Как всегда, аргументы Гарри звучали убедительно. Он мастерски управлялся со статистикой, используя ее беспрецедентными для тех времен способами. Он получал огромное количество сведений от своих подчиненных, многие из которых, вооружившись блокнотами и карандашами, ежедневно отправлялись «в поле» и записывали все – от количества людей, выходящих на остановке из автобуса, до количества людей, заходящих в магазины конкурентов. Почти каждый день Селфридж обсуждал с сэром Эдвардом свои планы, надежды и мечты. Для их воплощения нужны были деньги, а у сэра Эдварда Холдена и его банка «Мидленд» их хватало с избытком. Сотрудники магазина постепенно привыкали к переменчивому характеру Вождя, который без колебаний принимал неожиданные решения и полностью менял концепции отделов.
В 1910 году, сразу по возвращении из Парижа, где он увидел косметику и парфюмерию, разложенную прямо на прилавках, Селфридж решил расширить косметический отдел, до этого служивший лишь придатком аптеки. Косметическая индустрия уже начала развиваться и выходить за пределы сцены и темных улиц. Независимые молодые женщины пробовали краситься, но взгляды на косметику оставались старомодными, и проблема была не столько в том, что макияж был слишком вызывающим, сколько, наоборот, в его абсолютной незаметности. Качество косметики улучшалось – Ричард Хаднат, Элена Рубинштейн и «Буржуа» начали производить более легкие пудры и румяна естественных оттенков. В «Лондонском модном журнале» писали, что «умеренно нанесенные румяна – это часть образа любой современной женщины, но, бывает, дамы злоупотребляют пудрой. Ярко-красные губы в сочетании со слишком бледным лицом создают шокирующий эффект контраста, который старит женщину. И все же… почти все используют алую помаду».
Несмотря на то что новую тенденцию было уже не остановить, Селфридж продавал очень мало красной помады и никогда не делал это в открытую. Изначально он организовал самостоятельный косметический отдел, чтобы увеличить продажи парфюмерии. Селфридж, который обожал различные ароматы, знал большинство марок на рынке парфюмерии, и женщин, несомненно, привлекало, что он с удовольствием говорил о подобных вещах. Он сразу чуял, если женщина надушилась «Убиганом». Он обожал «Герлен». Твердо веря, что парфюмерия обостряет ощущения, он хотел поделиться этим переживанием с посетителями магазина. Он велел разбрызгивать духи в вестибюле универмага, и этот изящ-ный ход не только создал прекрасную атмосферу, но и позволил скрыть менее приятные запахи: в то время многие пренебрегали личной гигиеной, а доносящаяся с улицы вонь лошадиного навоза и выхлопных газов едва не сбивала с ног.
Селфридж не был первым, кто придумал использовать ароматизаторы в общественных местах. В 1870 году в знаменитом театре Гейети, где импресарио Джон Холлингсворт руководил хором шикарных «девушек Гейети», парфюмер Юджин Риммель, известный как Парфюмер с улицы Стрэнд, надушил страницы программок. Еще более соблазнительным штрихом стала ароматная вода в фонтане в фойе, где он установил специальные разбрызгиватели. Вечер в «Гейети» кружил голову во многих смыслах.
В «Селфриджес» рядом с румянами появились коробочки с пудрой, рядом с наборами для маникюра – лебяжьи пуховки, но основной акцент Селфридж делал именно на духах. Концентрированная парфюмированная вода по-прежнему стоила очень дорого. Хрустальный пузырек, наполненный изысканным ароматом, мог стоить три фунта или даже больше – невероятная сумма для тех, кто зарабатывал по десять шиллингов в неделю. Но благодаря химику Георгу Дарзану, открывшему глицидный метод синтеза альдегидов, теперь можно было воспроизводить восхитительные ароматы по приемлемой цене. А это означало, что теперь «Селфриджес» могли продавать «Лилию долин» за одну шестую от старой цены. Покупатели, конечно, ничего не знали о синтетических составах – им просто нравились ароматы.
Интерес к дамским делам приводил к тому, что сам Селфридж очаровывал совершенно разных женщин. Он не пропускал ни одной премьеры и всегда присылал цветы своим любимым актрисам. Ему не составляло труда выбрать подарок для фавориток – у него для этого был целый магазин. Он прослыл щедрым человеком, всегда готовым помочь своим женщинам в финансовых затруднениях. И в конце 1910 года, судя по всему, в час нужды к Селфриджу обратилась огненноволосая писательница Элинор Глин.
Гарри познакомился с Элинор не через ее сестру Люсиль, но через их общего друга и ее соседа в Эссексе, Ральфа Блуменфельда, редактора «Дейли экспресс», который не только был поклонником ее произведений, но и хорошо платил за право их публиковать. Элинор была несчастлива в браке и завела интрижку с лордом Керзоном, который овдовел в 1906 году, когда скоропостижно скончалась его жена Мэри Лейтер. Этот роман не сулил ничего хорошего. У Керзона были смелые политические амбиции, трое маленьких детей и манера жить на широкую ногу. Глин была замужем во времена, когда развод считался чем-то немыслимым, и, хуже того, она зарабатывала себе на жизнь, сочиняя фривольные романы. Когда Керзон положил конец этим отношениям в конце осени 1910 года, Элинор горевала. Кроме того, она была разорена и задолжала Керзону крупную сумму, которую тот ожидал получить без проволочек.
