Во время ее речи на лице Гази появилось выражение смятения и тревоги. Он огляделся. Его люди тоже выглядели встревоженными. Он быстро опомнился.
– Глупые разговоры, – сказал он. – Большой инглизи убил Золотого Дьявола. Вы застрелили одного из моих людей. И это случилось не первый раз. Вы не уйдете отсюда. – Свободной рукой он сделал знак своим сообщникам. – Возьмите ее и этого тоже.
Руперт начал оседать.
– Ох, – простонал он. – Прошу прощения.
Он согнулся и свалился на землю.
– Нет! – воскликнула Дафна. Она бросилась к нему, оттолкнула опешившего Гази в сторону и упала на колени рядом с Рупертом. – Он не опасен для тебя, грязный убийца! – крикнула она. – Неужели не видишь, что он ранен?
– Я избавлю его от страданий. – Гази направил пистолет на Руперта. Дафна упала на него, прикрывая своим телом. – Как хотите, – сказал Гази. – Я убью обоих.
– Только выстрели, – вдруг вмешался Майлс, – и сокровища фараона превратятся в пепел.
Пользуясь замешательством, он выхватил у кого-то факел и теперь подносил папирус к пламени.
– Это то, что нужно Дювалю. За него можно выкупить и короля. Все ведут себя хорошо, или он превратится в пепел.
Некоторые перешептывались: «Что он говорит?» – ибо Майлс произносил свою речь по-английски, но Гази без труда понял его.
Думать он не умел, однако все было так ясно, что думать и не требовалось. Он знал, что папирус дорого стоит. Он знал, что Дюваль хочет получить его. И он знал, что эти старые мятые свитки хорошо горят.
Но, получив папирус, он может и не отпустить их, подумала Дафна.
– Пусть они уходят! – крикнул кто-то из толпы. – Сюда идут турецкие солдаты. Вспомните, что они сделали с тем человеком, который, как они думали, убил большого англичанина?
Гази отбросил пистолет и направился к Майлсу.
Майлс посмотрел на Дафну.
– Отдай ему, – сказала она.
Майлс отдал Гази папирус, тот чуть развернул его, взглянул и поспешно спрятал в свой пояс. Он отошел от Майлса, поднял с земли свой пистолет… И продолжал идти, удаляясь от них. Его люди повернулись и последовали за ним.
Все, кроме одного, того самого, кто предупредил о приближении турецких солдат.
Он подошел ближе.
– Позвольте помочь вам, госпожа, – сказал он по-английски.
Дафна была занята Рупертом, к которому возвращалось сознание, но английская речь и что-то в голосе этого человека заставило ее оглянуться.
Она увидела перед собой знакомое лицо, которое не видела уже больше месяца.
– Ахмед? – спросила она.
– Этот человек спас мне жизнь, – сказал он. – Я помогу вам спасти его.
Глава 21
В ту же ночь на борту «Изиды», несколько миль вверх по реке
Дафна славно потрудилась над раной Руперта: не переставая отчитывать его, она извлекала обрывки ткани из нанесенной ножом раны. Благодаря слоям плотной ткани, из которой был сделан его арабский пояс, и смертоносному оружию, спрятанному в нем, Руперт остался жив.
Рана оказалась далеко не царапиной, как утверждал он, и доставляла ему гораздо больше беспокойства, чем он ожидал. Тем не менее Дафна надеялась, что он выживет, хотя и опасалась инфекции. Она считала, что клочки грязной ткани, оставленные в ране, не способствуют ее заживлению.
Руперт лежал в своей каюте на диване, временами стараясь разглядеть, что она делает, но в основном смотрел на ее лицо, освещенное фонарем. Ему никогда не надоест смотреть на это удивительное лицо. И он радовался, что будет жить и видеть его.
Сначала он искренне верил, что рана пустяковая, так как она не причиняла никакой боли. Но вероятно, в то время он был слишком разъярен, чтобы что-то чувствовать. Они дрались почти на равных, только кулаками, рассказывал он Дафне. Но затем, когда Ноксли понял, что проигрывает, он поступил подло.
– Неужели ты настолько наивен, что подумал, будто Ноксли будет драться честно, – сказала Дафна, когда Руперт с возмущением назвал поступок Ноксли «чертовски неблагородным».
– Но так не делается, – сердился Руперт. – Спроси своего брата, спроси любого. Я не вынул пистолета, я не вытащил ножа. Я никогда никого не убивал и очень надеюсь, что в этом не будет необходимости.
Он был расстроен намного сильнее, чем показывал. Он не хотел выбрасывать Ноксли из окна. По крайней мере Руперту хотелось в это верить. Однако в такие минуты человек часто не способен думать, сработал инстинкт самосохранения. Ноксли всадил в него нож. Руперт выдернул лезвие и отбросил в сторону… и следующее, что он помнил, – это Ноксли, выпадающий из окна.
Прочистив, насколько это было возможно, рану, Дафна быстро и аккуратно зашила ее и наложила повязку.
– Прошу тебя, не расстраивайся из-за Ноксли, – сказала она, словно прочла его мысли. – Он бы, не задумываясь, убил тебя, и уж конечно, без всяких угрызений совести. Он должен был получать все, чего ему хотелось. Любой становившийся на его пути подлежал уничтожению.
Дафна повернулась к ящичку с лекарствами, стоявшему неподалеку. Спустя минуту она снова повернулась, держа в руке маленький стаканчик.
– Я не подозревала, что нужна ему, пока мне не намекнули его люди, – сказала она.
