– Нет, о таких друзьях мне ничего не известно.
– Еще вопрос… Вы, конечно, писали Дерватту в Мексику, когда узнали, что он жив?
– Нет, не писал, – ответил Бернард, сглотнув. Его большое адамово яблоко имело несколько расстроенный вид. – Я уже сказал, что редко бываю в галерее и встречаюсь с Джеффом и Эдом. Они тоже не знают адреса Дерватта – картины привозят на судах из Веракруса. Я думаю, Дерватт написал бы мне, если бы захотел. А раз не написал, то и я не хотел навязываться ему. Я чувствовал…
– Да-да? Вы чувствовали?..
– Я чувствовал, что Дерватт пережил какой-то душевный кризис. Может быть, в Греции или перед этим. Я думал, что он, возможно, изменился, изменилось его отношение к старым друзьям; и раз он не пишет мне, то, значит, не хочет.
То`му было до слез жаль Бернарда. Бедняга старался как мог. У него был несчастный вид человека, которого заставили играть на сцене, хотя он вовсе не является актером и ненавидит это занятие.
Инспектор взглянул на Тома, затем на Бернарда.
– Странно. Вы хотите сказать, что Дерватт был в таком состоянии…
– Я думаю, Дерватт был по горло сыт всем этим, – прервал его Бернард. – Люди опротивели ему, и он уехал в Мексику. Он стремился к уединению, и я не хотел нарушать его. Иначе я, может быть, поехал бы в Мексику и искал его там бог знает сколько времени – пока не нашел.
Это звучало так убедительно, что даже Том был готов поверить всему, что говорил Бернард. Он и должен верить, напомнил он себе. И, соответственно, поверил. Он подошел к бару, чтобы долить инспектору дюбонне.
– Понятно, – протянул Уэбстер. – Значит, когда Дерватт уедет обратно в Мексику – если еще не уехал, – то вы не будете знать, куда писать ему?
– Нет, разумеется. Я буду только знать, что он работает, и надеяться, что он счастлив.
– И в Бакмастерской галерее тоже не будут знать, где найти его?
Бернард покачал головой.
– Я думаю, нет.
– А что они делают с деньгами, вырученными от продажи его картин?
– По-моему, посылают в какой-то мексиканский банк, который переправляет их Дерватту.
Вот спасибо за столь гладкий ответ, подумал Том, разливая дюбонне. Оставив в бокале место для льда, он взял ведерко с сервировочного столика.
– Инспектор, вы останетесь на обед? Я предупредил мадам Аннет.
Мадам Аннет тут же выскользнула на кухню.
– Нет-нет, большое спасибо, – улыбнулся Уэбстер. – Я уже договорился встретиться за обедом с сотрудниками полиции Мелёна. Единственная возможность поговорить с ними по-человечески. Это ведь старая французская традиция, не так ли? Я должен быть в Мелёне без четверти час, так что мне, наверное, пора вызывать такси.
Том позвонил в Мелён, чтобы прислали машину.
– Я бы с удовольствием осмотрел ваш участок, – сказал инспектор. – Выглядит он просто великолепно.
Возможно, у инспектора изменилось настроение и он сказал это, как человек, который просит разрешения осмотреть сад, чтобы избежать нудной беседы за чайным столом, но Том не думал, что причина в этом.
Крис был в таком восхищении от английской полиции, что хотел было сопровождать их, но Том сделал страшные глаза, и он остался. Том с инспектором спустились по ступенькам, на которых вчера – только вчера – Том чуть не упал, рванувшись к мокнущему под дождем Бернарду. Солнце светило довольно вяло, но трава уже почти высохла. Инспектор сунул руки в карманы своих мешковатых брюк. Вряд ли Уэбстер подозревает его в каком-либо криминале, подумал Том, но чувствует, что он не вполне откровенен. «Я провинился перед государством, и оно не забыло об этом». Любопытно, что в это утро ему пришел на ум Шекспир.
– Яблони. Персиковое дерево. У вас тут не жизнь, а просто сказка. А какая-нибудь профессия у вас есть, мистер Рипли?
Вопрос был задан резко и прямо, как в иммиграционном бюро, но Том уже не раз отвечал на него.
– Я занимаюсь садом, живописью; изучаю то, что меня интересует. Постоянной работы, на которую мне приходилось бы ездить, у меня нет. Я редко бываю в Париже.
Том поднял камень, портивший его безупречную лужайку и, прицелившись, бросил его в дерево. Камень гулко ударился о ствол, а Том почувствовал боль в поврежденной лодыжке.
– А этот лес – ваш?
– Нет. Насколько мне известно, это общественная собственность. Или государственная. Я иногда собираю там хворост на растопку – обломанные сучья и тому подобное. Не хотите прогуляться? – Том указал на лесную дорожку.
Инспектор направился было к лесу, но, пройдя пять или шесть шагов, повернул обратно.
– Спасибо, в другой раз. Пора, наверное, посмотреть, не пришла ли машина.
Когда они вернулись к дому, такси уже стояло у дверей.
Том и Крис попрощались с инспектором. Том пожелал ему bon appétit[46].
– Потрясающе! – воскликнул Крис. – Нет, правда! Вы показали ему могилу в лесу? Я не следил за вами из окна – это было бы невежливо.
