Том ехал на первой скорости. Он пересек мост по правой стороне и поехал дальше, не заботясь о том, куда попадет. Том вспомнил, как они с Бернардом поставили машину у моста и потащили на него брезентовый тюк. Или они набрались смелости и заехали на мост прямо на машине? Воспоминаний о той ночи у него почти не осталось.
Том притормозил и сверился с картой. Увидев, что впереди перекресток, поехал дальше, зная, что там будет указатель к Немуру или Сансу и он поймет, где находится. Грязная сине-зеленая речная вода текла на пару метров ниже (сегодня, по крайней мере) травянистых влажных берегов. Невозможно было спуститься к руслу, не поскользнувшись и не скатившись кубарем вниз.
Вернувшись домой, Том стащил с себя рубашку и джинсы и уснул как убитый в своей спальне. Его охватило умиротворенное спокойствие. Это было чудесное забытье на три четверти часа, после которого он почувствовал, что избавился от напряжения Танжера, беспокойства от Лондона и разговора с Цинтией, тревоги по поводу предполагаемой покупки Притчардом лодки. Том пошел в комнату, которую называл «правой угловой» и считал своей студией или рабочим кабинетом.
Старый добрый дубовый пол здесь по-прежнему был в порядке, хотя, может, не так хорошо отполирован, как в других комнатах. Том застелил его кусками холста, которые придавали комнате особое очарование, а заодно служили защитой от потеков краски и тряпкой, если надо было вытереть кисть.
«Голубь». Какую комнату выбрать для этого, на первый взгляд непритязательного наброска на старой пожелтевшей бумаге? Конечно гостиную, чтобы разделить удовольствие с друзьями.
Том несколько секунд разглядывал картину, написанную им собственноручно, которая стояла на полу, прислоненная к стене. Она изображала мадам Аннет, с чашкой и блюдцем в руках, подававшую ему утренний кофе. Чтобы не утомлять экономку позированием, он предварительно сделал с нее несколько набросков. Он изобразил ее в фиолетовом платье и белом фартуке. Рядом стоял один из портретов Элоизы: она выглядывала из закругленного углового окна его студии, положив правую руку на оконную раму, а левую – на бедро. Тут тоже пришлось повозиться с набросками, вспомнил Том: Элоиза не соглашалась позировать дольше десяти минут.
Может, попробовать написать пейзаж за окном? Прошло уже три года с последней такой попытки. Темный густой лес за границей его собственных владений, где тело Мёрчисона упокоилось в первый раз, – не очень приятное воспоминание. Том сосредоточил мысли на новой композиции. Да, он сделает первый набросок завтра утром: роскошные георгины на переднем плане, справа и слева, розовые и красные розы чуть в глубине. Из этой идиллической картинки можно сделать что-то сопливо-сентиментальное, но у Тома была другая задумка. Он решил работать только мастихином.
Том спустился вниз, достал из гардероба белый хлопчатобумажный пиджак, главным образом для того, чтобы было куда положить бумажник, и пошел на кухню, где хлопотала мадам Аннет.
– Уже в трудах? Но еще нет и пяти, мадам.
– Грибы, месье. Лучше готовить их заранее. – Она поставила миску с грибами в раковину, подняла на него прозрачные голубые глаза и улыбнулась.
– Я выйду на полчасика. Купить что-нибудь?
– Oui, месье. Le Parisien Libéré?[105] S’il vous plaît[106].
– С удовольствием, мадам.
Сначала Том купил в баре газету, чтобы не забыть о ней вовсе. Еще не все завсегдатаи вернулись с работы, но бар уже гудел, как растревоженный улей. Крик: «Un petit rouge, Georges!»[107] – и Мари начала входить в вечерний ритм. Она помахала Тому рукой из-за барной стойки. Том поймал себя на том, что озирается в поисках Дэвида Притчарда, и облегченно вздохнул, обнаружив, что его здесь нет. Притчард сразу бы бросился в глаза: высокий, очкастый, он всегда держался особняком.
В этот раз Том снова поехал на красном «мерседесе»: сначала рванул в сторону Фонтенбло, потом ни с того ни с сего повернул налево. Теперь он ехал в юго-западном направлении. Что сейчас делает Элоиза? Возвращается с Ноэль в отель «Мирамаре», с полиэтиленовыми пакетами и только что приобретенными корзинами, полными обновок? Собирается принять душ и вздремнуть перед ужином? Может, позвонить ей сегодня часика в три ночи?
У указателя на Вильперс Том повернул к дому, отметив, что до городка восемь километров. Он резко затормозил, чтобы фермерская девчушка перегнала через дорогу гусей, помогая себе тонким длинным прутом. Как это мило, подумал Том: три белых гуся шли туда, куда их направляла хозяйка, но делали это в своем темпе, медленно и невозмутимо.
На следующем повороте Тому пришлось сбросить скорость, потому что пикап впереди едва полз. К его верхнему багажнику был прикручен обернутый серым брезентом неуклюжий тюк. По правую сторону дороги, метров через шестьдесят – восемьдесят, как раз протекал небольшой канал.
