— И ключ уже здесь, — мрачно завершила Корделия. — Саша Кроу.
— Прислушайся! — старуха на мгновение застыла. — Ее шаги можно различить наверху. И я не я буду, если кое-кто прямо сейчас не несется сюда на всех парах, как утративший тормоза паровоз.
— Ты не сможешь подчинить его, — предприняла последнюю попытку переубедить мать Корделия. — Как ты не понимаешь?!
— Но ты ведь сделала за меня почти всю работу. — Джина постучала пальцами по крышке черного гроба. — Вот только ты, глупая, когда запирала меня, была в такой ярости, что не пожелала даже дослушать до конца. Как недальновидно… Ты так и не узнала о седьмой Потаенной Вещи — о Часах. А потом принялась, как безумная, искать и подчинять себе других… — Джина усмехнулась. — «Поймать его по частям»! Просто титанический труд! Как жаль, что он в любом случае не привел бы тебя ни к чему иному, кроме как к величайшему разочарованию. И какое счастье, что рядом вовремя оказалась я.
— Что ты сделала? — одними губами проговорила Корделия.
— Я его уже поймала, — призналась старая ведьма. — Те замечательные красивенькие часики, которые подарила моему внуку эта мерзкая особа Тэтч. Я долго к ним присматривалась, а стащить их оказалось не сложнее, чем щелкнуть пальцами. Этот болван так ничего и не заметил. Как не заметил и того, что я их немного… исправила перед тем, как вернуть на место.
— И ты собираешься…
— Затянуть поводок потуже, когда он покажется во всей красе и мощи. Стоит ему забрать жертву, я…
— Ты совсем спятила, старая…
— Замолчи! Немедленно! Это ты спятила, лишая себя таких сил и тех возможностей, которые они дают! — Джина, казалось, сбросила маску. Она была в ярости и пылала ненавистью. Старая ведьма стала походить на уродливую трехсотлетнюю каргу, облаченную в платье из паутины и шляпу из пыли. — Если бы ты была способна презреть жертвы, сделать то, что потребуется, и пойти до конца, я бы простила тебе даже мое пленение, но нет! Ты — жалкое трусливое ничтожество! Разочарование всей моей жизни!
— Бабушка, не говори так! — воскликнула Кристина. Она пыталась образумить спорщиц, но эта затея выглядела безнадежной. — Я знаю, ты на самом деле так не считаешь… Мама, хватит! Прекратите ругаться!
— Это я разочарование?! — ответила Корделия, словно не заметив слов дочери, теряя, как и Джина, контроль над собой. — Ты украла у меня все, что у меня было! Любовь Гарри! Моего сына! Даже мою дочь Марго! Я уверена: это ты как-то приложила руку!
— Ты недостойна быть Кэндл! — в свою очередь прокаркала старуха. — Ты даже хуже, чем Кроу!
— Хватит! — закричала Кристина. — Остановитесь!
— А я и не хочу быть Кэндл, если ты тоже Кэндл! — ответила Корделия, сжимая кулаки.
— Лучше бы ты вообще не рождалась, неблагодарная тварь!
— Да! Лучше бы я вообще не рождалась!
Больше Корделия ничего сказать не успела. Захлестнувшая рыжую ведьму ярость не позволила ей вовремя заметить коварный блеск в глазах матери. Джина действительно прекрасно осознавала, что в прямом столкновении у нее нет шансов против Средоточия Триединой Линии, но с помощью подлости…
Когда Корделии прямо в лицо с раскрытых ладоней Джины ударили потоки раскаленного воска, стало очевидно, что старуха все спланировала заранее и до сего момента лишь заговаривала дочери зубы.
— Нет! — закричала Кристина и шагнула было вперед, пытаясь призвать к голосу разума этих двух обезумевших от взаимной ненависти ведьм. — Прекратите! Хватит!
Корделия успела отреагировать в последний момент: невероятным движением она подхватила летящую в нее волну кипящего воска, собрала ее, словно обняв, и перенаправила вертикально вверх перед собой, после чего полоса густой раскаленной жидкости, ведомая движениями ведьмы, свернулась петлей у нее над головой и ринулась обратно, в сторону Джины.
Старуха была готова к тому, что дочь успеет что-то предпринять. У нее была заготовлена вторая атака. В Корделию полетели несколько десятков острых и длинных гвоздей. Но Кристина вдруг оказалась между матерью и бабушкой…
— Остановитесь! Что вы делаете?! Бабушка, не на… — закричала Кристина, и это было последнее, что она успела сказать.
Кристина всхрипнула и пошатнулась — гвозди вонзились в ее тело, вошли в грудь, в лицо и в поднятые в призыве к примирению ладони, направленные к Джине Кэндл. Два гвоздя, словно вбитые невидимыми молотками, прошили глаза. Кристина покачнулась… а в следующее мгновение ее спину окатила перенаправленная матерью волна кипящего воска, прожигая плоть до костей. Укутавшись в облако дыма, словно в пальто, Кристина упала на пол.
Корделия Кэндл застыла в немом ужасе.
Джина выглядела не лучше: она потрясенно раскрыла рот, еще не до конца понимая, что сейчас произошло.
Корделия закричала и вскинула руки перед собой. Она захотела сделать так, чтобы каждая, даже самая крошечная косточка в теле матери сломалась, а ее обломки после этого сломались еще раз, и еще, пока все не превратятся в костяную пыль.
Мать ответила тем же. Только в ее планах было завладеть языком дочери и заставить его залезть той в горло и придушить ее.
