Карсон Конрой устроился в закутке у окна, взяв чашку черного кофе и большой кусок пирога со сливами и изюмом.
Когда он закончил вскрытие тел Пейнтона Спейдера и Джастин Клайнмен, обеденное время давно прошло, равно как и его аппетит. За многие годы работы он привык смотреть на тела убитых и погибших в катастрофах, не испытывая к ним ничего, кроме жалости, и то не всегда. Морг был миром мертвых, которым уже ничем не поможешь, и отделялся от мира живых, как сны отделяются от реальности. Заканчивая работу, Карсон словно пробуждался ото сна. Его свободное время было насыщенным, и об увиденном на столе для вскрытия он обычно думал не больше, чем об увиденном во сне. Обычно. Но сегодняшний случай был далек от обычного. Обедать по-настоящему ему уже не хотелось, а уж тем более есть что-то мясное или пряное. Он решил ограничиться кофе и сладким фруктовым пирогом.
За окнами бормотал и завывал ветер. Он трепал деревья в сквере, заставляя их отбрасывать косматые тени под морозно-белым светом высоких фонарей. Казалось, Хеллоуин наступил на полтора месяца раньше. Когда мимо окон медленно проехал фургон для перевозки тел, переделанный из «скорой помощи» и снабженный мигалкой на крыше, а также эмблемой генеральной прокуратуры штата Калифорния, глоток горячего кофе во рту Карсона мгновенно сделался холодным. Даже длинный черный «кадиллак» с тонированными стеклами и семью нулями на номерной табличке был бы менее зловещим, чем этот фургон. Карсона прошиб озноб. Интуиция подсказала: появление труповозки как-то связано с двумя трупами, лежащими в холодильнике морга.
Сакраменто – столица штата – находился в двух часах езды от Пайнхейвена. Если включить сирену и мигалку, можно добраться и быстрее.
Витрины нескольких магазинов вокруг площади по-прежнему светились мягким желтоватым светом, но все они были закрыты. Позднее время и ненастная погода не располагали к прогулкам, и нигде не было ни души.
У северного края площади фургон замедлил ход, повернул налево, поехал еще медленнее и снова повернул налево. Его путь, вне всякого сомнения, лежал к окружным зданиям с западной стороны сквера.
Сквер представлял собой газон шириной около восьмидесяти футов с трехъярусным фонтаном в центре и несколькими скамейками. В сквере росло семь сосен, настолько старых, что самые нижние их ветви превышали средний рост человека. Они не загораживали обзор, поэтому Карсон прекрасно видел, как труповозка генеральной прокуратуры остановилась и, чуть помешкав, свернула в узкий служебный проезд между офисом шерифа и моргом. Фары освещали кирпичные стены обоих зданий.
Не доев пирог и не допив кофе, Карсон положил на стол деньги – стоимость заказа и чаевые. Выходя, он сказал молоденькой официантке Анджеле, что его вызывают в «склеп зомби», как она упорно называла морг.
Хотя до официального конца лета в здешних местах была еще целая неделя, холодный ветер напоминал об осени. Он пах соснами и дымом топившихся каминов. Карсону пришлось опустить голову и сощуриться, чтобы не получить в лицо порцию сухой хвои и частичек сажи, разносимых ветром.
Он пересек улицу, сквер, другую улицу и вошел в проезд. К этому времени труповозка повернула вправо и исчезла на муниципальной стоянке за моргом. Пока Карсон шел, боковая дверь офиса шерифа открылась и появился окружной шериф Хейден Экман.
Свет лампы над боковым входом делал его лицо мертвенно-бледным. Появление Карсона не столько удивило, сколько раздосадовало Экмана. Но поскольку должность окружного шерифа являлась выборной, а он был ловким политиком, Экман мгновенно превратил раздражение в улыбку, говорившую: «Ах, как здорово, что вы здесь оказались».
– Карсон! А я-то думал, что вы уже дома и спите. Хотел было позвонить. Потом вспомнил, какой тяжелый день вы провели, и решил не беспокоить.
Несколько часов назад Карсон уже встречался с шерифом в морге и сообщил о результатах вскрытия. Оба согласились пока не делать никаких заявлений для прессы. Вначале необходимо оповестить родственников погибших. Да и сотруднику офиса шерифа, отвечающего за связи с общественностью, требовалось время, чтобы составить заявление, которое излагало бы факты двойного убийства нейтральным языком, не будоража население.
Учитывая крайнюю жестокость совершенных убийств и акт каннибализма, Карсон, наоборот, считал необходимым взбудоражить общественное мнение. Но его должность не была выборной. К тому же он переехал сюда из города, где политическая власть была самой влиятельной силой в обществе. Карсон понимал, насколько глупо добиваться правдивого изложения случившегося, когда те, кто зависел от избирательных урн, предпочитали поддерживать версию, более приемлемую для избирателей.
Ветер с грохотом гнал по проезду пустую жестянку из-под пива.
– Что случилось? – спросил Карсон.
– Препаршивейшая штука, вот что, – ответил Хейден Экман. – Идемте со мной, и вы убедитесь.
Он поспешил к муниципальной стоянке, на которую въехала труповозка из Сакраменто.
