«Должно быть, чернила замерзли», — решил Виктор, с досадой заглянув в чернильницу. Вязкая жижа с фиолетовым отливом едва перекатывалась по донышку — и неудивительно, учитывая, как холодно было на улице.
Давно перевалило за середину дня. Виктор Кэндл сидел на скамейке в саду родового особняка. Он трижды обернул шею шарфом, поднял воротник пальто и даже надвинул на лоб шляпу, но все это не особо помогало.
«Может, вернуться в дом? Закончилось там это их мельтешение?»
Виктор поглядел на светящиеся окна Крик-Холла и отметил в них то появляющиеся, то исчезающие темные силуэты. Суета в доме будто бы лишь усилилась…
Изгнанному из своей комнаты постоянным появлением кого-то из домочадцев Виктору ничего не оставалось, кроме как найти себе место поспокойнее. Да, от нескончаемых списков утомительных заданий он вроде как увильнул — вот бы еще «место поспокойнее» было хоть немного удобным для работы!
Виктор подышал в чернильницу, пытаясь согреть чернила, после чего вновь погрузил ручку в баночку, и густая фиолетовая жидкость наполнила перо.
Еще раз взглянув на заголовок новой статьи, он решительным движением перечеркнул его. Зачеркнутый вариант гласил:
«Репортаж из Уэлихолна.
Традиции и современность».
Ну что за банальное название?! Так мог бы написать какой-нибудь провинциальный бумагомаратель, престарелый и занудный, как его вязаные носки. Виктор очень надеялся, что он совсем не такой. К тому же это будет статья не для газеты, поэтому незачем сдерживать фантазию и эпатажный стиль.
Перо заскрипело, выводя:
«ЗАГАДКИ ХЭЛЛОУИНА.
Что скрывают чертовы тыквы?»
Виктор перечитал заголовок. Этот ему понравился больше — здесь были и таинственность, и двойной подтекст, и даже некий едва заметный вызов. Новое название идеально подходило тем тайнам, в которых по уши увяз Виктор Кэндл…
Сегодняшнее утро началось с разоблачения.
Незадолго перед рассветом Виктор отправился на Серую улочку и, притаившись неподалеку от дома номер 23, стал караулить. Он прилично замерз, даже подхватил насморк, но это того стоило.
Примерно в семь часов утра дверь открылась, и из нее вышел не кто иной, как Стюарт Биггль собственной персоной. Не тот немощный старик в кресле-каталке, а нагловатый ключник с живыми бегающими глазками. На старике было то самое потертое пальто с заплатами на локтях, да и в целом он выглядел, как при их первой встрече у дверей Крик-Холла.
Обматывая вокруг шеи уродливый шарф, он крикнул куда-то в дом: «И только попробуй снова попытаться выйти, Грейс! Ты знаешь, чем это закончится! И цветы не забудь полить!»
Виктор уже собрался проследить за ним, как тут Биггль вытащил из разросшегося у стены дома бурьяна красный велосипед, с легкостью вспрыгнул на него и, лихо закрутив педали, на довольно приличной скорости поколесил в туман.
Глядя старику вслед, Виктор пожалел, что отпустил таксомотор. Но по крайней мере, он получил доказательства того, что Биггль — мошенник. Осталось только понять, в чем именно заключается его мошенничество, поскольку прикидываться больным и сумасшедшим, по сути, не противозаконно.
Вернувшись домой, Виктор собрался было взять «Драндулет» и снова отправиться к дому Биггля (если он будет на машине, старикашке нипочем не скрыться), но тут в доме начали появляться прибывающие к празднику гости…
Почти до самого полудня Виктор был занят тасканием чемоданов и сожалениями о том, что так глупо тратит время впустую, когда должен следить за Бигглем. И тут — неожиданно для него самого! — произошла подвижка в другой его тайне — тайне голоса из пустой комнаты.
Поиски ирландских словарей так ни к чему и не привели, но кто мог знать, что можно было их и не искать. Стоило просто оглядеться вокруг: здесь в кого ни плюнь — попадешь в человека с ирландскими корнями. Одним из них оказался и мистер Эндрю, таксист тетушки Меганы.
Волоча чемодан очередного гостя в дом, Виктор стал нечаянным свидетелем ссоры, развернувшейся у садовой ограды. Хотя ссорой это все же можно было назвать лишь с натяжкой.
Дядюшка, решив проявить широту своей необъятной души, вынес таксисту чашечку горячего чая, но тот отказался и посоветовал «премногоуважаемому мистеру Кэндлу» отправиться со своим «отравленным чаем» к черту. Дядюшка был оскорблен до глубины души и, шумно рассуждая о черной неблагодарности различных таксистов, вернулся в дом. Мистер Эндрю бросил ему вслед какое-то ругательство на незнакомом Виктору языке.
— Простите, это, случайно, не ирландский? — спросил Виктор.
Мистер Эндрю кивнул, и они разговорились. Оказалось, что таксист на три четверти ирландец и его предки не откуда-то там, а из самого Дублина. Само собой, он с легкостью перевел для Виктора все «таинственные» слова, которые мучили того уже не первый день.
Совершенно позабыв о чемодане, который он до этого волочил, Виктор тут же записал в тетрадь перевод каждого ранее незнакомого слова.
