ороньем карканье его больше. К черту и тебя, и Мими!
— Ах… Ты… — Мегана не сразу нашлась с ответом. К хамству мужа за годы совместной жизни она успела привыкнуть, но сейчас он явно переходил все границы. Это уже даже не напоминало их привычную игру «кто побольнее ударит». — Мими — твоя дочь! А ты отдал ее этому извергу с такой легкостью, будто за ужином передал кусок пирога с крольчатиной…
— Да хоть бы и так, — не стал отрицать Джозеф. — Пусть раз в жизни принесет пользу. Если бы ты смогла родить нормальную дочь, то Триединая Линия у нас была бы на целых два года раньше, так что не говори мне ни о какой Мими! И слышать ничего не желаю!
— Ты, черствый мерзавец! — теряя самообладание, закричала Мегана, не заботясь, долетят ли ее крики до ковена, устроившегося в глубине сада. — Как ты посмел отдать ее этому ублюдку?! Он же просто убьет ее! Как ту девчонку, которую закопали три дня назад.
— И почему это должно меня волновать?
Джозеф явно наслаждался ссорой, из которой, как ему казалось, он совершенно точно выйдет победителем.
— Я смотрю, тебя уже ничего не волнует, — Мегана вдруг успокоилась, словно услышала именно то, что ожидала, — кроме желания выслужиться перед ней. Вот только все это напрасно — ты для нее все такое же ничтожество, каким всегда и был. Как это глупо — променять любившую тебя когда-то жену на то, что никогда не будет твоим…
— Ты просто брызжешь ядом, — торжествующе улыбнулся Джозеф. — Гарри скоро не станет, и она взглянет на меня по-новому, ведь именно я привел ее к триумфу. Можешь начинать кусать локти, если, конечно, до них дотянешься. А теперь — пошла вон, у меня дела.
Джозеф взялся за зеркало и шагнул с крыльца.
— Ты никуда не уйдешь, — холодно прозвучало сзади. По спине оторопевшего Джозефа пробежал холодок. Он ощутил опасность. Но в руках было зеркало, оно мешало. Будь ты неладен, Гарри…
— Что ты собралась?..
— Она ничего не получит, — сказала Мегана. — Ни тебя, ни Крестовину, ни своего сына, ничего из того, что украла у меня…
Джозеф почувствовал, как у него отнимаются ноги, а руки начинают дрожать, словно у беспробудного пьяницы, не просыхающего вторую неделю. Все тело передернуло от озноба — Мегана пустила в ход свою силу. Он едва успел опустить зеркало и прислонить его к перилам. Стекло отвратительно звякнуло, но вроде бы не разбилось.
— Вот ведь дрянь, — прорычал Джозеф, оборачиваясь.
Его исполненный презрительной злобы взгляд не сулил жене ничего хорошего.
Раздался металлический скрежет. В мгновение ока кованые прутья оторвались от перил и сомкнулись, будто средневековые кандалы, на запястьях и шее Меганы Кэндл. Они стали душить женщину — та захрипела и дернулась в попытке освободиться.
— Ты всегда проигрывала, — уняв дрожь, Джозеф подошел ближе и отвесил задыхающейся жене размашистую пощечину, от которой на ее щеке остался алеющий след. — Потому что боялась переборщить, всякий раз страшилась убить. И это при твоих-то возможностях, трусливое ничтожество… А вот мне не страшно.
На искаженном болью лице Меганы отразился подлинный ужас. Она и в самом деле оказалась не готова к подобному исходу, хотя и убеждала себя перед этим разговором, что Джозефа нужно будет остановить любой ценой. Она так и не решилась нанести смертельный удар первой, ведь за свою жизнь — в этом он не солгал — она никого не убила, даром что была ведьмой. Должно быть, она действительно обычное ничтожество, как и утверждал этот монстр…
— И ты еще что-то смеешь мне тут… Эй, а ты что…
Джозеф вдруг замолчал, тихо охнул и, будто мешок репы, рухнул лицом вниз, растянувшись на ступенях. Удар пришелся ему точнехонько в скулу, и невысокий крепкий мужчина в шоферской кепке потер саднящий кулак.
— Мадам! Мадам, держитесь!
Мистер Эндрю бросился к бьющейся в судорогах, задыхающейся Мегане и принялся отдирать обвивший ее шею железный прут. Собрав все силы и даже хрипя от натуги, он потянул концы кованой петли в стороны, и в какой-то миг ему все же удалось ее немного разжать. В легкие женщины проскользнул глоток живительного воздуха. Она закашлялась, в глазах мелькнуло смутное осознание происходящего, и вскоре прутья уже сами опали с ее рук и шеи.
— Гораций! — прокашлявшись, она непонимающе уставилась на своего шофера. — Как ты здесь очутился?
— Мне показалось странным, что вы опаздываете, мадам, — словно извиняясь, пробормотал таксист и опустил взгляд. — Вы ведь всегда так пунктуальны… Вот я и подумал, что… что, может быть, что-то случилось. К несчастью, я оказался прав. Поторопитесь. Нам нужно скорее уходить отсюда. Когда он очнется…
— Он жив? — Мегана с отвращением уставилась на бездыханное, как ей казалось, тело мужа.
— Определенно жив, — заверил ее мистер Эндрю. — Я занимаюсь боксом с пятнадцати лет и отлично знаю, к чему приводит такой удар. Когда поднявший на вас руку мерзавец очнется, он попытается довершить начатое. Я предложил бы покинуть город, пока есть такая возможность. И я… — мистер Эндрю запнулся. Он покраснел, как вареный лобстер. — Я готов отправиться с вами, мадам. Хоть до Норфолка, хоть до самой Шотландии.