– Я же говорил, что он хочет получить тебя, достаточно было увидеть, как он смотрит. Может быть, он обезумел от жажды славы и власти, но не ослеп.
– Власть и слава дорого стоят, – сказала Дафна. – Он испытывал вожделение не к женщине, он стремился заполучить мои деньги.
Руперт не сразу понял, о чем она говорит, поэтому Дафна, нахмурившись, добавила:
– Ты же знал, что Верджил оставил мне кучу денег, не так ли? Я думала, это всем известно.
– Кучу денег? – спросил он. – Ну, это самое меньшее, что могла сделать эта лживая свинья. Нельзя сказать, чтобы я считал тебя нищей, когда видел, как равнодушно ты относишься к тому, что твой брат тратит тысячи на покупку одного из этих коричневых скрученных штуковин.
– Папирусов, – холодно поправила Дафна, почти так же, как при их первой встрече в темнице. Но Руперт расслышал насмешливую нотку в ее голосе.
– Я знаю, – сказал он. – Я знал. В тот день я лишь пытался спровоцировать тебя. Я знал, что ты вспыльчива. Я почувствовал это, даже когда нас разделяло около двадцати футов. Было ощущение, что я стою на краю вулкана. Очень… возбуждающее ощущение.
– На данный момент ты получил достаточно возбуждающих ощущений. – Дафна вплотную придвинулась к нему, подняла Руперту голову, прижала к своей восхитительной груди и поднесла стаканчик к его губам. – Вот, выпей.
У него было неприятное предчувствие, что этот стаканчик для него, но разговор отвлек его внимание. Теплая женственность, к которой он прислонялся, отвлекала его еще сильнее.
– Что это?
– Немного опия с вином.
Руперт осторожно, не теряя своего приятного положения на ее мягкой груди, отвернулся от стакана.
– Я не хочу.
– Ты выпьешь это, – сказала она, – иначе я позову Ахмеда и велю ему собрать самых сильных людей на борту. Они будут держать тебя, пока я не волью это в твое горло. Ты любезно уступишь или предпочтешь позориться перед мальчишками?
– Не нужен мне никакой опий, – проворчал Руперт, но повернулся и выпил.
После этого она отставила стаканчик и нежно, но решительно перенесла его голову со своей груди на подушку.
– Рана, когда пройдет шок, наверняка станет болеть сильнее, – сказала она. – А так ты сможешь немного отдохнуть.
– Я бы хотел, чтобы ты отдохнула рядом со мной, – сказал он, опуская руку на ее бедро. Она была в арабском мужском костюме, но ни один мужчина не принял бы ее за лицо одного с ним пола.
– Это не было бы отдыхом, – ответила она. – И пожалуйста, не забывай, что теперь здесь мой брат.
Руперт вздохнул. Брат. Да, конечно. Но брат – это не Ахмед, которым она только что угрожала ему. А кто этот Ахмед? Ах да, тот человек, который что-то сказал, когда дело начинало принимать весьма интересный оборот.
Что же он сказал? Сначала по-английски, затем перешел на арабский.
– Что он сказал? – спросил Руперт. – Этот Ахмед? Он назвал тебя госпожой.
– Это был Ахмед, – сказала Дафна, ничего не объясняя.
– Так я и сказал, – терпеливо продолжал он. Бывали минуты, когда он задумывался, нет ли в ее необъятном мозгу одной или пары пустых каморок. – Он что-то сказал как раз перед тем, как я… э… немножко задремал.
– Ты потерял сознание, – сказала она. – Ты терял его несколько раз.
– Я слишком устал, так как не спал с тех пор, как они захватили тебя. Сознание я не терял.
Дафна деликатно фыркнула, ясно выражая свое мнение по этому вопросу.
– Я хочу, чтобы ты перестала уклоняться от ответа. Кто этот Ахмед и что он говорил?
– Он сказал, что ты спас ему жизнь.
Руперт задумался.
– Должно быть, он принял меня за кого-то другого.
– На мосту в пригороде Каира, – сказала она. – Его страшно избили. Турецкий солдат хотел прикончить его, но ты вмешался.
После некоторого раздумья, длившегося дольше, чем обычно, Руперт понял, о ком она говорит.
– А-а, тот парень.
– Из-за которого ты и оказался в темнице, – осуждающе сказала она. – Ты рисковал жизнью ради несчастного туземца, которого ты совершенно не знал.
– Драка не была честной, – сказал Руперт.
Она долго не сводила с него взгляда, затем нежно погладила его по щеке.
– Да, не была, – тихо согласилась она, – но только тебе было до этого дело. Ахмед был тем слугой, который сопровождал Майлса в Гизу. То, чему ты стал свидетелем, было избиение его так называемой полицией, теми, кто похитил Майлса. Ахмед, тот самый слуга, который убежал, когда воры пришли в мой дом и украли папирус.
– И он – тот слуга, который не вернулся, – сказал Руперт. – Дядя Тома. И как он оказался здесь? Невероятно.
– Вовсе нет, – возразила она. – Ахмед знал, что ему небезопасно оставаться в Каире и его присутствие там может повредить его семье, так же как и мне. Поэтому он пошел в Булак, чтобы наняться на судно. Там он услышал, что лорд Ноксли отправляется на поиски Майлса. Ахмед без труда получил работу. Он говорит по-английски и немного по-французски, он умен и трудолюбив. Он думал, что Ноксли прекрасный человек. Ахмед в этом не сомневался до тех пор, пока прекрасный человек не скормил нескольких своих людей крокодилам – вполне возможно, тем самым, которых мы с тобой видели неподалеку от Джирги.