Поблагодарив таксиста, он поспешно направился в свою комнату, чтобы как следует над всем поразмыслить, правда, тут — вот ведь некстати! — к дому подъехало еще два таксомотора с новыми порциями гостей и их чемоданов. Виктор считал, что у него сейчас есть дела и поважнее, но дядюшка, с которым он столкнулся в дверях, думал иначе.
— Ты это куда?! — высморкавшись в платок, спросил он. — Хочешь улизнуть, дружок?
Виктор застонал, но выбора не было, и он отправился обратно.
Освободился Виктор лишь полчаса спустя. Так он думал. Как только незадачливый журналист наконец уселся за стол в своей комнате, его один за другим начали дергать едва ли не все родственники: тому гостю помоги перенести вещи из машины, другому покажи его комнату, третьего угости чаем, четвертому… пятому… шестому…
Тогда-то Виктор и переместился со своей тетрадью в сад, устроившись подальше от всех, кому от него что-то могло понадобиться, и наконец смог спокойно изучить добытый перевод.
Склонившись над записями, он прочитал:
«Кейлех — ведьма;
кладах муир — берег моря (взморье);
фион — вино;
фоскадх — приют;
мбраих-денаис — плен;
даир — дуб;
шиннах — лисица».
И самое главное — Иарран Ри. Виктор полагал, что это имя или прозвище, а оказалось, что это скорее титул — Железный Король. Выходило, что Кристина сказала правду: у постояльца гостевой комнаты вполне могла быть корона…
«Как хорошо, что я тогда все записал!» — подумал Виктор и дотошно подставил в речь этого короля перевод ко всем ирландским словам. Фразы из-за стены мгновенно прекратили напоминать бессмыслицу.
Железный Король говорил:
«Проклятая ведьма. Заманила… Я выпью твои глаза, проклятая ведьма. Я выпью их, как сырые вороньи яйца. Пусть выпадут все твои огненные волосы и свечные зубы. Из волос я сделаю себе шарф, а из зубов — серьги. Проклятая ведьма. Я сбежал от войны, чтобы попасться в лапы к ведьме. Война страшна, а я глупец. Нужно было бежать на взморье. Как я мог поверить, что холмы мне помогут? Море сыто и голодно в одно и то же время. Оно пожирает и отпускает… Ведьма заманила Железного Короля, предложив вино и приют. Здесь нет приюта. Здесь лишь плен. Унижение и позор для Железного Короля. Железный Король попался, как глупый кролик — в лапы лисицы. Ведьма поймала Железного Короля. У Железного Короля не было шансов. Дуб не прорастет, пока его корни точит жаба, пока из его ветви ведьма вырезает метловище. Но в ночь, когда крона сплетется, Железный Король сбежит».
Перечитывая написанное, Виктор хмурился и чесал нос.
Суть сказанного Ирландцем, благодаря казавшемуся еще вчера нелепым и бессмысленным интервью Кристины, раскрылась. «Ведьма» — это, ясное дело, мама. Она заманила этого короля в ловушку, предложив ему приют, но взамен посадив под замок, — в Крик-Холле он вовсе не гость, а пленник.
Что ж, кое-что и правда разъяснилось, но появилось еще больше вопросов. Что это за король? Как объяснить странное поведение мамы, которое описывала Кристина? Куда она дела Ирландца? Зачем маме все это?
Главный вопрос оставался неизменным: «Что здесь вообще творится, в этом доме?!»
Виктор перечитал монолог пленника: «Я сбежал от войны, чтобы попасть в лапы к ведьме…»
— Что же ты хотел этим сказать? — пробормотал Виктор, задумчиво глядя на светящиеся окна кухни. — И как это она, спрашивается, перевернула — Кристина ведь так это назвала? — окно? Как это все может происходить взаправду? Она что, действительно…
— Ведьма! — раздался вдруг насмешливый возглас, и окно кухни распахнулось. — Да не отравленный это чай, а притравленный! Ну помучился бы твой Эндрю животом пару дней — ему только на пользу…
Дядюшка Джозеф выплеснул на розы супруги, росшие под окном, содержимое чашки, которую держал в руке. Натолкнувшись на недоуменный взгляд Виктора, он улыбнулся и подмигнул ему, после чего закрыл окно и снова скрылся в кухне.
Дядюшка Джозеф… Он явно знал перевод каждого слова, но почему-то предпочел отправить племянника в библиотеку, к мистеру Гэррити. К тому самому мистеру Гэррити, который вел себя до невозможности странно, а потом и вовсе…
Виктор не знал, что и думать.
Библиотекаря хватились на следующий день после того, как Виктор с ним говорил.
Утром Кристина, как обычно, приехала на работу, а там, у входа в здание библиотеки, ее ждала прелюбопытная сцена. Миссис Айвз поглощала через нос уже, кажется, сотый фунт нюхательной соли, которой ее безуспешно пытались привести в чувство двое констеблей.
Завидев Кристину, старушка мигом ожила и принялась, стеная и путаясь в словах, описывать не столько произошедшее, сколько свои собственные эмоции от увиденного. Любому другому потребовался бы переводчик со старушечьи-визгливого, но Кристина знала миссис Айвз не первый день.
Она, как могла, попыталась успокоить архивистку и перевела н