— Хватит, — с бессилием в голосе произнесла Кристина. — Дело даже не в Дороти. И не в дурацком чувстве вины.
— Нет? — поразился Виктор. — Тогда в чем же дело?
Кристина помолчала и после довольно затянувшейся паузы сказала:
— Мне просто отчего-то кажется, что я скоро умру.
— Что? — От прозвучавших в голосе сестры безысходности и отчаяния Виктору стало совсем не по себе. — Оставь эти бредни, Крис. Ничего ты не умрешь. Я этого не допущу.
— Ну да.
Кристина развернулась и направилась к грузовичку за новой тыквой.
— Крис! — позвал брат.
Она не обернулась.
Виктор остался стоять в темном холодном гараже в недоумении и полном одиночестве.
Третий этаж особняка тонул в кромешной тьме, лампы не горели, и в коридоре никого не было.
Никого не было, пока дверь одной из комнат не открылась и из-за нее не вышел прилизанный бледный толстяк в дорогом костюме. Услышав шаги, он повернулся. Губы его расползлись в ядовитой улыбке. Виктор направлялся прямо к нему, вернее, он шел туда, откуда толстяк только что вышел.
— И куда это мы собрались? — презрительно бросил Сирил Кэндл.
— Знаешь что… — в ярости проговорил Виктор.
— Что? — Сирил скривился еще сильнее. — Что на этот раз ты попытаешься…
Договорить он не смог, ведь обычно становится затруднительно продолжать связную речь, когда кулак влетает тебе в глаз.
Сирил устоял на ногах, но все равно схватился за лицо.
— Ах ты гад! — крикнул он, отшатнувшись к двери своей комнаты.
Его болезненная кожа побелела еще сильнее, чем обычно, даже волосы словно вдруг поблекли, лишь на переносице и по контуру левого глаза растекалось черное пятно. Виктор даже вздрогнул: он не ожидал подобного эффекта от своего удара.
Кузен прошипел:
— Ты, жалкий ничтожный червяк, ни за что не пройдешь в эту дверь!
Сирил поднял руки — и его пальцы прямо на глазах начали стремительно расти. Суставы сгладились, а фаланги вытянулись и зашевелились, как щупальца. Ногти вросли и исчезли, затянувшись кожей. Затем пальцы Сирила покрылись корой, испещренной морщинами и трещинками, превратившись в древесные ветви.
Виктор машинально вскинул руки, приготовившись защищаться, но Сирил не спешил нападать. Не отводя затянувшихся бурой поволокой глаз от кузена, он упер обе ладони в дверь — его ветвящиеся пальцы вросли в дерево косяка. В тот же миг в коридоре зазвучал треск.
Прямо на глазах у изумленного Виктора дверь начала врастать в раму, намертво соединяясь с притолокой и порогом. Петли, дверная ручка и замочная скважина исчезли в древесных складках. Зайти в комнату теперь действительно стало невозможно, правда, оставался еще вариант сбегать за топором и прорубить себе проход.
— Выходит, вас с Мими отдали не совсем в обычную закрытую школу, — прокомментировал Виктор.
— О, сама догадливость, — процедил в ответ сросшийся с дверью кузен.
— Я тебя предупреждаю, Сирил, — начал Виктор. — Если ты меня не пропустишь, я тебе сейчас и второй глаз подкрашу.
— Какие мы грозные, — осклабился Сирил. — И как ты, кусок никчемности, сможешь что-то мне сделать?
Виктор решительно шагнул вперед. Точнее, попытался, поскольку что-то вдруг схватило его за ноги и он едва не рухнул навзничь, удержав равновесие с невероятным трудом. В полу, прямо там, где он стоял, из паркета выросли кривые морщинистые корни — они крепко обвили его лодыжки.
— Отпусти и играй по-честному, трус! — рявкнул Виктор, но кузен лишь расхохотался ему в лицо.
А затем без лишних слов напряг кисти. В тот же миг корни начали виться и скручивать ноги Виктора, пытаясь сдавить их и переломать.
Виктор сжал зубы от боли. Он попытался выдернуть ноги, но корни держали его крепко, при этом с каждой секундой они поднимались все выше, будто бы намереваясь полностью его оплести. Под насмешливым взглядом Сирила Виктор схватился за корни, но добился лишь того, что содрал кожу на ладонях. Он попался. Он был в полной власти этого негодяя и, помимо боли, чувствовал еще и ни с чем не сравнимое унижение.
Виктор уже начал прикидывать: если он просто рухнет на Сирила, то дотянется ли… Навскидку выходило, что нет, не дотянется, а вместо этого окажется на полу с расквашенным носом. Кажется, в этот раз он влип по-настоящему и…
— Что здесь творится?! — раздался грозный голос со стороны лестницы.
И Виктор, и Сирил, не сговариваясь, повернули головы. К ним тяжелой, величественной походкой шла Мегана Кэндл.
— Мама, он пытался… — начал было Сирил, но ведьму не волновали никакие объяснения.
— Отпусти его немедленно, — холодно отчеканила Мегана, глядя только на Виктора.
— Ну ма-ам… — запротестовал было Сирил.
— Сейчас же!
Испытывать терпение матери Сирил не решился. Он закрыл глаза и что-то зашептал. В тот же миг его пальцы со скрипом вылезли из двери и начали уменьшаться. Корни, сжимавшие ноги Виктора, расцепили хватку и исчезли в полу, сросшись с паркетом.
Освобожденный, Виктор машинально сделал шаг и снова едва не упал.
— Ты отправляешься в комнату, и чтобы я не видела тебя до ужина, — отцедила сыну немного родительской любви Мегана. — А ты, — это уже было Виктору, — идешь со мной.
