ке, ты и живешь постоянно — с ним засыпаешь и с ним же просыпаешься. Жизнь взрослого — это унылая, скучная и беспросветная штука. «Ну вот, машина сломалась!», «Ну вот, уволили с постылой работы!», «Ну вот, жена умерла». Знаешь, что это такое? Вот представь, что воздух, которым ты дышишь, у тебя постепенно крадут, отбирают, и каждый последующий год у тебя этого воздуха становится в запасе все меньше, и ты просто медленно, но неотвратимо задыхаешься… Чертова взрослая жизнь — я так и не научился ею жить. И в какой-то момент просто не смог больше все это терпеть. Мне нужна была передышка. Всего на один день, на час, на минутку…
Чарли на миг замолчал, почесал макушку и продолжил:
— Назови это причудой спятившей городской сумасшедшей. Или просто бредом. Я и не особо верил, что сработает, если честно, и просто решил попробовать. И знаешь что? Я стал маленьким, а мир кругом вырос. Я снова увидел его таким: огромным, длинноногим, необъятным. Я пришел в школу, попытался спрятаться, затеряться среди прочих детей. Сперва у меня не получалось избавиться от своих взрослых мыслей, привычек и причуд, но… отношение все меняет. Когда к тебе все относятся как к чертовой образине, отношение как к ребенку кажется тебе чем-то невероятным. Поначалу я совсем не умел быть ребенком, еще хуже умел быть мальчиком (даже не знаю, почему решил стать именно им — должно быть, хотел отдалиться от того существа, каким я прежде был, как можно дальше), и прочие дети это замечали. Ты помнишь, никто не хотел со мной общаться, когда я только появился? Я казался всем странным…
— И мне тоже. Но ты помог мне, когда Блэкни с его дружками подкараулили меня по дороге домой.
— Да, сопливый слизняк Блэкни… — мечтательно протянул Чарли. — Даже драка с мальчишками, когда ты сам мальчишка, даже когда тебе расквасили нос… все это настолько чуждо этим странным существам — взрослым, что… Это совершенно другая жизнь. Это отдаленно похоже на второй шанс. Это возвращение в… Я просто не могу словами передать то, что я чувствовал, будучи Чарли Уиллингом.
— И, конечно же, ты не собирался мне признаваться. — Томми отвернулся. — Если бы я тебя не раскусил…
Самое обидное для Томми было то, что он не мог предъявить Чарли даже то, что «друзья так не поступают» и что «врать можно только врагам, девчонкам и взрослым».
— Послушай, все это время я был твоим другом. По-настоящему. Зуб даю.
Томми даже поморщился от того, насколько неуместно сейчас прозвучало мальчишеское заверение с зубом.
— Можешь злиться и ненавидеть меня, — продолжил Чарли. — Но что мне нужно было делать? Или я, по-твоему, должен был при самой первой встрече сказать: «Привет, меня зовут Чарли. Только я не Чарли никакой на самом деле. Видел в городе сумасшедшую в берете? Так вот, это я…»? Ты бы решил, что я совсем свихнулся.
— А сейчас мне кажется, что это я свихнулся, — сказал Томми и вдруг подумал, что, как бы ни хотел злиться на Чарли, который не Чарли, он действительно не представляет, как именно и когда о таком следовало сообщить, ведь даже сейчас он еще не до конца верил. — Ты сказал, что все узнал. — Он вдруг вспомнил. — Какую-то ужасную правду. Это как-то связано с той вещью, которую тетушки Рэми и Мэг украли у тебя?
— Прочти вот это. — Опасливо покосившись на мистера Бэрри, Чарли достал из-под свитера папку и протянул ее другу. — И тебе все станет ясно.
Томми схватил папку и раскрыл ее. Внутри лежали какие-то бумаги.
«Детский сиротский приют Святой Марии из Брентвуда. Свидетельство о взятии на попечение младенца.
Возраст: 2-3 дня.
Пол: девочка.
Цвет глаз: серо-зеленый.
Цвет волос: темно-русый.
Родители: не установлены.
Медицинские показатели: на момент составления свидетельства ребенок совершенно здоров.
Краткая история появления:
Младенец был обнаружен на пороге приюта в корзине 3 ноября вечером (примерно в девять часов). В корзине с ребенком лежали тряпичная кукла, на которой было вышито имя “Саша”, и записка: “Молю вас, позаботьтесь о моей дочери”. Девочку было решено назвать Сашей, поскольку это была единственная связь с ее прошлым. Пока не будут подобраны родители для удочерения, ребенок будет воспитываться в детском сиротском приюте Святой Марии из Брентвуда».
Вот и все, что было написано в карточке. Ни фотографии, ни какого-либо дополнительного описания — лишь внизу стояла дата: судя по ней, этой сироте уже должно было исполниться двадцать три года.
— Помнишь, когда мы сидели в парке, я попросил тебя о помощи? — спросил Чарли.
Разумеется, Томми помнил. Только сидел он тогда на скамейке рядом со взрослой женщиной. Ощущение несуразности происходящего усилилось многократно.
— Это все касается моей дочери, — продолжал Чарли, и было чертовски странно слышать подобное из уст десятилетнего мальчика, которого ты знаешь, как тебе казалось, всю жизнь. — Ее украли у меня и отдали в приют. Меня заставили забыть о ней. Но я вспомнил. Я узнал правду. И хочу найти ее. Поэтому я здесь. У меня совсем нет времени — сегодня в этом доме состоится праздничный шабаш ведьм, на котором с моей дочерью произойдет нечто ужасное. Я знаю.
