Меган так и сделала.
Бен еще издали узнал модель оружия.
– «Хеклер и Кох», девятимиллиметровый, обойма на десять патронов, вес двадцать восемь унций, длина дула четыре с четвертью дюйма. Хорошая пушка. Вы стреляли в злоумышленника?
– Отстрелила ему кусочек уха. Мне было трудно целиться. Он загораживался Вуди, как щитом.
– Куда вы целились?
– В мертвую точку его лица.
– Вы ненамного промахнулись.
– А вы разбираетесь в оружии, – сказала Меган.
Бен улыбнулся:
– Я восемь лет прослужил в морском спецназе. Был «морским котиком». Там нас учили не только плаванию.
Кровь взывает к нему. Его кровь поет в артериях, нашептывает сердцу через вены, и оба голоса требуют свободы. Кровь других – не более чем запах. Сильнее всего он чувствует запах чужой крови, когда люди находятся рядом, хотя он способен обонять их и через закрытую дверь палаты.
К этому времени он полностью очнулся. Над изголовьем кровати горит неяркий ночник. Палата полна теней, которые не мешают ему видеть. В его преображенном зрении все детали предстают окрашенными в оттенки красного, ибо он воспринимает свет не только видимой части спектра, но и тот, что недоступен зрению других. Он видит инфракрасное излучение, производимое вибрациями молекул в твердой материи: на полу, стенах, потолке, в мебели и собственном теле, а также в газах, где молекулы вращаются.
Его поврежденное ухо обработали и перевязали. Это ему сделали, пока он находился в так называемом бессознательном состоянии.
Чтобы ему было удобнее лежать, кляп изо рта удалили. Если им понадобится снова вогнать ему кляп, эти людишки вначале накачают его транквилизаторами.
Пластиковые наручники тоже сняли. Он привязан к кровати широким ремнем на груди. Ремень захватывает и руки, сложенные по швам. Второй такой же ремень стягивает ему бедра.
Его подключили к капельнице, чтобы организм не обезвоживался и чтобы при необходимости можно было быстро загнать ему лекарство. Мочится он через катетер в бутылку.
Все это его ничуть не удручает.
Ремни на груди и бедрах не кожаные, а резиновые, обеспечивающие ему минимальный телесный комфорт и не мешающие циркуляции крови. Среднему человеку было бы не справиться с этими ремнями шириной в четыре дюйма, но он не средний человек.
Он тщательно, до мелочей продумывает свой побег.
За дверью сидит полицейский. Это вся его охрана. Шекет слышал, как кто-то разговаривал с этим парнем. Он чует запах копа: гель для волос, засохший пот в подмышках, кислое дыхание, вызванное отрыжкой, поскольку охранник любит пищу, щедро приправленную чесноком.
Они не знают, что натворили, на кого посмели поднять руку. Шекет им этого не простит. Он снова поднимется и преподаст им урок послушания. Мир достиг конца этой эпохи. Ли Шекет – воплощение новой рождающейся эпохи. Он – прогресс, сотворенный наукой, единственной силой на Земле, наделенной правом и обязанностью изменить все и навсегда.
Карсон Конрой сидел в салоне своего «форд-эксплорера» в дальнем углу больничной парковки и ждал, когда шериф Хейден Экман уедет. Бороться с нахлынувшей сонливостью ему помогал термос черного кофе из закусочной «Четыре угла». Он уже проглотил одну таблетку кофеина. Их у него было предостаточно – целая коробочка в кармане куртки.
Зарабатывая себе на жизнь вскрытием трупов, составляя отчеты о крайней жестокости убийц по отношению к жертвам, Карсон давно перестал верить в справедливость. Справедливость была не чем иным, как концепцией, а не фактом. Ею манипулировали и неустанно меняли само понятие справедливости. Этим занимались все: от голливудских творцов поп-культуры до политиков и самопровозглашенных глубоких мыслителей, восприимчивых к трендам интеллектуальной моды ничуть не меньше среднего подростка, которому внушили хотеть именно те кроссовки и джинсы, какие в данный момент объявлены «крутым прикидом».
Перебравшись в Пайнхейвен после убийства жены, так и оставшегося нераскрытым, Карсон искал в своей новой жизни не справедливости, а правды. Правда не поддавалась переопределению. Правда была такой, какая есть. Простая задача поиска правды осложнялась лишь стогами лжи, которые требовалось переворошить, чтобы найти сверкающую иголку.