Всю жизнь Селфриджа привлекали успешные, независимые и знаменитые женщины. Ему импонировало недоброе чувство юмора, он питал слабость к доступным девушкам в шикарных нарядах, и, есть подозрения, его сексуально возбуждало, когда с ним обращались жестоко. Элинор Глин полностью подходила под это описание.
Элинор познакомилась с Селфриджем той осенью в Париже. В своем дневнике она назвала его «американским Наполеоном» и признала, что обходилась с ним равнодушно, хотя ей и льстило его внимание. Он водил ее на свидания, поднимал ради нее шумиху, несомненно, оплачивал ее счета и сделал все возможное, чтобы она ни в чем не нуждалась. Селфриджу, наверное, было забавно отдавать ей деньги, которые пойдут на выплату долга лорду Керзону. Ему всегда нравилось, что с прошлым его соединяет целая паутина взаимоотношений.
Селфриджу, типичному «милому грешнику» эдвардианской эры, искренняя преданность семье никогда не мешала собрать целую коллекцию красоток-спутниц. Еще во время своего романа с Элинор Глин он завел интрижку с Сири Велком – и слухи добрались до его дома.
Сири была дочерью Томаса Барнардо, набожного филантропа, который основал Дома доктора Барнардо для детей-сирот. В 1901 году в возрасте двадцати двух лет Сири перешла от властного отца к не менее властному мужу: она вышла за сорокавосьмилетнего американского фармацевтического магната, миллионера Генри Велкома. Их брак был полон горечи и физического насилия и оставил ей шрамы и на душе, и на теле.
Велком и Селфридж, оба масоны, впоследствии стали частью сплоченной группы. По традициям того времени мужчины, обладающие определенным положением в обществе, часто обедали без жен. У них были свои клубы – Селфридж состоял в клубе «Реформа», – они посещали бесконечные обеды и обсуждали события, связанные с их деловыми интересами. Но время от времени мужья брали жен с собой на официальные банкеты. Сири, которая больше любила модное богемное общество, такие вечера утомляли, и она, вероятно, была благодарна Селфриджу, который часто оказывался рядом и разгонял скуку. Нельзя сказать, чтобы он славился чувством юмора, но зато он умел слушать и уделять женщине все свое внимание. Он любил баловать людей. Перед таким сочетанием невозможно было устоять.
Когда ее многострадальный брак наконец рухнул в 1909 году, Сири, вооружившись щедрыми алиментами в две тысячи четыреста фунтов в год, принялась создавать себе положение в обществе. Прекрасно одетая, жесткая и пусть не красивая, но довольно привлекательная тридцатилетняя женщина с безупречной кожей была готова повеселиться. Официально честь Сири должна была оберегать ее мать-вдова, но та позволила дочери наслаждаться жизнью, нисколько не заботясь о репутации. Сама Сири начала развивать в себе умеренность и хороший вкус, которые в итоге позволили ей сделать карьеру декоратора. Поначалу, однако, она скорее была склонна тратить деньги, нежели зарабатывать, а запросы у нее были весьма немаленькие. Даже ежегодное пособие не смогло бы полностью удовлетворить их, так что когда на горизонте появился Гарри, она с радостью приняла и его, и его дар – оплату дорогостоящей аренды дома в квартале Йорк-Террас-Вест, где она жила вместе с матерью. Этот роман, который за три года то угасал, то возобновлялся, был основан не только на деньгах, которыми щедро делился Селфридж. У Гарри были еще и замечательные связи, которые, несомненно, поспособствовали карьере Сири.
Люди, хорошо знавшие Селфриджа, всегда считали, что в отношениях со своими красотками-спутницами он любил скорее чувство погони и обладания, акт завоевания был для него куда важнее, чем плотская близость. Как бы то ни было, Сири и Селфридж вступили в эти отношения с широко раскрытыми глазами, прекрасно осознавая, что хочет получить каждый. Ходили толки о фригидности Сири, но Ребекка Уэст, искушенная в вопросах секса, отвергает подобные слухи. «Их отношения, – говорила она, – являлись безусловно любовными. Но любовниками эти двое были только тогда, когда им это было удобно». Некоторое время Гарри это устраивало. Однако никогда не было и намека на то, что Сири его единственная любовница – его часто видели в обществе других женщин.
Похоже, тогда никто из управляющего состава универмага не был осведомлен о любопытной двойной жизни Вождя. Огласка придет позднее. Они знали, что он засиживается на работе допоздна, приходит рано, ставит дело превыше практически всего и постоянно фонтанирует идеями. Хотя от сотрудниц магазина он держался на почтительном расстоянии, ничто женское не ускользало от его внимания. Однажды во время ежедневного обхода он заметил, что у одной продавщицы проблемы с зубами. Он велел ей записаться к местному стоматологу, а сам обратил внимание на зубные щетки. Разочарованный скудным ассортиментом в магазине, он нашел лучшего поставщика зубных щеток в Европе и скупил всю партию. Селфридж всегда покупал в больших количествах. Поставщики предлагали ему х