Спустя несколько мгновений обе поняли, что ничего не происходит. Между ними дымился труп Кристины. Силы покинули их. Триединая Линия была разорвана.
Корделия поглядела на мертвую дочь, а затем подняла полный слез взгляд на мать:
— Будь ты…
— …проклята! — услышала Клара Кроу.
Крика чудовищнее, пронзительнее и наполненного страданием больше, чем этот, она не слышала никогда. Но дом слышал. Клара просто забыла, что совсем недавно кричала так сама, когда узнала, что родная мать лишила ее дочери и разорвала ее с Сашей кровные узы. Гаррет-Кроу прекрасно помнил — он помнил все, что когда-либо происходило в его стенах.
Там, внизу, что-то случилось. Что-то ужасное, необратимое.
Но Клара сейчас не могла думать об этом. Ее больше заботило то, что творилось здесь, рядом. Она слышала шаги на крыше и даже видела силуэты в прорехах между черепицей. Наверху сновали ведьмы и колдуны Корделии. Они готовились напасть на нее, она знала, — собирались сорвать кровлю и проникнуть внутрь, чтобы испепелить ее, изодрать на куски, утопить в кипятке или скомкать, как обрывок бумаги. А потом проделать нечто подобное и с Сашей. Последнего Клара допустить не могла.
Незваные гости тоже знали, что она здесь, притаилась в темноте чердака прямо под ними. Старуха Палмер все время злобно вещала:
— Тебе не спрятаться, Кроу!
— Скоро мы тебя вытащим оттуда, Кроу!
— Погляди на себя, жалкая бездарная девка Кроу!
— Мы выпотрошим тебя, как животное, Кроу! А затем набьем шкуру соломой — из тебя выйдет замечательное чучело, Кроу! Намного лучше, чем сейчас!
Клара приготовилась драться до последнего вздоха. Но при этом понимала: она мало на что сейчас способна. Рваные раны, оставленные зубами Серых, болели неимоверно, подвернутая лодыжка пылала, и становиться на нее всякий раз было невыносимо. Ведьму трясло от чрезмерного напряжения, ран, страха за дочь и невероятной, просто немыслимой усталости. Клара чувствовала себя загнанной в угол, а самое родное место на поверку не оказалось тем убежищем, на которое она так рассчитывала. Оно стало лишь тупиком, в который она уперлась, убегая от преследователей.
Клара лихорадочно пыталась изобрести чудесный способ спасения — если не для себя, то хотя бы для дочери, — но ничего заслуживающего внимания в голову не приходило. От отчаяния она кусала губу и шарила взглядом по углам чердака. Саша стояла рядом, как и прежде, молчаливая и равнодушная. Она не хотела помогать — Клара ее не винила.
— Эй, ты там, Кроу?! — раздался вновь резкий, как дверной скрип, голос Селен Палмер. — Еще не умерла? Что ты молчишь, Кроу, хочешь, чтобы мы?.. — ее речь вдруг прервалась.
Клара удивленно подняла голову. На крыше началось шевеление. Прутья метел заскребли по черепице, кто-то даже стукнул каблуками по желобу водостока, отталкиваясь от него, чтобы взлететь.
— Они что?.. — Селен Палмер впервые не находила слов. — Почему они?..
Клара подковыляла к окну и выглянула в щелочку между ставнями. Открывшееся зрелище действительно поражало. Она увидела двух женщин, сцепившихся на пустыре — ярость и безумие гнали их прочь от дома. Они вырывали друг у дружки клочья волос и пытались выцарапать глаза. Обе при этом жутко кричали, плевались и проклинали одна другую. Со страхом и непониманием Клара узнала в дерущихся Корделию и старуху — главу семейства Кэндл. И что же они не поделили?..
Судя по всему, приспешники Корделии были менее любопытными. А еще они сделали собственные выводы из увиденного.
— Просто недопустимое поведение для Верховной, — хмуро заметил мистер Фирч.
— Отвратительно!
— Бесцеремонно!
— Вульгарно!
— Ковен Тэтч! — взвизгнула Селен Палмер, будто подхватывая выроненные кем-то скрипку и смычок и продолжая играть, но уже свою мелодию. — Вы видите внизу двух ведьм Кэндл! Я даже отсюда чую, что дар покинул их! Триединая Линия Кэндл распалась, и больше им нечем держать ковен за горло! Мы вольны оставить этот проклятый город наедине с его проклятием и новым господином. Мы должны бежать отсюда, пока не поздно!
Ковен ответил ей молчанием, но при этом все колдуны и ведьмы поднялись в воздух, оторвавшись от крыши особняка. Даже мистер Фирч поддержал мадам Палмер; его Серые последовали за предводителем.
— Прощай, Кроу! — напоследок проронила Селен Палмер, обращаясь к темноте чердака. — Благодари свою счастливую звезду! На этот раз тебе несказанно повезло!
Затем старуха направила метлу прочь от дома, а Серые Фирча, ведьмы, которые прибыли вместе с Джелией Хоуп, и те, кого привела Корделия, сбившись в стаю, полетели за ней. Вскоре они превратились в крохотные точки и скрылись в ночном небе.
Клара бросила взгляд на ведьм Кэндл: Корделия и ее мать продолжали таскать друг друга за волосы и пытались выцарапывать глаза. Она поняла: «Чем бы ни завершилась эта драка, ни одна из этих женщин угрожать ей больше не сможет».