— Дева-без-Матери, — перебил ее Виктор. — Вам что-то это говорит?
— Какая-то сирота? — спросила Скарлетт.
— Нет, я…
Виктор застыл. А почему, собственно, и нет?! Кажется, он понял, о ком идет речь. И это понимание ему весьма не понравилось.
— Иероним может съесть человека?
— О, он может делать вещи и намного, несоизмеримо хуже. А в чем, собственно, дело?
— Ничего, я просто…
— Мой дорогой Винсент, откуда у тебя такой интерес к Иеронимам? — спросила Скарлетт подозрительно.
— Пишу статью.
— О, неужели? И, видимо, твоя мать не знает об этой статье, так?
Виктор понял, что разговор сворачивает в какое-то совершенно недоброе русло, и решил его закончить, пока Скарлетт Тэтч не применила какое-нибудь ведьмовство, чтобы вызнать у него правду.
— Полагаю, вы весьма замерзли, тетушка Скарлетт, — сказал он. — Вас что, больше не ждут?
Она поглядела на него заинтересованно. Впервые. Уголки ее губ тронула едва заметная улыбка.
— Меня уже заждались, — ответила Скарлетт. — Вот-вот начнется дождь. Поторопись с багажом.
Бросив на племянника задумчивый взгляд, мадам Тэтч направилась к дому.
Дождавшись, когда она переступит порог, Виктор обернулся и вдруг с удивлением понял, что машина исчезла. Как и шофер-костюм. Правда, багаж остался на месте. Глубоко вздохнув, Виктор схватил за ручки два чемодана тетушки Скарлетт и поковылял к дому.
А в это самое время вдалеке на холм как раз поднималась еще одна кроваво-красная машина, точь-в-точь такая же, какая стояла только что у ворот Крик-Холла. За рулем сидел Пустой Костюм, подле него обмахивалась веером дама в красном платье. Такая великолепная женщина, как Скарлетт Тэтч, просто не могла позволить себе явиться в гости всего лишь один раз. Или — кто знает — вдруг здесь крылось что-то еще?..
Мистер Эвер Ив проснулся, уставился в потолок и вдруг почувствовал такую тяжесть, как будто у него на груди стоял слон. Он опустил взгляд: слона в комнате не было — на груди лежала тетрадка…
Мистер Ив поморщился. Он не любил ни писать, ни читать, и тетрадка мгновенно вызвала у него неприятные ассоциации: школа, школьная скамья, учителя и одноклассники — и все над ним потешаются. Мистер Ив раздраженно тряхнул головой — это ведь не его воспоминания: он никогда не стал бы заниматься глупостями вроде посещения школы! И уж точно никому не позволил бы над собой потешаться…
Мистер Ив взял в руки тетрадь и увидел, что она открыта примерно на середине. Вверху страницы было выведено кривым поспешным почерком:
«Саша».
Да, мистер Эвер Ив не любил читать, но был любопытен до крайности, поэтому даже он не мог не признать, что читать иногда все-таки нужно, иначе как узнать чужой секрет, если тебе в руки попала… ну, скажем, чья-то тетрадка или дневник, полный разнообразных личных тайн и секретиков. К слову, по мнению мистера Ива, все эти дневники и пишутся исключительно для того, чтобы однажды попасть в чужие руки.
Мистер Ив и не заметил, как погрузился в чтение. Вскоре выяснилось, что на Сашу у хозяина дневника был выделен в тетради отдельный раздел. В нем он, судя по всему, вел некий мелодраматичный учет, описывая в подробностях все те разы, что он видел Сашу после ее приезда. В этих заметках было больше личных переживаний и воспоминаний, чем, собственно, описания происшествий. Таких записей было всего пять, включая ее первое появление в доме:
«Сирил всегда был подлым, злобным выродком и не гнушался никаких мерзостей, чтобы меня позлить или унизить. Они с Мими потратили собственное детство только на то, чтобы максимально испортить мое. И теперь вот это: последняя подлость! Он знал, мерзавец, как мне будет больно. Черт, как же хочется его придушить! А Саша…
Я не понимаю, как она могла?! Как могла взять и согласиться стать женой этого упыря?! Выбрать худшего во всем мире человека! И что она в нем нашла? Он ведь похож на гоблина! Проклятье, да Иарран Ри (хоть он и не гоблин, как выяснилось) в тысячу раз приятнее, чем этот подлый урод!
Что же тогда? Вряд ли Сирил относится к ней с теплом — скорее как к новоприобретенной собственности. Дело не в заботе. Тогда что? Деньги? Тетушка Мегана устроила так, чтобы ее любезные детки никогда ни в чем не нуждались… Все дело в этом? В ведьмовских капиталах Меганы? Даю голову на отсечение, что ее богатство — какая-то ловкая иллюзия, чтобы водить за нос портье в гостиницах, официантов в ресторанах и билетеров пароходных компаний. Правда, учитывая жизнь Сирила и Мими, все же весьма недурная иллюзия, надо признать…
Нет, дело точно не в деньгах, ведь Саша никогда такой не была…
Саша… милая Саша! Она ничуть не изменилась. Только прическа… Когда я видел ее в последний раз на станции Уэлихолна перед тем, как уехать в Лондон, у нее были длинные волосы. Ветер разметывал их по сторонам. Сейчас же она подстриглась коротко, по-мальчишески. Нужно признать, ей это весьма к лицу. Лучше подчеркивает огромные глаза…
Мне часто снились ее волосы, танцующие в воздухе, часто снилась ее хрупкая фигурка, застывшая на перроне и уставившаяся в пол, словно Саша и не знала, где и зачем находится, словно вдруг потерялась. Она так и не посмотрела на меня. Поезд тронулся, и Саша исчезла в станционном пару. Вместе с ней как будто исчезла и вся моя прошлая жизнь.
