— Не стоит так… — Мистер Эндрю наконец зацепил фонарь за выступающий сучок. — Не стоит так громко, мадам! Кто-то может услышать…
— Как будто я не убедилась, что вокруг никого нет.
— Ну вот, снова придется мыть зеркало в машине, — проворчал мистер Эндрю, слезая с ветки: после поездок с мадам зеркала в такси часто оказывались вымазаны сажей.
— Ну наконец-то! — раздалось с заднего сиденья таксомотора, когда таксист грузно спрыгнул с низкой ветви в сваленную под деревом кучу опавших листьев.
Мистер Эндрю представлял собой жалкое зрелище: он перепачкал, потрепал и в некоторых местах даже порвал свой бежевый форменный костюм, ободрал щеку и стер кожу на руках. Но это его сейчас совершенно не волновало. Мистер Эндрю почти впал в отчаяние: это был только первый фонарь! В багажном кофре его ожидало еще… двадцать девять.
— Ну, чего ты ждешь? — хмуро спросила мадам, выдыхая очередное облако сиреневого дыма в приоткрытое окно. — Пока жаба подточит корни этой ивы? Мы сегодня поедем или нет?
— А как же остальные фонари?
— Что? — усмехнулась Мегана Кэндл. — Да я бы действительно превратилась в старуху, если бы ждала, пока ты развесишь все фонари.
— Но…
— Отряхнись и поехали, — велела мадам. — Я уже все за тебя развесила.
Мистер Эндрю поднял взгляд: кроны всех ближайших деревьев были увешаны, будто тяжелыми плодами из стекла и металла, фонарями с гравированными отметками «К» на боках. Да, мадам постаралась на славу, хоть она при этом даже не выходила из салона таксомотора и вряд ли хотя бы тушила сигарету. Что ж, он видел в исполнении Меганы Кэндл и не такое, а если вспомнить все то, что она рассказывала…
— Не радуйся раньше времени, — добавила Мегана Кэндл. — Тебя ждет очень жестокое наказание, Гораций. Наша задержка будет стоить тебе десерта, когда мы остановимся на ланч в «Керчинс».
— Прискорбно, мадам, но я заслужил, — пробормотал мистер Эндрю и принялся поспешно отряхиваться.
Его нисколько не волновало наказание. Наоборот, мистер Эндрю вздохнул с облегчением: он ни за что не пережил бы еще три десятка ходок на дерево и обратно.
Усевшись в таксомотор и закрыв за собой дверь, он повернулся к пассажирке:
— Позвольте поинтересоваться, мадам, отчего вы не повесили таким образом все фонари? Зачем нужно было, чтобы я карабкался на это проклятое дерево?
— Заводи и поехали, — велела мадам.
Решив, что ответа ему уже не дождаться, мистер Эндрю натянул перчатки, завел свою старенькую машину, и таксомотор покатил по будто бы уснувшей полуденной улице. Ветер улегся, начал сгущаться туман.
— Это ведь и дураку ясно, Гораций, — негромко проронила меж тем Мегана Кэндл. — Я ведь тебе уже все объяснила еще тогда, когда мы ловили первого. С приманкой можно работать исключительно при помощи теплых человеческих ручек, иначе она почует и ускользнет. Эти твари коварные и хитрые, а еще весьма осторожные.
— Да, мадам, я помню: коварные и хитрые, а еще весьма осторожные, — словно эхо, повторил таксист. — Но я не знал, что сейчас мы на новой охоте. Я-то думал, это просто фонари.
— Вот пусть все так и думают.
— Как скажете, мадам. — Мистер Эндрю вывел машину к Холмовому району. — Куда дальше, мадам?
— Само собой, в «Керчинс», — ответила пассажирка. — Время для ланча и блинчиков с кленовым сиропом.
— А как же охота, мадам?
— Капкан расставлен, приманка заложена, и нам остается только ждать. Пока все идет строго по плану, и пусть что-то только посмеет сегодня пойти не так.
«Что-то» явно испугалось угрожающего тона мадам и, если и имело какие-то свои планы, решило с ними пока что повременить.
— Мадам, но почему вы так уверены, что тварь клюнет? — спросил мистер Эндрю.
— Ты что, с закрытыми глазами волочил фонарь на дерево? — раздраженно проговорила Мегана Кэндл. — Да будь я этой тварью, я бы сама клюнула!
— Да, весьма красивая вещь, — согласился таксист.
— И довольно древняя к тому же.
— Хорошо, мадам. Насколько я понял, наш друг клюнет на приманку и явится к ней. Тем себя и выдаст. Все, как с прошлым.
— Верно. Сперва выявить, а потом изловить.
— Но когда он явится?
— О, дело за малым, — Мегана Кэндл недобро усмехнулась. — Нужно лишь дождаться, когда город погрузится во тьму и везде зажгут фонари.
Мисс Мэри Уайт, учительница истории в школе имени Губерта Мола, была донельзя подозрительной женщиной. Она носила подозрительное платье, у нее была подозрительная прическа, она ходила за покупками в подозрительную лавку и жила в подозрительном месте. И все это ей весьма шло.
Мисс Мэри знала, что она сама — одна большая тайна, и гордилась этим. Она шла по тротуару Ивового района мимо огромных светящихся витрин, и у нее было великолепное настроение.
