-- Нет, -- сказала она, вставая, -- покажи мне хорошенько твой номер. Знаешь, ведь очень недурно... А это спальня? По-чему здесь одна кровать? Разве мистер Вильям спит не на кровати? Неужели он так-таки раздевается, снимает белье?.. Нет, это ужасно комично... А тут ванна? Воображаю мистера Вильяма в ванне. Голубчик, доставь мне удовольствие, покажи мистера Вильяма в ванне.
-- Какие глупости, -- строго произнес Кандауров, -- ну, давайте шампанское пить.
-- Ах, нет, потом, поцелуй меня сначала.
И она с театральной беспомощностью упала навзничь на подставленные Кандауровым руки и, откинув голову, заставила его ловить губами свои красные извивающиеся губы. Мистер Вильям с беспокойством и легким завистливым рычанием похаживал и постукивал каблуками около них.
VIII
В субботу на масляной неделе, после ежедневных упражнений с мистером Вильямом, Кандауров вытащил из чемодана генеральскую тужурку, подушку с тесемочками и деревянный футляр. Оставив один новенький длинный стилет, он туго запаковал все остальное в газетную бумагу, вложил в ручной саквояж, запер мистера Вильяма в номере и уехал на далекую станцию Финляндской железной дороги. Там он забрался поглубже в лес, насовал в свободные промежутки саквояжа, сколько поместилось, круглых морских камней, потом размахнулся изо всех сил и забросил саквояж в подтаявшее болото.
Когда он вернулся в Петербург, было уже два часа. Обезьяна проголодалась, и Кандауров стал торопиться с нею к дядюшке на блины.
-- Наконец-то! -- радостно встретил их старый Кандауров. -- Заморили нас с Калерией голодом совсем. Ну, протобестия, здравствуй, здравствуй. Покажу тебя завтра своим генералам. Увидишь шимпанзе и орангутангов почище себя.
Старик взял под руку мистера Вильяма, обнюхивавшего его тужурку, от которой пахло духами "Violette de Раrmе", и повел через все комнаты в столовую. Там уже курился легкий блинный дурман, и Калерия в розовом капоте с коротенькими рукавами сидела за столом на месте хозяйки и, улыбаясь, поджидала Кандаурова и его секретаря. Кандауров пристроился к ней поближе, чтобы удобнее было перешептываться и пожимать ножку, а мистером Вильямом окончательно завладел генерал. Подали первую горку блинов, потом вторую. Старик Кандауров не столько ел сам, сколько наслаждался истребительным аппетитом обезьяны, поглощавшей блины и с икрой, и с семгой, и с копчушками, и со снетками и пившей мадеру, как квас. И он уже совсем не ревновал Калерию к племяннику, который наливал себе одно шампанское, звонко чокался с молодой женщиной и выразительно смотрел ей в глаза. Лицо Кандаурова казалось Калерии каким-то странным, мрачная, сосредоточенная тень лежала на нем, тень предчувствия, тревоги, которую он, вдруг задумываясь, даже и не пытался скрывать.
-- Что с тобой? -- шептала она ему на ушко.
-- Не понимаю, -- отвечал он. -- Что-то нехорошее должно случиться сегодня. Дядюшка, вы мне совсем споите мистера Вильяма.
-- Черта с два, эдакого пьяницу споишь! Попробуй потягайся с ним.
Перешли в гостиную. Генерал был в окончательном восторге при виде мистера Вильяма, стоявшего против Калерии с чашкой кофе в руках. Кандауров посмотрел на часы и сказал:
-- Ну, я вам на полчаса оставлю вашего любимца. Мне надо тут поблизости по одному делу. Когда освобожусь, я вам телефонирую. Мистер Вильям, -- докончил он по-английски, -- вести себя хорошо!
-- Смотри же возвращайся, -- говорил дядюшка. -- А то еще твоя протобестия тут без тебя наскандалит.
-- Возвращайся же, милый, -- просила Калерия, провожая Кандаурова в переднюю. -- Мне ужасно не нравится твое сегодняшнее настроение. Не болен ли ты?
IX
Прошло полчаса. Генерал Кандауров с трудом наигрывал на рояле старинный сентиментальный вальс, а Калерия танцевала с мистером Вильямом, страстно обнимавшим ее за талию.
Влюбленные глазки обезьяны, широко оскаленные зубы, свернувшийся на сторону галстук смешили молодую женщину до слез, и, танцуя, она в то же время громко хохотала и чуть не падала на пол. Она уже совсем задыхалась, а мистеру Вильяму было хоть бы что. Даже хмель вышел у него от быстроты движений из головы.
-- Не могу больше, противная обезьяна, -- сказала Калерия, бросаясь на диван.
И вдруг задребезжал телефонный звонок в кабинете у генерала. Это, несомненно, Кандауров. И, собрав остатки энергии, Калерия побежала в кабинет.
-- Я слушаю, -- говорила она, -- кто это?
-- Это я, -- отвечал голос Кандаурова, -- позови, пожалуйста, на минуточку дядю.
-- Что случилось? Я ему передам.
-- Нет, надо его самого...
-- Ты меня пугаешь... Сейчас же изволь сказать!..
-- Ах, Боже мой, я просто задержался немного и хочу позаботиться о Вильяме. Позови дядюшку: мне его удобнее попросить.