А я все глядел в окно, прижавшись лбом к стеклу, и у меня внутри все тлело.
Вот так я покидал дом, покидал Сашу, полагая, что больше никогда ее не увижу…»
Мистер Ив промокнул выступившие на глазах слезы уголком одеяла, после чего метнулся к столу и схватил несколько печенюшек с тарелки. С запасом сладостей он вернулся в кровать, вгрызся в печенье, не обращая внимания на то, что оно крошится прямо в постель, и продолжил чтение. Его ожидала вторая встреча с Сашей…
«Когда-то она носила старые штопаные юбки и растянутые кофты, а этим вечером появилась как настоящая дама: в платье и дорогом пальто с серым мехом — очевидно, Сирил раскошелился.
Мы столкнулись на лестнице. Я заступил ей дорогу, но она просто попыталась обойти. Я не хотел отпускать ее, пока она не скажет хотя бы слово. Не в силах себя контролировать, я схватил ее за руку. Она вырвала руку и, не глядя на меня, продолжила свой путь вниз, а я, как набитый дурак, стоял и смотрел ей вслед — как семь лет назад смотрел на нее, уезжая…
Но, как и семь лет назад, она ничего не сделала. Я ведь притащил ее тогда на вокзал в надежде, что она остановит меня, не даст уехать, но все было тщетно. И я уехал. В этом городе для меня больше не было места. Я больше не мог терпеть равнодушие, не мог насильно заставлять Сашу меня любить.
Когда мы с ней познакомились, она была совсем другой. Живой, горячей, искренней… настоящей. Потом в один момент с ней что-то случилось. Ее взгляд утратил любую волю к жизни. Она будто опустела. Да, Саша походила на себя прежнюю, но не более чем висящий на стене портрет напоминает того, с кого он был написан. Красивая картинка, а пытаешься сорвать ее, заглянуть за холст — и ничего не видишь, кроме холодной кирпичной кладки.
Она перестала говорить. Совсем… Я спрашивал, что случилось, как ей помочь, чего она хочет. А она молчала. Я бесился, выходил из себя и кричал, но она даже не плакала, просто глядела мимо. Словно спала на ходу. Ела и пила без особого желания, будто вынужденно, перестала читать, притом что раньше книги были ее страстью. Перестала гулять и мечтать. Я полагал, что она перестала даже спать. Я боялся за нее, думал, что она заболела. Я спрашивал, что у нее болит, но она молчала. Я спрашивал, что я могу сделать, но она молчала. Я спрашивал, во мне ли дело, но она молчала. Я спрашивал, любит ли она меня, как раньше, но… Так продолжалось около месяца. А потом я все понял.
Мама. Она говорила, что Саша мне не подходит, но отказывалась объяснить почему. В этом доме никогда ничего не объясняли, лишь указывали, велели, требовали, запрещали. Мне просто запретили видеться с Сашей. Я ничего не понимал: почему мама все это начала не сразу, почему первые несколько месяцев после моего знакомства с Сашей она не была против нее?
Мама приглашала ее к нам в гости, позволяла мне возвращаться позже, если я собирался на свидание с Сашей, требовала, чтобы я всегда ее провожал, поскольку в городе, мол, небезопасно.
А потом маме вдруг заблагорассудилось познакомиться с родителями Саши. Саша призналась, что она сирота и выросла в приюте. Тогда-то мама и изменила к ней отношение. Начала строить козни, запрещала нам видеться, перестала пускать ее на порог. Начались скандалы. А потом Саша изменилась…»
Читая, мистер Ив хмурился все сильнее. Он уже догадывался, о чем идет речь, в отличие от глупого автора этих строк. Следующая запись была весьма странной — в ней описывалось это утро и то, что Саша не отражалась в зеркале. А Виктор Кэндл продолжал заливать душу чернилами и резать сердце краями страниц:
«…Саша и ее отсутствующее отражение… Еще одна странность и еще одна тайна, которая пока никак не поддается разгадке. Куда делось ее отражение? Сначала я думал, будто что-то не так с зеркалом в прихожей, но я проверил: Саша не отражается и в других. Ее отражения просто нет, как будто… Я полдня ломал голову над этой загадкой, перебрал множество вариантов и в итоге пришел к худшему. Кристина, наверное, сказала бы: “Ну разумеется, Вик, кто бы сомневался, что ты выберешь самое отвратительное!”, но я… я не могу это объяснить. Это просто ощущение… Нет — убежденность! Я убежден, что отражение Саши похитили!
И я знаю, кто это сделал. Чертов Сирил! То, что у Саши нет отражения, и то, что она согласилась стать женой Сирила, — связано. Я все пытался понять, зачем ему похищать ее отражение, и пришел к выводу, что, возможно, Сирил таким образом держит Сашу в плену.
Я знаю, что пытаюсь сейчас отыскать хоть какое-то оправдание тому, почему она ответила согласием Сирилу, но лучшей версии у меня нет.