Вуди переоделся в пижаму и отправился в ванную, где чистил зубы ровно две минуты. Затем настал черед зубной нити. Особенно тщательно он водил ею вокруг зубов с пересаженной десенной тканью, доставшейся ему от мертвеца.
В этом не было ничего пугающего. Человек, пожертвовавший десенную ткань, тогда был еще жив. Или его семья распорядилась взять эту ткань сразу же после его смерти. Если распоряжение исходило от родственников покойного, Вуди надеялся, что эти люди не явятся сюда и не захотят сфотографироваться с ним, поскольку у него во рту находилась часть десны их любимого родственника. Имени донора он не знал. Возможно, и родственники покойного тоже не знали имени Вуди, но они всегда могли обратиться в суд и навести справки. Суды были непредсказуемыми, поскольку в них заседали люди. В жизни хватало поводов для беспокойства, но люди являлись главным источником проблем. Особенно тогда, когда сам страдаешь нарушениями в развитии, как Вуди. Многие люди вызывали у него замешательство. Если бы они что-то знали о нем, то тоже пришли бы в замешательство. Но отнюдь не каждый человек вызывал замешательство. Некоторые вызывали еще и страх. От таких исходил едва уловимый запах. Вуди не мог описать этот запах, зато умел распознать. Он кое-что читал об этом и знал, что многие собаки способны отличать по запаху экстремальные случаи шизофрении и психопатологии со склонностью к убийству. Возможно, ему что-то перепало от собак. Когда рядом оказывалось много людей, желавших пообщаться с ним, не важно – пугающих или просто вызывающих замешательство, ему хотелось закричать и кричать, заткнув уши, до тех пор, пока они не разбегутся. Но закричать он не мог, как не мог сказать, чтобы оставили его в покое. Вместо этого Вуди получал убийственную головную боль и становился таким нервным, что не мог думать. Иногда он чувствовал тошноту. Казалось, все содержимое желудка и кишечника вот-вот выплеснется наружу. Вуди ужасало, что он вдруг может начать пукать как пулемет. Пуканье вызывало у него самое большое замешательство, превосходя даже необходимость фотографироваться с внезапно появившимися родственниками донора десенной ткани.
Покончив с чисткой зубов, Вуди погасил в ванной свет и вернулся в комнату. Некоторое время он стоял, глядя на компьютер. Затем, приняв решение, заполз под стол и снова присоединил к системному ящику все кабели. Плохие люди из Темной Паутины не сумели его засечь. Он больше никогда не сунется на их сайт.
На столе лежал его отчет «Сыновняя месть: добросовестно собранные доказательства чудовищных злодеяний». Вуди хотел отдать отчет маме, но потом с ним случился неприятный эпизод, заставивший его удалиться в Драконий замок.
Утром он первым делом отнесет отчет в кухню и положит на стол.
Вуди вспомнились слова, появившиеся на экране монитора, когда он увяз в Темной Паутине: «ОПЯТЬ ТЫ». Потом: «ТЫ НЕ АЛЕКСАНДР ГОРДИУС». И наконец: «МЫ ТЕБЯ НАЙДЕМ».
Последняя фраза была блефом. Они никак не могли проследить его сигнал, особенно после стольких мер предосторожности.
И тем не менее Вуди знал, что не сможет заснуть. Сделав из подушек подобие спинки, он сел в кровати и стал читать роман Патрика О’Брайена о морских приключениях в далеком восемнадцатом веке. Воодушевляющее повествование о мужестве, чести и несгибаемой верности. Вуди восхищался этими качествами и считал их важными, однако сомневался, что они когда-нибудь у него появятся, учитывая, каким недоразумением он является. Но книги рассказывали о жизни, показывали пример. Это было одной из главных причин его любви к чтению. К тому же ему нравились остросюжетные истории. По той же причине, боясь уподобиться героям, Вуди не притрагивался к романам о вампирах, оборотнях и зомби.
Вымыв и вытерев посуду, Меган позволила себе в дополнение к двум выпитым бокалам еще полбокала. Она сидела за кухонным столом, потягивая каберне и читая роман.
Ближе к ночи подул северо-западный ветер, наполнив темноту шепотами и стонами. Время от времени со стороны заднего крыльца доносились звуки, похожие на негромкие шаги. Но это был не злоумышленник, а всего лишь одно из кресел-качалок, которое под порывами ветра ударялось о стену дома. Ветер раскачивал и корзинку с ползучей фуксией; цепь терлась о крюк, вызывая скрежет, похожий на звуки пилы, вгрызающейся в кость.
Звуки внутри дома порой намекали на присутствие незваного гостя: призрачные шаги, скрип дверей. Но все это были вполне обычные звуки, какие издает дом. Ночная тишина делала их более слышимыми. Правда, сейчас дом сопротивлялся напору природной стихии.