Вуди снился странный сон. Он вместе с пожилой женщиной, которую звали Дороти, ехал на заднем сиденье машины. За рулем сидела другая женщина, моложе Дороти, по имени Роза. Впереди, на обочине, стоял хитчхайкер – высокий, сильный мужчина. Вуди знал, как опасно останавливаться и брать в машину хитчхайкеров, особенно рослых и сильных. Однако Роза остановилась. Когда он залез в машину, Роза сказала:
– Мы спасаемся от Фрэнка Ненавистника. Он грозится посадить нас в клетки и больше не выпускать.
Мужчина улыбнулся. Улыбка у него была очень располагающей.
– Я уже разобрался с Фрэнком Ненавистником. Вам больше нечего бояться.
Снаружи подул сильный ветер. Странно. До этого никакого ветра не было. Вуди ощущал его у себя на лице. Тем более странно, если учесть плотно закрытые окна машины. Потом высокий, сильный человек повернулся к заднему сиденью, подмигнул Вуди и спросил:
– Как поживаешь, Скуби-Ду?
Роза вновь вырулила на шоссе, и ветер, дувший Вуди в лицо, еще усилился. Ветер давил ему на веки и ресницы. Дороти сказала хитчхайкеру:
– Мой чудесный мальчик прекрасно поживает. Особенно теперь, когда вы здесь.
Она обняла Вуди за плечи. Он не возражал, когда к нему прикасались хорошие люди. Но Вуди удивился собственному поведению: он лизнул руку Дороти.
Ветер заставлял его непрестанно моргать. Открыв глаза, Вуди обнаружил, что лежит в своей постели, на левом боку. Рядом с кроватью сидел на корточках какой-то человек. Неяркий свет лампы позволял его разглядеть. Наклонившись к Вуди, этот человек дул ему в лицо.
Вуди смешался, не понимая, куда делась машина и все, кто в ней ехал. Потом сообразил, что машина ему снилась. Наверное, и человек на корточках тоже ему снился. Меж тем незнакомец перестал дуть и улыбнулся Вуди.
Ноздри Вуди уловили запах незнакомца: слабый, неописуемый. Этот запах был ему знаком. Судя по статьям, которые он читал, собаки чуют такие запахи намного сильнее. От этого человека пахло страшно.
Хуже, чем страшно. Что было хуже? Зло? Страх парализовал Вуди так, что он даже не мог оторвать голову от подушки.
– Что скажешь, маленький дебил? – тихо спросил незнакомец. Вуди молчал. – Язык проглотил?
Их лица находились почти рядом, в каких-то шести-восьми дюймах.
Левый глаз незнакомца был серым, а правый – карим, словно он прятал глаза за цветными контактными линзами, одна из которых выпала.
Из глубины левого глаза исходило неяркое свечение.
– Ты меня слышишь, Вудро? – шепотом спросил незнакомец. – Или ты, маленький паршивец, вдобавок еще и глухой?
Неестественно-белый свет люминесцентных ламп заливал стены и пол холодильного отделения морга, отделанные белой керамической плиткой. Он освещал стальные передние стенки выдвижных ячеек холодильных камер. Ячейки располагались двумя рядами: четыре вверху и четыре внизу. Живых людей, находившихся в этом пристанище мертвецов, тоже было четверо: Карсон Конрой, шериф Хейден Экман и двое, приехавшие из Сакраменто. В лучах этого жесткого, беспощадно яркого света никто из четверых не выглядел молодым, симпатичным или добрым.
Фамилия одного из визитеров, присланных столицей штата, была Фроули. Скорее всего, он помощник судмедэксперта. Невзирая на поздний час, Фроули приехал в безупречно сшитом костюме, белой рубашке и шелковом галстуке. Его ботинки были, скорее всего, английскими, не исключено, что фирмы «Крокет и Джонс». В таком случае они стояли шестьсот или даже семьсот долларов. На руке поблескивали золотые часы «Ролекс».
Фамилия второго была Зеллман. Коренастый, с вечно хмурым лицом, похожим на каменный лик божества из храма, затерянного среди джунглей, причем божества непредсказуемо гневливого. Толстая шея. Длинные руки. Огромные ладони. Он назвался работником морга и водителем.
Карсон усомнился, что оба были теми, за кого себя выдавали. Фроули походил на «решалу», пройдоху, имевшего друзей во всех высших слоях и умевшего улаживать любые пакости, которые они натворили. Зеллман был простой и грубой мускульной силой.
Гости из Сакраменто приехали, чтобы забрать тела Пейнтона Спейдера и Джастин Клайнмен, которые после вскрытия упаковали в специальные пластиковые мешки и запихнули в стальные ячейки холодильных камер.
– Мы перевезем их в морг Сакраменто, – сказал Фроули.
– Я не понимаю такой надобности, – признался Карсон.
– Мы действуем по правилам юрисдикции. Шериф Экман согласился передать расследование властям штата.
– Несколько часов назад мне звонил генеральный прокурор, – пояснил Карсону Экман. – Он привел убедительный довод.
– Какой довод?
Фроули повернулся к дипломату, лежащему на каталке для перевозки трупов. Щелкнув замками, он извлек пачку листов и сказал:
– Убийца обронил возле тела Джастин Клайнмен бумажник, который нашел один из помощников шерифа. Должно быть, бумажник выпал из кармана брюк убийцы, когда он… ее терзал. В бумажнике оказалось удостоверение личности на имя Натана Палмера – беглого преступника, обвиняемого в убийстве.