Том улыбнулся:
– Нет.
– Я уже хотел было сообщить ему об этом, но побоялся выставить себя дураком, навязывая полиции ложные улики, – сказал Крис, рассмеявшись. Даже зубы у него были такие же, как у Дикки, – тесно посаженные, с острыми верхними клыками. – Представляю, если бы инспектор принялся раскапывать ее! – Он опять залился смехом.
Том усмехнулся тоже:
– Да уж. Если учесть, что я высадил его в Орли, то искать его здесь было бы странно.
– Но кто же убил его?
– Я не думаю, что он мертв, – ответил Том.
– Тогда, значит, его похитили?
– Не знаю. Может быть, вместе с картиной. Трудно сказать. А где Бернард?
– Он ушел в свою комнату.
Том тоже поднялся на второй этаж. Дверь Бернарда была закрыта. Постучав, Том услышал в ответ неразборчивое бормотание.
Бернард сидел на краю постели, стиснув руки. У него был вид сломленного и обессилевшего человека.
– Все прошло хорошо, Бернард. – Том постарался произнести это как можно бодрее, насколько это было уместно в данных обстоятельствах. – Tout va bien[47].
– Это провал, – сказал Бернард с несчастным выражением в глазах.
– О чем ты? Ты был просто великолепен.
– Это провал. Потому-то он и задавал все эти вопросы о Дерватте. О том, как его найти в Мексике. Провал для Дерватта и для меня.
14
Более отвратительного застолья Том не помнил – с ним мог сравниться разве что обед с родителями Элоизы, после того как она сообщила им, что они с Томом поженились. Но на этот раз все хотя бы длилось не так долго. Бернард пребывал в беспросветном унынии, подобно актеру, который уверен, что провалился на сцене, и не воспринимает никаких слов утешения. К тому же как человек, выложившийся до предела, Бернард испытывал полный упадок сил, – Тому это было знакомо.
– А знаете, – сказал Крис, прихлебывая молоко, которое он пил вперемешку с вином, – прошлой ночью я видел, как какой-то автомобиль выезжал задом по этой дороге из леса. Где-то около часа ночи. Может быть, это ничего и не значит, но фары у него были притушены, будто водитель не хотел, чтобы его заметили.
– Какая-нибудь парочка, наверно, – отозвался Том. Он боялся, что Бернард бурно отреагирует на это, – от него всего можно было ожидать, – но Бернард, казалось, даже не слышал слов Криса. Извинившись, он поднялся и покинул их.
– Черт, просто смотреть невозможно, как он расстроен, – сказал Крис, когда Бернард уже не мог его услышать. – Ну, мне пора двигать. Надеюсь, я не доставил вам слишком много хлопот.
Том хотел уточнить расписание поездов, но у Криса родилась свежая идея. Он решил добраться до Парижа автостопом, и отговорить его было невозможно. Он был убежден, что это будет захватывающее приключение. Спустившись с чемоданами в руках, Крис зашел на кухню попрощаться с мадам Аннет.
Они направились к гаражу.
– Пожалуйста, передайте от меня Бернарду наилучшие пожелания, ладно? – попросил Крис. – Его дверь была закрыта, и я подумал, что он не хочет, чтобы его беспокоили, но мне было бы неприятно, если бы он счел меня неотесанным чурбаном.
Том заверил его, что объяснит это Бернарду, и вывел «альфу-ромео».
– Вы можете высадить меня в любом месте, – сказал Крис.
Том решил, что лучшим местом будет парижское шоссе возле Монумента в Фонтенбло. Криса вряд ли можно было принять за кого-либо иного, кроме молодого американца на каникулах, не бедного и не богатого, и Том был уверен, что ему не придется долго ждать попутной машины до Парижа.
– Я позвоню вам через пару дней, ладно? – спросил Крис. – Мне очень интересно, что будет дальше. В газетах я тоже буду читать об этом, конечно.
– Давай лучше я тебе позвоню. Отель «Луизиана», улица Сены?
– Да. Вы просто не можете себе представить, как это было здорово – побывать в настоящем французском доме.
Как раз это Том представлял себе очень хорошо – по собственному опыту. На обратном пути он вел машину быстрее обычного. Он испытывал сильное беспокойство, хотя и не понимал, чем оно вызвано. Он уже давно ничего не слышал от Джеффа с Эдом, но созваниваться с ними сейчас было бы неосторожно. Том подумал, что лучше всего было бы, если бы Бернард остался на какое-то время у него. Это, конечно, сопряжено с определенными трудностями. Но в Лондоне Бернард опять столкнется с выставкой Дерватта, плакатами на улицах, а также Джеффом и Эдом, которые сейчас, вероятно, и сами порядком взвинчены. Поставив машину в гараж, Том прошел прямо к комнате Бернарда и постучал.
Никакого ответа.
Том открыл дверь. Постель была застлана точно так же, как и утром, на покрывале даже осталось небольшое углубление в том месте, где присаживался Бернард во время разговора с ним. Но вещи Бернарда исчезли – рюкзак, невыглаженный костюм, который Том повесил в шкафчик. Нигде никакой записки. Том заглянул в свою комнату. Там Бернарда тоже не было, только мадам Клюзо орудовала пылесосом. Том сказал ей: