Бенедикт оставил их и вернулся в дом, чтобы прочитать письмо. В доме стояла необычная тишина, как будто слуги, которым еще ничего не сообщили, чувствовали беду.
Это напомнило ему гнетущую тишину в его собственном доме после смерти его жены два года назад. Тогда он тоже как будто окаменел.
Услышав стук колес подъезжавшего к дому экипажа, судя по топоту копыт, галопом, Бенедикт подошел к окну. Это была красивая дорожная карета.
Отмахнувшись от слуг, он вышел, чтобы перехватить гостей. Его родители не могли принять их. Но лорда Харгейта могли потребовать для какого-нибудь срочного государственного дела, да и Бенедикту надо было чем-то заняться. Он оказался у входа в дом, перед которым только что остановилась карета. Он не успел сделать и шага, как дверца кареты распахнулась, и из нее спрыгнул на землю человек… и улыбнулся ему.
Брат.
Его погибший брат.
Руперт.
Бенедикт моргнул, для него это было признаком сильнейшего волнения.
– Ты не умер, – сказал он подходившему к нему Руперту.
– Конечно, нет, – ответил тот, заключая его в крепкие объятия.
Бенедикт, все еще не пришедший в себя, похлопал его по плечу.
– Что заставило тебя подумать, что я умер? – спросил Руперт после того, как все приветствия закончились.
Бенедикт рассказал о двух посланцах Мухаммеда Али, письме с соболезнованиями от английского генерального консула и ящике с головой внутри. Руперт не дослушал до конца.
– Они невероятно медлительны во всем. Полагаю, посланцы прибыли в Лондон только после того, как посетили все бордели на пути от Александрии до Портсмута. Мое письмо отцу, вероятно, идет через Патагонию. Но это не важно! Его милость сразу воспрянет духом, когда увидит, что я ему привез.
– Никаких экзотических животных, надеюсь, – сказал Бенедикт. – Он скажет, что его семья и так неплохой зверинец.
– Это не экзотическое животное, – заверил Руперт.
– И не мумии. Матери не нравится их запах.
– Как и мне. Это не мумия.
– Отказываюсь разгадывать шарады. Ты, если захочешь, скажешь мне на досуге. А мне лучше пойти вперед и подготовить наших родителей к твоему воскрешению. – Он хотел уйти.
– Это жена, – сказал Руперт.
Бенедикт обернулся.
– Чья жена? – спросил он. Насколько ему было известно, Руперт никогда раньше не связывался с чужими женами, но нельзя предугадать, на что способен Руперт, особенно находясь в чужой стране, где жены обычно существуют во множественном числе, а не в единственном. Руперт мог посчитать, что этот шейх или тот бей смогут обойтись без одной их них.
– Она моя, – сказал Руперт и, понизив голос, добавил: – Она у меня в карете.
Бенедикт забыл обо всем, увидев своего якобы умершего брата. И теперь, глядя на карету, он разглядывал сидевшую там женщину. Она склонилась над книгой.
Он повернулся к Руперту.
– Она читает, – сказал Бенедикт, – книгу.
– Да, она прочитывает целые кучи книг. Большинство из них даже не на английском языке. Она талантливая ученая.
– Кто?
– Ее ум просто необъятен, – поделился Руперт, – но отца вряд ли заинтересует ее интеллект.
– Кроме того, он изумится, что женщина с умом вышла за тебя замуж.
– Да, до сих пор сам не могу в это поверить, – подтвердил Руперт. – Но это еще не самое смешное. – Он понизил голос до шепота: – Она богата.
Бенедикт моргнул во второй раз. Он знал, что отец велел Алистеру, третьему сыну, и Дарию, пятому, искать невест с хорошим приданым, ибо он отказывается содержать их всю жизнь. Но Руперта, чье место было между ними, это не касалось по той причине, что ни один здравомыслящий человек не даст денег на его содержание.
– Богата, – повторил Бенедикт. – Что же, очень рад за тебя!
– О, меня это не волнует, – сказал Руперт. – Ты же знаешь, я не разбираюсь в деньгах. Но мне не терпится увидеть выражение лица отца, когда я скажу ему об этом.
Спустя несколько часов после того как молодожены удалились в отведенные им апартаменты, в саду старший сын снова присоединился к лорду и леди Харгейт.
– Ну и ну, – сказал лорд Харгейт. – Кажется, какому-то несчастному преступнику зря отрубили голову.
– А блудный сын с триумфом вернулся домой, – подхватил Бенедикт, – женатым на умной и красивой молодой вдове, подруге кузины Трифены. С большими деньгами. – Он чуть заметно улыбнулся. Улыбки давались ему с большим трудом, не так, как Руперту, тем более за последние два года.
– Трифена будет в восторге, – заметила леди Харгейт.
– Я все удивлялся, почему вы отправили его именно в Египет, а не в какое-нибудь другое место? – спросил Бенедикт.
Его отец лишь шевельнул бровью.
– Я рад за него, – сказал Бенедикт. – Они прекрасно подходят друг другу, и, естественно, результат оправдывает средства. Наконец-то он остепенился. Теперь вы можете все внимание уделять Дарию.
С этими словами он, как обычно, тихо удалился.
Родители стояли, глядя ему вслед.
– Не Дарию, я думаю, – сказала леди Харгейт.
– Нет, – согласился его милость. – Не Дарию.
Постскриптум
В августе Жан-Клод Дюваль сел на корабль, отплывавший во Францию.
С собой он вез семьдесят пять ящиков предметов древнего искусства, собранных им за последние годы. Поскольку он не включил скандальный папирус (как и ряд других предметов) в список, представленный таможенникам в Александрии, трудно быть уверенным, что Дюваль действительно наконец завладел им. Известно лишь, что папирус не попал в Лувр, а корабль, везший Дюваля и его коллекцию, пропал во время шторма у берегов Мальты.