Так как погода установилась на редкость теплая, а мадам Аннет находилась в прекрасном расположении духа, размышляя, как приготовить омара, Том решил помочь ей с покупками и свозить в лучший рыбный магазин Фонтенбло. Без особого труда – хотя на такие прогулки мадам Аннет всегда приходилось приглашать дважды – он уговорил ее сопровождать его в город.
Несмотря на заранее составленный список, они провозились до половины десятого, складывая корзины, сумки, одежду Тома, приготовленную для химчистки. Еще один чудесный солнечный день впереди, и мадам Аннет слышала по радио, что на выходные тоже ожидается хорошая погода. Она спросила, чем месье Эдуард зарабатывает на жизнь.
– Он журналист, – ответил Том. – Я никогда не тестировал его французский. Но он наверняка знает несколько слов. – Том рассмеялся, предвкушая предстоящее развлечение.
Когда сумки и корзины наполнились продуктами, а лобстеры были упакованы в белый полиэтиленовый пакет, который, по уверению торговца, был двойным, Том поставил машину на парковку, включил парковочный счетчик и пригласил (дважды) мадам Аннет в чайную, чтобы получить удовольствие un petit extra[127]. Поломавшись для порядка, она согласилась и заулыбалась.
Мадам Аннет выбрала себе на десерт большой шарик шоколадного мороженого, из которого, как заячьи ушки, торчали два бисквитных «дамских пальчика». Сверху все это великолепие украшала гора взбитых сливок. Она тайком поглядывала на матрон, болтающих за соседними столиками о всяких пустяках. О пустяках? Ну, в этом никогда нельзя быть уверенным, подумал Том, глядя на довольные улыбки, с какими те поглощали сласти. Он допил эспрессо. Мадам Аннет осталась в восторге от угощения, о чем она сразу и сообщила, к большому удовольствию Тома.
Предположим, эти выходные пройдут спокойно, думал Том, возвращаясь к машине. Сколько времени Эд сможет здесь оставаться? До вторника? Не стоит ли заранее позвонить Джеффу? Вопрос в том, сколько продержится Притчард.
– Вам станет гораздо веселее, когда вернется мадам Элоиза, – глядя на него с сочувствием, проговорила мадам Аннет, когда они ехали домой. – Какие новости от мадам?
– Какие новости? Хотелось бы знать! Почта там, кажется, еще хуже, чем телефонная связь. Но думаю, не пройдет и недели, как мадам Элоиза вернется.
Свернув на главную улицу Вильперса, Том увидел на перекрестке справа белый пикап Притчарда. Хотя ему не нужно было сбавлять скорость, он притормозил. Корма лодки, с которой уже сняли мотор, торчала из багажника. Неужели они вытаскивали лодку из воды на время ланча? Вообще-то, это правильно, подумал он: всегда есть риск, что у берега ее заденет проходящая мимо баржа или стащат мальчишки. На земле возле лодки лежал брезент, и Том предположил, что после обеда поиски трупа продолжатся.
– Это лодка месье Пришара, – заметила мадам Аннет.
– Да, – подтвердил Том, – американца.
– Он пытается что-то найти в канале, – продолжала мадам Аннет. – Все об этом говорят. Но никто не знает, что он ищет. Он тратит столько времени и денег!
– Наверняка вы слышали эти истории… – Теперь Том был способен поддержать такой разговор с улыбкой. – Всякие байки, мадам, о затонувших сокровищах, шкатулках с драгоценностями, золотых монетах…
– Он вылавливает скелеты собак и кошек, месье Тома! И бросает их прямо на берегу – просто оставляет! Он и его друг. Это ужасно раздражает людей, которые привыкли там гулять.
Этот разговор действовал на нервы, но Том внимательно слушал мадам Аннет всю дорогу до дома, пока не подъехал прямо к открытым воротам Бель-Омбр.
– Он не будет здесь счастлив. Это по природе своей несчастный человек, – сказал Том, искоса поглядев на нее. – Мне кажется, что он не задержится тут надолго. – Голос Тома звучал невозмутимо, но пульс участился.
Он ненавидел Притчарда до глубины души и прекрасно это осознавал. Просто в присутствии мадам Аннет не мог громко выругаться или даже чертыхнуться себе под нос.
Они выгрузили на кухне купленные продукты: масло, несколько прекрасных брокколи, латук, три сорта сыра, кофе высшего качества, увесистый кусок телятины для жаркого и, конечно, пару живых лобстеров, которыми мадам Аннет займется позже, хотя Том не хотел при этом присутствовать. Он знал, что она бросит их в кипящую воду так же равнодушно, как бросила бы фасоль. А ему будет чудиться, что он слышит их крики из кастрюли. Не менее удручающим ему показался способ приготовления омаров в микроволновке, о котором он прочитал в каком-то журнале. Хозяйку предупреждали, что у нее есть пятнадцать секунд, чтобы выбежать из кухни, если она не хочет услышать, как омар стучит клешнями по стеклу. Судя по всему, есть люди, которые могут чистить картошку, пока омар корчится в муках в печи. Том надеялся, что мадам Аннет не из таких. Да и микроволновой печи у них не было, и ни Элоиза, ни мадам Аннет не проявляли к ее покупке никакого интереса. Но на всякий случай у Тома был заготовлен контраргумент: картошка, запеченная в микроволновке, больше похожа на вареную, чем на печеную. Для обеих это был серьезный довод. К тому же мадам Аннет считала, что кулинарное искусство не терпит спешки.