— Но откуда? — удивился Томми. — И что такое должно произойти?
Чарли молча протянул другу мятое письмо. Томми мгновенно узнал почерк своего отца, Гарри Кэндла.
«Дорогая сестра,
Я пишу тебе уже не в первый раз. Мне стыдно это признавать, но у меня не достает храбрости довести дело до конца и отправить тебе письмо. Я боюсь, что и это будет сожжено, но в сердце моем все же теплится искра надежды, что на сей раз я наконец поступлю правильно.
Это моя исповедь, мое признание. Я совершил ужасную вещь и не смею рассчитывать даже на крупицу твоего прощения. Те деньги, которые я пересылал вам все эти годы, нисколько, разумеется, не оправдывают и не извиняют меня, но иначе я не мог. После того как связь с нашей семьей разорвалась для меня окончательно, я утратил возможность явиться в Гаррет-Кроу и все тебе рассказать. К тому же уже слишком поздно — ты лишилась рассудка. И в этом тоже есть моя вина. Я изредка вижу тебя в городе, но подойти не осмеливаюсь. Я трус, сестра. И мне горько это признавать. Я боюсь. За себя и детей. Корделия мстит своей матери, и все мы стали жертвами ее мести.
Они забрали у тебя твоего ребенка. Ты не помнишь этого. Но я знаю. Я был там, я держал кроху, когда проклятая старуха, наша с тобой мать, рвала кровные узы между тобой и твоей дочерью. Я был обманут. Я верил Корделии. Я был глупцом. И мне нет прощения.
Именно я отнес твою дочь в приют. Единственное, на что я осмелился, это положить куклу с именем племянницы в корзину.
Я заставил себя молчать о том злодеянии, в котором стал соучастником, заставил себя забыть, трусливо надеясь, что однажды мне удастся исправить хоть что-то. Но я не знал, что планы Корделии простираются на многие годы вперед.
А потом те самые годы прошли, и девушка по имени Саша однажды появилась на пороге моего дома. Сирота из приюта. Я узнал ее тотчас, как увидел, — она напомнила мне тебя в молодости…
Я подслушал разговор Меганы и Корделии. Они планируют что-то ужасное с участием твоей дочери: они хотят использовать ее в каком-то ритуале на шабаше в Самайн на ее двадцать четвертый день рождения. Я не знаю, что делать. Единственное, в чем я уверен, — это то, что уже достаточно сидел сложа руки. Я должен помешать им. Нынче же вечером, когда все ведьмы этого дома заснут, я поговорю с Джозефом. Уверен, я смогу его убедить — нет, я заставлю его, если придется, помочь спасти племянницу. Вместе с ним мы что-нибудь придумаем…
— То есть Саша, — негромко проговорил Томми, когда дочитал, — которая подруга Виктора, — это…
— Да. — Чарли коротко кивнул.
— Как все перепуталось, — сказал Томми. — А папа пытался помочь. Не нужно было ему говорить с дядюшкой Джозефом.
— Что? Почему?
— Как раз дядюшка и запер папу в зеркале, — мрачно пояснил Томми.
— Что? — поразился Чарли. — Гарри в зеркале?
— Да, но мы с Кристиной его выпустили. Теперь он бродит по зазеркалью.
— Что?! — воскликнул Чарли.
— Тише там! — прикрикнул мистер Бэрри. — Не выводите меня из себя! Это плохо кончится.
— Неважно, — прошептал Томми. — Если ты здесь, то его можно будет освободить! Вот Кристина обра… — Мальчик оборвал себя на полуслове, вспомнив «утреннюю» Кристину, злую и равнодушную. — Это папа прислал тебе письмо?
— Нет, я нашел папку в тайнике Гарри.
Томми задумался.
— Они забрали твоего ребенка. Но почему?
— О, я спрошу у твоей матери об этом, — с недобрым блеском в глазах посулил Чарли. — Как-нибудь. Когда шабаш не будет угрожать Саше. Но что делать сейчас?
— Сбежать отсюда и вызволить Сашу! — заявил Томми. — Что же еще?
— Но мистер Бэрри… — Чарли покосился на их надсмотрщика.
— Но ты ведь Клара Кроу, ведьма, — тебе многое под силу. Например, ты можешь усыпить его!
Чарли угрюмо поджал губы.
— Я уже пытался утром, — сказал он. — На него почему-то не подействовало. Зато он сразу же почувствовал, что я хотел сделать, поэтому и схватил меня за ухо.
Томми не унывал:
— Тогда у нас остается только один выход. План, который я придумал. Его нужно отвлечь.
— Но…
— Нет, не спорь, — твердо сказал Томми. — Потому что именно я буду отвлекать мистера Бэрри. Тебе выбраться важнее. Только вернись за мной потом! Нам еще пугал нужно останавливать!
— Мне все это очень не нравится…
— Почему?
— Этот Бэрри… он странный. Я слышал, как он бормочет себе под нос, что, будь его воля, он всем канарейкам свернул бы шеи. Думаешь, мы не сильно похожи на канареек?
— Не бойся, — успокоил Томми. — План хороший. Он сработает…