж. В гостиной есть маленькая ниша. Места как раз хватает для столика. На нем ноутбук. Женская сумка висит на спинке стула. На стене – большая фотография в рамке: женщина, чей труп лежит наверху, и Брейди Хартсфилд, еще подросток. Они стоят на пляже. Обнявшись. Соприкасаясь щеками. С одинаковыми улыбками на миллион долларов каждая. Фотография скорее девушки с парнем, а не матери с сыном.
Ходжес зачарованно смотрит на Мистера Мерседеса в юные годы. Ничто в его лице не говорит о жажде убивать, но это обычное дело. Эти двое не слишком похожи, общее можно найти только в форме носа и цвете волос. Она женщина симпатичная, можно сказать, красавица, но Ходжес склоняется к тому, что отец Брейди красотой не отличался, потому что мальчик на фотографии… обыкновенный. Мимо такого пройдешь на улице и не оглянешься.
«Ему наверняка это нравится, – думает Ходжес. – Человек-невидимка».
Он возвращается на кухню и на этот раз замечает дверь около плиты. Открывает и видит крутую лестницу, спускающуюся в темноту. Понимая, что представляет собой идеальную мишень для любого, кто затаился внизу, смещается в сторону, одновременно пытаясь нащупать выключатель. Находит и переступает порог, выставив перед собой револьвер. Видит верстак. За ним, на высоте талии – длинная полка вдоль всей стены. На полке – ряд компьютеров. У Ходжеса ощущение, что он попал в центр управления полетами на мысе Канаверал.
– Джером? Даю о себе знать.
Не дожидаясь ответа, спускается вниз с револьвером в одной руке и мобильником в другой, отдавая себе отчет, что нарушает одну из самых важных полицейских процедур. А если Брейди прячется под лестницей, готовый отстрелить ему ноги в лодыжках? Или поставил мину-ловушку? С него станется. Теперь Ходжес знает это очень хорошо.
Но никакой проволоки нет, и подвал пуст. В нем имеется чулан-кладовая, дверь приоткрыта, однако в чулане тоже ничего нет. Голые полки. Только в углу лежат коробки из-под обуви. Тоже, похоже, пустые.