– Что с вашим ребенком? – спросила Карриктон.
– Он высокоорганизованный аутист.
– Что значит «высокоорганизованный»?
– Он прирожденный самоучка, читает на уровне студента колледжа и никогда не упрямится и не капризничает. Но он не переносит, когда к нему прикасается кто-то, кроме нас с Верной Брикит, нашей приходящей домработницей. И еще он не говорит.
Карриктон стояла слишком близко, нарушая личное пространство, глядя на нее и Вуди.
– Ребенок лежит так, словно не подозревает о моем присутствии. Он всегда ведет себя подобным образом?
– Нет. Я же говорила, что Шекет его травмировал.
– Он домогался мальчика?
– Он угрожал сыну, мучил. Когда я вошла, Шекет… прикасался к лицу Вуди. Для сына самое ужасное, когда незнакомец дотрагивается до его лица.
– Вы сказали, ваш сын был травмирован. Его изнасиловали?
– Нет. Шекет собирался изнасиловать меня. Пугая Вуди, он издевался надо мной.
– Придется подвергнуть вашего сына врачебному осмотру. В ближайшее же время.
– Его не насиловали, – повторила Меган. – Незачем дополнительно травмировать его врачебным осмотром.
– Послушаем, что он сам скажет. Мне нужно взять показания и у него.
– Я же вам сказала, мой сын не говорит.
– Вообще?
– У аутистов это часто встречается.
Полицейский Ардженто, приехавший вместе с Карриктон, то слушал ее разговор с Меган, то выходил в коридор к другим полицейским. Подъехала третья машина. Красно-синие огни мигалок расцвечивали ветреную ночь за окнами. В доме Меган находились шестеро полицейских. Воздух наполнился потрескиванием раций на поясе стражей порядка. Меган не понимала, что именно они собираются осматривать и в каких комнатах. Она радовалась их присутствию, спугнувшему Шекета, но разговор с полицейской дамой становился все более оскорбительным.
– Значит, вы встречались с этим Ли Шекетом, – сказала Карриктон.
– Несколько раз. Но это было очень давно.
– И у вас были отношения с ним.
– Интимных не было. Несколько свиданий, и только. Говорю вам, это было очень давно.
– Вы говорили, он вам звонил.
– Да, вчера днем. Хотел, чтобы я поехала с ним в Коста-Рику. Безумие какое-то. Я наотрез отказалась.
Они ведь уже касались звонка Шекета. Меган понимала: Карриктон применяет методику хождения по кругу, постоянно возвращаясь к одним и тем же событиям, чтобы подловить Меган на обмане. Но все равно это действовало раздражающе.
– Если у Шекета не было ключа, как он проник в дом?
– Думаю, он появился, когда в доме еще работала Верна. Она по несколько раз выходит во двор и, чтобы не возиться с ключами, оставляет заднюю дверь открытой.
– И Шекет где-то прятался, пока вы не легли в постель?
– Полагаю, что да.
– Прятался несколько часов подряд. Странная терпеливость для человека, которого вы охарактеризовали как психически неустойчивого. – Карриктон что-то пометила в блокноте. – Итак, вы спали, но в вашу спальню он почему-то не пошел, а отправился в комнату мальчика.
– Как я уже говорила, я не спала. Я читала. Потом, когда меня стало клонить ко сну, я решила проверить оружейный сейф и увидела, что пистолет лежит не так, как я его обычно кладу, а обойма пуста.
– Сейф был заперт?
– Да. Я не знаю, каким образом Шекет подобрал комбинацию цифр.
– И давно у вас пистолет?
– Три года.
– Вы купили его в Калифорнии законным образом?
– Да.
– Я хочу видеть ваш документ на право владения оружием.
– Я покажу его вам, когда мы покончим с вашими вопросами.
– Вы прошли курсы безопасного обращения с оружием?
– Я же вам сказала: раз в месяц я упражняюсь в тире. Естественно, я прошла эти курсы.
– Вы приобрели оружие из-за Ли Шекета?
– Нет. С какой стати? Когда я покупала пистолет, мы давно уже не встречались. Я о нем и думать забыла. И тогда он не был таким конченым безумцем.
– Вы говорили, что ранили его.
– Слегка. Скорее всего, пуля задела его левое ухо.
– Ваш ребенок присутствовал при этом?
– Лежал на кровати, как сейчас.
– Вы стреляли в сторону ребенка?
– Пришлось. Шекет угрожал выдавить ему глаза.
– Он слепой?
– Что? Нет, он не слепой.
– Лежит, смотрит в одну точку. Совсем как слепые.
– Говорю вам, мой сын не слепой.
– Значит, высокоорганизованный аутист. А вы приглашали специалиста для обследования, подходит ли вашему сыну обстановка дома? Может, его необходимо поместить в специализированное учреждение?
Меган поняла, что должна немедленно прекратить этот разговор. Она отпустила руку Вуди и встала, оказавшись лицом к лицу с Карриктон.
– Вы здесь находитесь не для того, чтобы решать, насколько обстановка моего дома подходит для Вуди. А кто-нибудь ищет Ли Шекета? Он безумен и даже хуже. Его поиски уже начались?
– Это не моя работа, – ответила Карриктон. – Моя задача – получить ваши показания, которые понадобятся, когда мы предъявим обвинения этому типу.
– Прекрасно. Тогда давайте и сосредоточимся на вторжении Ли Шекета в мой дом и на том, что он сделал и пытался сделать.