Калерия успокоилась и позвала генерала.
-- Дядюшка, вы? -- говорил Кандауров. -- Я вернусь попозже и беспокоюсь, что мистер Вильям здорово подвыпил и будет себя дурно вести. Вы его на всякий случай подтяните. Жаль, что ни вы, ни кузиночка не говорите по-английски, но есть одна русская фраза, которой он ужасно боится. Когда вернетесь в гостиную, выпрямьтесь и скажите повелительным тоном: "Мистер Вильям, пора!" Понимаете, в точности одну эту фразу. Главное -- как можно строже.
-- Хорошо, -- отвечал генерал, -- скажу.
-- Сейчас же сделаете?
-- Хорошо. А тебя скоро прикажешь ждать?
-- Скоро, дядюшка, скоро. Самое позднее через час.
Высокий тучный генерал Кандауров быстро пошел в гостиную, слегка подрыгивая левой ногой. Представлялась ему смешная, перепуганная рожица мистера Вильяма, который еще чего доброго заберется от его окрика куда-нибудь под рояль, и, переступая порог гостиной, он весело откашлялся, выпрямился, и строго, по-военному скомандовал:
-- Мистер Вильям, пора!
К его удивлению, мистер Вильям нисколько не испугался, а совершенно спокойно встал с дивана, на котором сидел рядом с Калерией, и медленно направился к нему.
-- Мистер Вильям, пора! -- повторил он еще строже.
Обезьяна приблизилась к генералу вплотную, увидела страшно знакомый академический знак, орден Владимира с мечами, почувствовала запах "Violette de Раrmе", и у нее уже не осталось никаких сомнений. Мгновенно выхватив из кармана стилет, она ударила генерала в левую сторону груди крестообразно пять раз.
Старик рухнул на пол со стилетом в сердце. Калерия вскрикнула и потеряла сознание.
X
Кандауров вернулся в квартиру своего покойного дядюшки, когда в ней уже находилась полиция, несколько врачей и судебный следователь по особо важным делам. Увидев публику на площадке лестницы, он встревожился и спросил швейцара:
-- Что случилось, Александр?
-- Да генерала убили, Василий Лукич. Ваша обезьяна убила.
-- Ты с ума сошел! Не может быть!
В передней его встретил пристав.
-- Какой ужасный случай, -- сказал он, -- ну, слава Богу, с вами будет легче. Прикажите сдаться вашему зверю. У него больше нет оружия, надеюсь?..
-- Боже мой, Боже мой! -- как бы не слыша его, говорил Кандауров. -- Куда пойти, где лежит генерал?
-- Пожалуйте со мною, -- отвечал пристав и почтительно взял его под локоть.
Первое, что Кандауров увидел в гостиной, кроме толпы людей с поднятыми кверху головами, -- это фигуру мистера Вильяма, сидящую на корточках в углу под самым потолком на карнизе печки.
-- Вильям, мистер Вильям! -- взволнованно крикнул Кандауров.
Обезьяна радостно зарычала, прыгнула с печки на шкаф, со шкафа на рояль и очутилась около хозяина.
-- Вильям, Вильям! -- горестно и укоризненно говорил Кандауров. -- Как же ты мог это сделать!
Он подошел, взявши за руку обезьяну, к трупу дядюшки, переложенному с полу на диван, и постоял минутку с опущенной головой.
-- Да, -- сказал он, -- это стилет мистера Вильяма, который всегда носил его с собой. Какой ужас, какой ужас!
Калерия, сидевшая поблизости в кресле с компрессом, приложенным к сердцу, и с закрытыми глазами, тихо подозвала Кандаурова.
-- Василий Лукич, -- произнесла она чуть слышным голосом, какое несчастие... бедный дядюшка... И он еще так любил обезьяну.
-- Я ничего не могу понять, -- говорил Кандауров, -- может быть, мне объяснит кто-нибудь...
-- По рассказу вашей родственницы, -- вмешался наконец судебный следователь, -- покойный генерал прикрикнул за что- то на вашу обезьяну, и та ни с того, ни с сего вынула оружие из кармана и нанесла генералу несколько ран, причинивших смерть. Я полагаю, доктор, -- обратился он к самому почтенному из врачей в военной форме, -- что оружие это можно изъять из тела покойного Кандаурова для приобщения к протоколу. О том, почему обезьяна носила при себе оружие, своевременно будет задан вопрос ее владельцу. Но как быть с самой обезьяной? -- спрашивал он, обращаясь уже к приставу.
-- По правде сказать, я затрудняюсь, -- отвечал пристав, -- на моей памяти это первый случай.
Мистер Вильям как взялся обеими холодными и дрожащими руками за руку Кандаурова, так и не выпускал ее. Близко поставленные, совсем человеческие глаза смотрели на Кандаурова жалобно, вопросительно, прямо в зрачки.
-- Этот вопрос разрешается чрезвычайно просто, -- холодно произнес Кандауров и, высвободив правую руку, достал из кармана браунинг. -- Вот, -- сказал он и выстрелил обезьяне в лоб. Все ахнули.
-- Действительно просто, -- сказал судебный следователь, чуть заметно улыбаясь. -- Господин пристав, будьте любезны составить протокол.
----------------------------------------------------
Источник текста: Княжна Дуду, Новые рассказы. 1914 г.
Исходник здесь:Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.