— Ты не можешь… — Сирил попытался было спорить, но его мать уже развернулась и направилась обратно к лестнице.
— Я долго буду ждать? — отчеканила Мегана, не оборачиваясь, и Виктор, бросив досадливый взгляд на дверь комнаты, в которой находилась Саша, поспешил за грозной ведьмой. Прямо как в детстве, когда тетушка куда-то брала его с собой и заставляла выслушивать продолжительные нравоучения и нотации.
Сирил выглядел как побитая собака. Лопоча проклятия и угрозы в адрес матери, он поспешил повернуть вновь появившуюся ручку двери и скрыться в комнате…
Тетушка Мегана быстро шла по коридору, а Виктор пытался не отставать.
— Он сказал правду, — бросила на ходу ведьма. — Тебе ни за что не проникнуть за эту дверь. Попытаешься — и она снова зарастет. Пора бы повзрослеть и смириться с тем, что твоя бывшая возлюбленная выбрала себе лучшего. Моего сына. Отступи.
— Хватит лгать, — со злостью в голосе ответил Виктор. — Я все знаю. Можешь отпираться, но это бессмысленно.
Мегана резко повернула к нему голову и проскрипела:
— Посмеешь еще раз так со мной заговорить…
— Я все знаю! — перебил ее Виктор. На сей раз ей его не запугать — достаточно он в детстве потрясся от страха, ожидая очередного наказания от Самой Строгой Тетушки, — с него хватит. Быть может, эти ведьмы и считают себя вправе распоряжаться всем, до чего могут дотянуться их скрюченные пальцы, но пусть не заблуждаются — молча внимать им он больше не будет.
— Тогда все становится совсем просто, не так ли? — усмехнулась Мегана.
Виктор ожидал совершенно иного ответа. Он ждал отговорок, очередных уверток или, на худой конец, какого-нибудь ведьмовского заклятия, которое заплавит ему рот раскаленным воском. Но, как ни странно, она даже не спорила.
— Почему «просто»? — спросил Виктор.
— Это избавит меня от твоих недоуменно округленных глаз, сморщенного от внезапных озарений лба и прочих глупых гримас.
— Вы хотите отдать Сашу на съедение ему… этому… Иерониму! — выпалил Виктор.
— Так и было задумано. Все верно.
— И вы допускаете, что я…
Мегана вдруг остановилась.
— А что ты? — спросила она. — Не позволишь? Будешь против? А кого, скажи на милость, волнует, что ты там думаешь по этому поводу?
Мегана отвернулась и пошла дальше. Виктор поплелся за ней.
Он вдруг снова ощутил себя ребенком. Совершенно беспомощным, обреченным на постоянные наказания, не способным даже попытаться себя защитить. За те годы, что Виктор не жил дома, он уже и забыл это треклятое, мерзкое, как гниль во рту, чувство. Мегана была права: он ничего не сделает. Она может хоть сейчас рассказать ему весь их план, а он будет просто стоять и слушать. И что он сделает? Верно: ровным счетом ничего.
— Почему ты меня так ненавидишь, тетушка? — спросил Виктор.
Он явно не это собирался сказать, но слова сорвались с его языка будто сами собой.
Мегана отреагировала странно. Она застыла на месте, Виктор тоже остановился. Они были в коридоре одни, газовые лампы замигали, как будто кто-то играл с вентилем на трубе. Взгляд тетушки подернулся, и с него вдруг словно упала ширма. За растаявшей завесой равнодушия и холодной злости вдруг проявилось нечто другое. Виктор увидел боль, вытекающую одинокой слезой из уголка округлившегося глаза.
Он испугался. Как и Кристина ранее в гараже, существо, которое на мгновение открылось ему, было жалким, забитым и безвольным. У этого существа, которое нелепо пыталось распушить облезлый хвост, был несколько раз переломан хребет от неподъемной тяжести, которую оно на себя взвалило. И еще в нем не было абсолютно ничего злого — оставалось лишь немного горечи на дне увядших глаз.
— Я не ненавижу тебя, мальчик, — едва слышно сказала Мегана. — Я просто злюсь на тебя, разве не понятно?
У Виктора к горлу подступил ком. Даже когда Сирил схватил его своими колдовскими корнями, он не был так обескуражен и сбит с толку.
— Злишься? Но что я такого сделал?
— Ты бросил меня. Ты просто меня бросил.
— Тетушка, я не…
— Корделия не заслуживает такого сына. Она заслуживает какую-нибудь уродившуюся неблагодарной мерзость вроде Сирила и Мими. А я заслуживаю: я ведь все время была рядом. Все твое детство я заботилась о тебе. Но ты помнишь другое. Это все она. К черту ее! Я… — она коснулась своими ледяными пальцами его лба и уже потом договорила: — …покажу тебе…
Взгляд Виктора померк, а ноги подкосились. Он будто рухнул, но пола так и не коснулся. Виктор падал и падал сквозь черноту, летел навстречу желтым огням фонарей. И он не сразу заметил, что летит уже вместе с рыжими листьями, подхваченными ветром.
Виктор мягко опустился на садовую дорожку. Это был сад Крик-Холла, на дворе стояла ранняя осень. Качели скрипели, и от них доносился детский смех. Это он смеялся. С тоской и страхом он вдруг увидел себя пятилетнего, взлетающего, устремляющегося вниз и снова взлетающего. А еще он увидел звонко и счастливо смеющуюся Мегану, молодую красивую девушку. Она взмахивала указательным пальчиком — и качели повиновались ей, раскачиваясь, словно обезумевший маятник.