Осень талантливо разукрасила улицу опавшими листьями, ветер был нежен, ласков и приветлив, как трущийся о ногу котенок. Где-то играла музыка, ее окружали хоть и усталые, но добродушные лица, а некоторые прохожие даже узнавали ее и здоровались:
— Добрый вечер, мисс Мэри!
— С наступающим праздником, мисс Мэри!
— Рады вас видеть, мисс Мэри!
Девочка из младшего класса потормошила свою маму за рукав, когда они проходили мимо, и громким восторженным шепотом уверила ее:
— Мисс Мэри самая лучшая!
Да, вечер определенно удался. Она уже почти позабыла о приставучем Томасе Кэндле, хотя, стоит признать, в ее добром расположении духа была и его заслуга: какой же груз упал с ее души, когда она рассказала ему все, что знала о Человеке в зеленом. Да, давно у нее не было такого настроения. Даже то, что ждало ее за углом, или завтра, или еще где-нибудь и когда-нибудь, но не сейчас, ее вовсе не заботило, каким бы хмурым ни представлялось. Говорят, именно такое состояние испытываешь, когда ты влюбилась без памяти, когда пальцы дрожат от нетерпения, а сама прыгаешь по лужам, как будто тебе семь лет.
Она глядела на свое отражение в витринах: ей были к лицу ее любимое платье и это пальто, а прическа была столь же экстравагантна, как лягушка, распевающая романс. Шапку она сняла — ее всегда раздражала шапка…
Все было просто замечательно. Едва ли не впервые в ее жизни. Это казалось странным и невозможным и даже могло бы заставить задуматься, но она не хотела. Нет! Никаких мыслей об этом. Если что-то и идет не так, то пусть себе и идет.
Мисс Мэри словно бы повисла на нитке воздушного змея, летящего в неизвестность, и позабыла обо всех тревогах.
И вот он, тот самый угол. Нужно свернуть и…
Мисс Мэри словно споткнулась. Улыбка сползла с ее лица. Она выпустила невидимую нить воздушного змея, и хорошее настроение улетучилось вместе с ним.
Школьная учительница остановилась у очередной светящейся витрины и, задрав голову, по привычке поглядела наверх. Над дверью висела вывеска: «Сладкие чары четы Тэммин».
Жестокая насмешка судьбы… Мисс Мэри снимала крохотный чердачок прямо над лавкой кондитера и была вынуждена обретаться среди соблазнительных запахов свежеиспеченных пирожных и тортов. При этом у нее не было денег даже на самую крошечную конфетку. Каждый день она шла через лавку к себе мимо всех этих заварных, бисквитных, песочных и воздушных произведений сладкого искусства. Каждую ночь она засыпала и каждое утро просыпалась в одном шаге от готовящихся эклеров и трюфелей. Поначалу, как только мисс Мэри здесь поселилась, она полагала, что справится, но с каждым днем выдерживать подобное было все труднее. И дело не только в сладком, которое окружало ее со всех сторон и которое она так любила.
Мисс Мэри набрала в легкие побольше воздуха, как перед опасным прыжком, и, повернув изогнутую бронзовую ручку, открыла дверь. Зазвенел колокольчик…
Как она и предполагала, в лавке было едва ли не полгорода. Кто-то, дожидаясь своей очереди, читал вечернюю газету, кто-то с кем-то болтал, обсуждая последние новости и сплетни, маленькие дети дергали своих мам за руку или полу пальто, тыкали во все стороны пальцами, уверяя, что хотят и то, и то, и побольше во-он того, и все это сразу.
Очки мисс Мэри тут же запотели. Вся лавка была затянута паром, поднимающимся от свежих, еще горячих пирожных — сегодня был день кувшинок с заварным кремом.
За прилавком в пару еле-еле проглядывали очертания огромной фигуры в белом полотняном колпаке. Мистер Тэммин, хозяин лавки, лично обслуживал покупателей, а его жена, миссис Тэммин, пекла — вот такое семейное дело.
Мистер Тэммин совсем не походил на дружелюбных и веселых толстяков — злобы в нем было едва ли не больше, чем жира. Мисс Мэри часто задумывалась: «И как такой человек может продавать сладости? Да от его черствости все здешние пирожные должны прямо из печи выходить уже трехдневной давности!» Ну а в том, чтобы поиздеваться над своей постоялицей, злобный кондитер Тэммин находил для себя особенное удовольствие. А мисс Мэри нехотя еще и повод ему давала: уже на три дня она задерживала плату за свою комнатушку.
Вот поэтому, лишь стоило ей оказаться в «Сладких чарах», она, не глядя по сторонам и надеясь, что из-за толпящихся покупателей ее не заметят, поспешила к дальнему концу лавки, где к стене пристроилась лестница, ведущая на этажи.
— Не так быстро! — раздалось из-за главного прилавка. — Не поднимаем сквозняки!
«Черт! — подумала мисс Мэри. — Он все же увидел. Нужно было не торопиться, а пригнуться и попытаться пробраться за спинами покупателей!»
Мисс Мэри было чего опасаться. Ладно еще к ругани и крикам, даже к оскорблениям она давно привыкла, но не при таком количестве народа! Нет, подобного унижения она бы просто не пережила. А мистеру Тэммину только того и надо было. Как он самодовольно уставился на нее, будто бы позабыв о покупателях! Нет, конечно же, он помнит о них — еще как помнит! Было очевидно: он предвкушает великолепную забаву — и чем зрителей больше, тем лучше.
— Простите! — робко проговорила мисс Мэри, опустив голову.
— Гм. «Простите», ну надо же.