— Или до Ирландии? — прищурилась Мегана Кэндл.
— Да хоть через Ла-Манш, если с вами…
— Постой. — Мегана встрепенулась. — Нужно забрать мою дочь! Она лежит в своей комнате… Я не могу позволить ей больше присутствовать на этом… празднике.
— Нужно торопиться, мадам. — Таксист указал на Джозефа. — Кто-нибудь может его хватиться. Или он сам…
— Не хватятся. Никто тебя сегодня, муженек, не хватится, — зло проговорила ведьма, срывая полотно с зеркала. — Гораций, помоги мне. Хватай его за ноги, вот так… Там, куда я его отправлю, о нем позаботятся.
Через минуту на крыльце больше ничего не напоминало ни о Джозефе Кэндле, ни о произошедших здесь событиях. Даже прутья распрямились и вернулись обратно на свои места, и только зеркало все так же стояло, сиротливо прислоненное к перилам крыльца… А еще среди складок сорванного на землю полотна запутался старинный витиеватый ключ, но никому не было до этого дела…
— Не пожалеешь, Гораций? — спросила Мегана Кэндл, шагая по дорожке к калитке. Следом за ней семенила с закрытыми глазами, похожая на сомнамбулу, дочь — Мими спала, и мать вовсе не собиралась ее будить.
Молчаливый мистер Эндрю лишь покачал головой. У ворот их дожидался его старенький желтый таксомотор.
«Ну сделай же хоть что-то!» — мысленно кричал Виктор, пытаясь призвать Скарлетт освободиться и помешать окончательно утратившей рассудок Корделии Кэндл. Но мадам Тэтч по-прежнему была совершенно бессильна.
Виктор стоял в шаге от свечи, ровно посередине между зеркалами Бесконечного Коридора. Он не мог пошевелиться — руки и ноги сковывало заклятие матери.
Корделия Кэндл устала ждать, когда Джозеф все-таки соблаговолит явиться, и вызвала зеркало при помощи колдовства. Странно, но оно явилось так быстро, будто стояло вовсе не на чердаке, а буквально в двух шагах от места, где проходил шабаш.
Зеркало встало перед столом. Ковен выстроился так, чтобы видеть происходящее… Наблюдателям предстал пыльный темный чердак Крик-Холла, как будто они глядели не в зеркало, а в окно, установленное посреди сада.
На чердаке кто-то был.
Человек — а в полутьме можно было разглядеть лишь то, что это высокий мужчина — попал в западню. Он яростно тянул дверь, рвал ручку, но та не поддавалась. Несчастный пытался бить в створку кулаками, ногами и даже плечом, но было понятно: у него ничего не выйдет.
«Ты же обещала, что поможешь! Что не позволишь ей убить его!» — Виктор, казалось, вот-вот задохнется от беззвучного крика. Но Скарлетт его, как и раньше, не слышала.
— Его было невозможно поймать! — тем временем начала вещать Корделия Кэндл, указывая на сына. — Потому что ловили его, как он есть, целиком. Я же изловила его по частям. Я вижу, многие до сих пор не понимают, что здесь происходит. Я поясню. Одного себя Человеку в зеленом было слишком мало, и он разорвался на части. Фонарь! Ключ! Шляпа! Метла! Котел! Зеркало! Все они выслежены и пойманы, а кое-кто и уничтожен. Вы видели, как они, плененные мной, были слиты воедино и воссоединены с хозяином…
«Давай же, сделай хоть что-то!» — молил Виктор, но Скарлетт была белее мела. Ее глаза наполнял ужас.
— Отныне Иероним стал единым целым, — громко и зло продолжала Корделия, — и ко всем его конечностям намертво присоединены марионеточные нити. Осталось самое последнее… Жертва — то, чего жаждет оставшаяся свободной последняя часть Иеронима, человеческая! То, что захлопнет мышеловку окончательно! Нашей жертвой должна была стать Саша Кроу. Враг пытается помешать ковену Кэндл исполнить предначертанное — он похитил заготовленную жертву в надежде, что это разрушит наши планы. Но враг просчитался — я не варю всех жаб в одном котле! Глядите! — Она кивнула на темный чердак. — Вы видите человека внутри зеркала! Это Гарри Кэндл! Многие из вас помнят, в чем заключается его особый дар, так проявившийся еще во времена войны с Ратте! Мой муж — кузнец, выковывающий жертв, и он же двадцать три года назад создал жертву для нашего сегодняшнего обряда. И сейчас ради ковена я пожертвую мужем, чтобы создать новую.
Услышав это, присутствующие испуганно зашептались: «Жертва? Еще одна жертва?..» Кажется, они боялись, что рыжая ведьма выберет кого-то из них.
Но Корделия лишь усмехнулась:
— У нас есть та, кто станет новой жертвой. Добровольно Гарри Кэндл не выкует ее, но я об этом позаботилась. Все свершится без его согласия. Заклятие Последнего Вздоха…
Кто-то из присутствующих в саду вскрикнул — все они не мигая глядели в зеркало. В зазеркалье появилась бледная фигура — вышла из угла, словно сбросив с себя плащ, сотканный из теней. Черноволосая женщина в белоснежном платье с истлевшим подолом вовсе не выглядела опасной, но от того, как она двигалась, по коже бежали мурашки. Именно ее так боялся запертый в зазеркалье мужчина.
Скарлетт Тэтч билась в своем коконе, пытаясь разорвать путы, но ткань сдавливала ее лишь сильнее.