В первые недели после гибели Джейсона, когда Меган с Вуди переехали в предместье Пайнхейвена, здешние ночи не казались ей романтичными, как в юности. В лучшем случае темнота приносила с собой ощущение чужеродности, словно природа знала о жизни Меган в большом городе и мстила за то, что она предала родные края. А в худшем… ночи казались ей полными неведомых угроз, ибо со времен ее детства мир деградировал повсюду и округ Пайнхейвен не был исключением. Воображение рисовало ей целую галерею отвратительных типов, от содержателей подпольных лабораторий по изготовлению синтетических наркотиков до угрюмых одиночек, свихнувшихся на ожидании конца света. Последние прятались в лесной глуши, а ночью подходили к дому и следили за нею из-за деревьев. Несколько месяцев подряд Меган еще до заката плотно зашторивала все окна и опускала жалюзи.
Но местные жители встретили ее и сына очень радушно, и через какое-то время к Меган вернулось прежнее радостное и спокойное восприятие этих мест. Теперь ночной лес уже не казался ей притоном дегенератов, а темнота приносила с собой лишь звезды и луну – полную или серповидную. Дом на отшибе, общество сына, за всю жизнь не произнесшего ни слова… Другая женщина лишь острее ощутила бы свою вдовью участь и одиночество. Для Меган жизнь здесь стала не одиночеством, а уединением, позволявшим размышлять и заглядывать в глубь себя. Это помогло ей принять потерю и обрести мир в душе, на что в ином месте ей бы понадобилось намного больше времени.
Меган дочитала главу, допила вино, после чего закрыла книгу и ополоснула бокал.
Она обошла первый этаж, перепроверяя замки и выключая свет. Заглянув в гостиную, она потянулась к настенному выключателю и вдруг заметила, что серебряные рамки фотографий уже не лежат на крышке рояля, как прежде. Сейчас все они стояли, повернутые в сторону рояльного табурета, чтобы, играя, она могла смотреть на снимки. Значит, по пути к себе Вуди зашел в гостиную. Но обычно рамки были повернуты в сторону пространства гостиной. Ничего, утром она вернет их в прежнее положение. Сейчас ей было достаточно знать, что Вуди услышал ее слова и согласился с ними, поняв, как важно хранить в сердце память об отце.
Меган погасила свет в гостиной.
Засов на входной двери был задвинут.
На пульте сигнализации под словом «домашний режим» горел красный сигнал. Оба пульта были идентичны. Третий находился в спальне Меган.
Решив почитать перед сном, она забрала книгу с собой и поднялась на второй этаж.
Ветер здесь неистовствовал сильнее, чем внизу. Он гремел полоской кровельной жести – возможно, это был отошедший фланец искрогасителя над трубой. Ветер завывал в пустых желобах и водосточных трубах, молотил невидимыми кулаками по оконным стеклам, заставлял глухо скрипеть чердачные балки, перекладины и ригельные стропила. Наверное, так скрипели переборки парусного корабля, застигнутого бурей.
Тихо постучавшись в дверь комнаты Вуди, Меган вошла. На тумбочке горела лампа. Сын спал, но не лежа, а сидя, окруженный подушками, с раскрытой книгой на коленях.
Взяв со столика бумажную салфетку, Меган заложила страницу и закрыла книгу. Осторожно переместив подушки, она уложила сына и укрыла одеялом.
Хотя Вуди редко спал больше пяти-шести часов, сон его был крепким, и прикосновения Меган его не разбудили.
Она поцеловала прохладный гладкий лоб сына и уменьшила яркость лампы до минимального уровня.
Меган уже отходила от кровати, когда Вуди что-то пробормотал во сне. Она снова повернулась и прислушалась, понадеявшись, что сыну не снятся кошмары. После того всплеска он вполне успокоился. Меган подошла к двери и тут снова услышала… не бормотание, не всхлипывание, как бывает у спящих. Она услышала слово. Первое слово, произнесенное им.
Минуту Меган стояла неподвижно и вслушивалась. Больше Вуди не произнес ни звука. Он лежал молча.
Должно быть, ей просто послышалось. В их окружении не было женщины по имени Дороти.
Гостевая комната в конце коридора погружена в темноту. Дверь приоткрыта. Шекет сквозь щель следит, как эта сука Меган стучится в дверь комнаты мальчишки и потом входит туда.
Минуты через две она выходит, даже не подозревая, что ее видят и хотят. Она гасит свет в коридоре и уходит к себе в спальню.
Дверь в спальне Меган не имеет засова. Только хлипкая кнопка-защелка в дверной ручке. Но скорее всего, дверь не закрывается даже и на защелку. Сигнализация по периметру дома включена. Окна и двери снабжены датчиками проникновения, поэтому Меган чувствует себя в безопасности.
Раньше, когда она и мальчишка обедали, Шекет вернулся в ее спальню, решив проверить, нет ли там оружия. Женщина, живущая одна, скорее всего, обзаведется пистолетом.
Шекет обнаружил оружейный сейф, прикрепленный к стойке кровати. Странно, как эта штучка сразу не попалась ему на глаза. Сейф имел кодовый замок, который открывался набором четырех цифр.
Он знал несколько важных событий в жизни Меган. Дата одного из них откроет сейф. Программируя подобные штучки, люди выбирают комбинацию цифр, которую точно не забудут. Шекет знал дату дня ее рождения, дни рождения Джейсона и Вуди, а также дату свадьбы. Его тоже пригласили на свадьбу, но не в качестве шафера. В такой же последовательности он стал вводить цифры. На дате свадьбы сейф открылся.