Карриктон молча секунд десять выдерживала взгляд Меган. Серо-синие глаза полицейской дамы вдруг показались Меган хрупкими, как блюдце веджвудского фарфора.
– Вы живете в большом красивом доме, полном разных дорогих вещиц и устройств, – сказала Карриктон. – Но по вам не скажешь, что вас это радует. Конечно, ведь вам приходится ухаживать за проблемным ребенком. А тут еще неуравновешенный дружок из прошлого объявился.
Женщина, которую Меган видела впервые, вела себя так, словно знала о ней все. В реальной жизни такое встречалось нечасто. Рассадником подобной манеры поведения служили социальные сети, отчего Меган и сторонилась их. У нее не было привычки заглядывать туда каждый день. Однако в нынешней ситуации, оказавшись лицом к лицу со своей явной ненавистницей, она не могла просто закрыть страницу и выключить компьютер.
– Я не собираюсь до бесконечности муссировать одну и ту же тему. Я не подозреваемая, а жертва вторжения. Еще пять минут – и с меня хватит.
Через две минуты к дому подъехал шериф Хейден Экман.
Вуди лежал на тростниковой подстилке в круглой комнате на самом верху юго-западной башни Драконьего замка, чувствуя предельное отвращение к самому себе. Он знал, что на этот раз не дождется прощения за свою слабость и не вернется домой. За окном не появится синяя птица и не пропоет песнь искупления. И пушистая белая крыса не станцует перед ним в знак того, что он уже заплатил надлежащую цену за сделанное, или, как то чаще бывало, за несделанное.
Плохой человек обзывал его по-всякому: дурачком, тупицей и даже дебилом. Но Вуди не был дебилом. Никто не заставил бы его поверить в свою умственную отсталость лишь потому, что он не говорил. Однако плохой человек назвал его еще и бесполезным. И хотя обвинение прозвучало из уст плохого человека, это не означало, что тот не прав. Увы, незваный гость был прав. Этот человек оскорбил маму Вуди. Хуже того, он велел маме раздеться, чтобы потом заняться сексом по принуждению. Вуди был невинным, но не наивным. Он знал про сексуальные отношения. Они могли быть прекрасными, если происходили по любви, а без любви превращались в нечто отвратительное, сродни убийству. Это Вуди тоже знал.
Пока плохой человек находился в доме, Вуди не оказал ему никакого сопротивления. Никакого. Незнакомец опустился на корточки перед кроватью Вуди, дотронулся до его щеки, носа, затем стал водить пальцем по подбородку и нижней губе, чертя круги. Эти легкие и совсем неболезненные прикосновения шокировали Вуди. Но еще больше его шокировала собственная беспомощность. Руки и ноги сделались свинцовыми. Ему было не поднять головы. Он не сразу отступил в Драконий замок, оставаясь неподвижно лежать на кровати, как сейчас лежал на жесткой тростниковой подстилке.
Сюда он отправился, когда мама выстрелила в незнакомца, а сам Вуди лежал скрючившись в уголке на полу ванной. Маме пришлось брать его на руки, нести и укладывать на кровать. Никогда еще беспомощность не была для него такой обескураживающей.
Сейчас Вуди лежал и смотрел в высокие окна, за которыми громоздились черные подбрюшья туч и пульсировали молнии. Молнии никогда не прочерчивали небо, как в реальном мире. Вуди всегда видел только всполохи. Свет молний, словно кислота, прожигал тела туч, предвещая бурю. Его поразило обилие драконов. Они летали целыми стаями – грозные вестники Апокалипсиса с длинными шипастыми хвостами и зубчатыми крыльями. Молнии не сопровождались раскатами грома. Вуди не слышал пронзительных драконьих криков. В его мире все было молчаливым, как и сам Вуди, пока синяя птица не пропоет или белая крыса не протанцует, позволяя ему вернуться домой. Но в этот раз никто из них не появится.
Когда ты хочешь сказать так много, но слова не выговариваются, когда ты не говорил ни с кем, кроме оленей на заднем дворе, поневоле научишься жить с голосом, запертым внутри тебя. Вуди говорил оленям: «Вы красивые. Я вас люблю». Эти слова он хотел сказать отцу, прежде чем отец ушел навсегда. Те же слова он хотел сказать маме, которая однажды тоже уйдет навсегда. Но он был таким недоразумением, что мог говорить только с оленями. Поэтому он научился жить и в таком состоянии.
Когда мамины руки его обнимали, это дарило удивительные ощущения. Они были бы еще удивительнее, если бы в ответ он смог обнять маму. Однако Вуди научился жить, ни к кому не прикасаясь. Он убеждал себя, что мама знает о его чувствах и без ответных объятий. Бóльшую часть времени Вуди верил, что так оно и есть. Но иногда, как сейчас, он сомневался. Может, мама ничего не знала и лишь надеялась, что он ее любит. Он научился жить и с сомнениями.
Однако сжиться с тем, что случилось сегодня ночью, он не сможет никогда. Его маму чуть не изнасиловали, чуть не застрелили, а он ничего не сделал для ее защиты. Совсем ничего. Лежал как бревно. Хуже того, он явился для мамы помехой. Ее чуть не убили, поскольку он не смог заставить себя притронуться к плохому человеку, не говоря уже о том, чтобы ударить негодяя. Он не смог даже побежать за подмогой. И возможная причина всех этих бед – его посещение сайта «Трагедия» в Темной Паутине и написанная им «Сыновняя месть: добросовестно собранные доказательства чудовищных злодеяний».