– Месье Тома!
Том услышал, как мадам Аннет кричит с лестницы задней террасы. Он возился в теплице, но не стал закрывать дверь, чтобы не пропустить ее зов.
– Да?
– Телефон!
Том поспешил в дом, надеясь, что звонит Эд, хотя это мог быть и звонок от Элоизы. Два прыжка – и он уже на ступеньках террасы.
Звонил Эд.
– Завтра, около полудня, надеюсь уже прилететь, Том. А если точно… У тебя есть чем писать?
– Да, конечно.
Том нацарапал на листке бумаги: «Рейс 212, прибытие в 11:25 в „Шарль де Голль“».
– Я тебя встречу, Эд.
– Как мило. Если тебя не затруднит, конечно.
– Нет. Заодно проветрюсь, это пойдет мне на пользу. Есть новости от… Цинтии, например? Да хоть от кого?
– Ничего. А как у тебя?
– Этот все рыбачит. Сам увидишь… О, кстати, Эд. Сколько стоит «Голубь»?
– Для тебя – десять тысяч. Не пятнадцать, – усмехнулся Эд.
На этой жизнерадостной ноте они и попрощались.
Том принялся обдумывать, какую рамку выбрать для рисунка. Тонкую, из светлого дерева, или широкую, в теплых тонах, оттеняющую желтоватую бумагу? Он заглянул в кухню и сообщил мадам Аннет радостное известие: гость прибудет завтра прямо к обеду.
Затем он вернулся в оранжерею, чтобы закончить работу. Подмел пол, вытер изнутри мягкой щеткой, которую захватил из дома, наклонные стеклянные поверхности. Ему хотелось, чтоб его владения предстали перед старым приятелем во всей красе.
Вечером Том смотрел фильм «В джазе только девушки». Это был легкий бездумный отдых, который не портили даже вымученные ужимки главных героев. Перед сном Том зашел в мастерскую и сделал несколько набросков по памяти. Он пытался воссоздать лицо Эда. Надо будет спросить его, не согласится ли он попозировать минут десять, чтобы Том мог сделать эскизы. Было бы интересно написать его портрет: породистое типично английское лицо, с доброжелательными и слегка насмешливыми глазами, тонкие губы, всегда готовые растянуться в улыбку, редеющая русая шевелюра.
Том проснулся очень рано, как всегда, когда впереди его ждал насыщенный день. К шести тридцати он успел побриться и облачиться в рубашку и джинсы; стараясь ступать беззвучно, спустился по лестнице и прошел через гостиную в кухню, чтобы вскипятить воды. Мадам Аннет вставала только в четверть или в половине восьмого. Том поставил на поднос кофеварку, чашку и блюдце и отнес в гостиную.
Кофе еще не был готов, поэтому Том направился к входной двери, чтобы впустить свежего воздуха, а заодно наведаться в гараж и решить, на чем поехать в аэропорт – на красном «мерседесе» или «рено».
Длинный серый тюк, о который он едва не споткнулся, заставил его отпрянуть. Он лежал на пороге, и Том мгновенно догадался, что в нем.
Тюк был из серого холста, который он уже видел. Поначалу Притчард использовал этот холст, чтобы накрывать лодку, которую теперь просто привязывал. В нескольких местах он был проткнут ножом или ножницами. Зачем? Чтобы было удобней нести поклажу? Все-таки Притчарду пришлось тащить тюк довольно далеко, причем, возможно, без помощников. Том нагнулся и отодвинул в сторону обрывок верхнего «нового» холста. Под ним виднелась старая ткань, полуистлевшая, рассыпающаяся в руках, а из-под нее выпирало что-то похожее на серо-белую кость.
Высокие чугунные ворота Бель-Омбр были закрыты на ночь и заперты на засов. Притчард, должно быть, заехал в переулок, который граничит с участком Тома, остановил машину, протащил тюк сначала по траве, потом по десятиметровой полосе гравия перед домом и оставил у парадного входа. Разумеется, по гравию мешок бесшумно не пронести, но и Том, и мадам Аннет спали в задней части дома.
Тому показалось, что он уловил тошнотворный запах разложившейся плоти, но, возможно, это был всего лишь запах влаги и затхлости – и разыгравшееся воображение.
Универсал подходил для его целей лучше всего, и, слава богу, мадам Аннет еще не проснулась. Том вернулся в холл, схватил со стола связку ключей, выбежал из дома к машине и открыл багажник. Потом крепко ухватился за две веревки, обмотанные вокруг тюка, и потянул на себя. Тюк оказался гораздо легче, чем он ожидал.
Проклятый сверток весил не больше пятнадцати килограммов, то есть меньше сорока фунтов. К тому же львиная доля веса приходилась на воду. Она продолжала капать на землю, даже когда он, пошатываясь, тащил тюк к машине. Том вспомнил, как его буквально парализовало от ужаса, когда он открыл дверь. Пусть оцепенение продлилось всего несколько секунд, но думать об этом было неприятно – нельзя допустить, чтобы такое повторилось. Укладывая тюк в багажник, он понял, что не может разобрать, где голова, а где ноги. С водительского сиденья он потянул на себя веревку, обмотанную вокруг тюка, и чуть сдвинул его, чтобы закрыть заднюю дверцу машины.