Притчард с помощником или в одиночестве? Том держался достаточно близко, чтобы разглядеть через заднее стекло пикапа, что водитель беседует с человеком, сидящим рядом. Том почти слышал, как они говорят о воде справа от них. Он еще сильнее сбросил скорость. Определенно, это был тот самый пикап, который он видел на заднем, или на главном, дворе Притчардов, как бы они его там ни называли. Том подумал, не свернуть ли на боковую дорогу, но потом решил просто обогнать пикап. Не успел он прибавить скорость, как на горизонте появился большой серый «пежо», который летел будто на пожар. Том притормозил, пропуская его, и снова нажал на газ.
Когда он обгонял пикап, мужчины в нем все еще разговаривали. Водитель, с кудрявыми светло-каштановыми волосами, был ему незнаком. Притчард сидел рядом с ним и что-то оживленно рассказывал, указывая рукой на канал. Том был уверен, что никто из них его не заметил.
Он двигался в сторону Вильперса, следя в зеркало заднего вида, не ломанет ли пикап через поле, чтобы подобраться поближе к каналу. Но тот продолжал катить по дороге, пока не скрылся за горизонтом.
В тот вечер после ужина Том чувствовал смутное беспокойство, но запретил себе отвлекаться на телевизор или на звонки Клеггам и Аньес Грэ, хотя раздумывал, не позвонить ли Джеффу Константу или Эду Бэнбери. Кто-то из них обязательно окажется дома. Но что он им скажет? Приезжайте скорее? Ему действительно хотелось попросить кого-нибудь присоединиться к нему – для физической поддержки, которая может ему понадобиться, признался он себе. Том готов был признаться в этом и своим друзьям. Для любого из них поездка станет чем-то вроде небольшого отпуска, особенно если не произойдет ничего неожиданного. Но допустим, Притчард безрезультатно помашет спиннингом или багром пять-шесть дней. Заставит ли его это сдаться? Или он настолько сдвинутый, что будет упорствовать недели и месяцы?
Кто способен предугадать поступки психически неуравновешенного человека? Доктора? Но их прогнозы основываются на прошлом поведении больного, на похожих историях болезни, на какой-то статистической вероятности – ничего определенного.
Элоиза. Ее нет в Бель-Омбр уже шесть дней. Том чувствовал себя спокойнее, зная, что она в Марокко вдвоем с подругой. А когда оттуда уехал Притчард, у Тома просто камень с души свалился.
Том задумчиво посмотрел на телефон, размышляя, не позвонить ли сначала Эду, и радуясь, что в Лондоне сейчас на час меньше. Вдруг ему потом захочется позвонить и Джеффу?
На часах было двенадцать минут десятого. Мадам Аннет закончила возиться на кухне и, вероятно, погрузилась в просмотр сериала. Можно сделать пару набросков заоконного пейзажа для будущей картины маслом, решил Том.
Телефон зазвонил, когда он спускался по лестнице.
Он взял трубку в холле.
– Алло?
– Ал-ло, мистер Рипли, – насмешливо произнес самоуверенный голос с американским акцентом. – Это снова Дикки. Не забыли меня? А я наблюдал за вами и знаю, где вы побывали.
Голос был похож на голос Притчарда, который пытается говорить на тон выше, чтобы казаться «молодым». Том представил, как ухмыляющийся Притчард кривит рот, чтобы изобразить протяжный нью-йоркский акцент с проглоченными согласными.
– Испугался, Том? Страшно слышать голос из прошлого? Голос мертвеца?
Том услышал, а может быть, просто вообразил среди фонового шума протестующий голос Дженис. Или это было хихиканье?
Говорящий прочистил горло.
– Скоро придет час расплаты, Том. За все надо платить!
И что это значит? Ничего, подумал Том.
– Ты меня слушаешь? Небось, онемел от страха?
– Да нет. Просто записываю тебя на кассету, Притчард.
– Ох-хо, я Дикки. Начинаешь воспринимать меня всерьез, а, Том?
Том молчал.
– Я… Я не Притчард. Но я с ним знаком. Он делает для меня кое-какую работу.
Возможно, скоро они познакомятся на том свете, ухмыльнулся Том, решив хранить молчание.
Притчард не унимался.
– Хорошая работа. Кое-чего мы добились. – Пауза. – Мы…
Том не дослушал, мягко положив трубку. Сердце билось сильнее обычного, и это действовало ему на нервы. С другой стороны, бывали времена, когда оно начинало колотиться куда сильнее, чем сейчас, напомнил он себе. Чтобы выброс адреналина не пропал впустую, Том взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
В мастерской он включил флуоресцентные светильники и взял карандаш и блокнот для эскизов. Устроившись за высоким столиком, за которым было удобно стоять, он по памяти быстро сделал набросок вида из своего окна: вертикальные штрихи деревьев, почти горизонтальная линия там, где край его сада встречается с высокой травой и кустарником чужой земли. Обдумывая композицию будущей картины, он отвлекся от мыслей о Притчарде, но ненадолго.
Наконец Том бросил карандаш и выругался. У этого ублюдка хватило наглости позвонить сюда под видом Дикки Гринлифа дважды! Даже трижды, если учесть тот раз, когда трубку взяла Элоиза. И похоже, они с Дженис работали в команде.