Карсон не строил иллюзий о том, что ему когда-нибудь удастся установить личность негодяя, застрелившего Лиссу из проезжавшего автомобиля. Он сознавал: никакое вскрытие не расскажет ему всей правды о любом проявлении человеческой жестокости. В новой жизни он стремился найти правду в природе и самом себе. Бóльшую часть свободного времени он бродил по склонам Сьерра-Невады, забираясь в самые глухие места, наблюдая и изучая природный мир со все возрастающим вниманием и трепетом. В природе существовал удивительный порядок, чертовски суровый, но разумный. Никакого обмана, кроме того, что помогал выжить, подстраивая под окружающий мир цвет шерсти, перьев, а то и всего тела, как у хамелеона. В природе не существовало лжи, изреченной языком или написанной пером. Карсон надеялся, что глубокое понимание устройства природной жизни поможет ему понять и то, как надлежит жить человеку, дабы уважать себя и других, не прибегая к самообману и аналогичным грубым ошибкам.
Карсон почему-то верил, что правда об убийстве Спейдера и Клайнмен, а также правда о Ли Шекете (он же Натан Палмер) неразрывно связаны с высшей правдой, которую он рассчитывал найти в природе. Почему – он и сам не знал. Просто чувствовал, и чувство это было сильным.
Еще в проезде между моргом и офисом шерифа, когда он услышал сирены отъезжавшей и подъезжавшей машин «скорой помощи», интуиция подсказала ему: это как-то связано с Шекетом. Карсон зашел к Карлу Фредетту, начальнику дежурной смены, от которого и узнал о событиях в доме Меган Букмен.
Сейчас он смотрел в бинокль, как Хейден Экман и Рита Карриктон вышли из дверей отделения неотложной помощи и остановились под навесом, о чем-то разговаривая. Патрульные машины обоих стояли в неположенном месте. Через какое-то время шериф и его заместительница уехали. Тихо, без мигалок и сирен.
Карсон допил кофе, навинтил чашку на термос, вышел из машины и двинулся через стоянку к больнице. По словам Карла Фредетта, Шекет будет содержаться в больнице до утра, пока шериф не проконсультируется с окружным прокурором.
Карсон знал, в какие палаты помещали психически больных пациентов, поэтому ему не понадобилось наводить справки о местонахождении Шекета. Он поднялся на третий, последний, этаж и прошел в конец восточного крыла. Слева от двери палаты 328 он увидел стул с жесткой спинкой и складной столик. На столике стоял запотевший графин с ледяной водой, стакан, банка кока-колы и пачка жареного арахиса. Там же лежали журналы о крутых гоночных машинах.
Дежурство нес Тэд Фентон – молодой полицейский. Увидев Карсона, от отложил журнал и встал. В полиции он служил всего полгода, что было на руку судмедэксперту. Ситуация нештатная, парень растерян, и Карсон для него непререкаемый авторитет.
– Здравствуйте, доктор Конрой, – громко выпалил Тэд и сразу осекся, вспомнив, что вокруг спят пациенты. – Что вы делаете здесь в такой поздний час? – уже тише спросил он.
– Закончил вскрытие тел Спейдера и Клайнмен и понял, что не усну. Думаю, бессонница продержится у меня еще неделю.
– Слышал я про эту Клайнмен. Прямо как в «Ходячих мертвецах». Не представляю, как вы занимаетесь такой работой.
– Кому-то надо ею заниматься. Слушайте, Тэд, мне нужно повидать этого подонка.
– Шекета? Вообще-то, док, мне не сообщали о вашем приходе.
– У меня к нему несколько вопросов.
Молодой полицейский нахмурился:
– Адвокат должен присутствовать при вашем разговоре?
– Шекету пока не предъявлено никаких обвинений. Сейчас он находится в палате для психически больных. Вот когда его обвинят, тогда ему понадобится адвокат.
Фентон продолжал сомневаться, хотя было ясно – Карсон не вправе быть здесь.
– Док, он опасный тип. Ему вкололи успокоительное. Хорошую дозу. Думали, вырубится на несколько часов. Так он задергался, когда его привязывали к кровати. Пришлось вколоть вторую. Врачи подумывали и о третьей, но побоялись передозировки.
– Он полностью привязан?
– Да. – Фентон достал ключ. – И все равно будьте осторожны. Уолтеру Кольту он откусил мизинец. Когда войдете, я запру за вами дверь. Таково правило.
– Понимаю.
– Я буду наблюдать за вами через окошко, но дверь закрыть все равно придется.
Окно в восемнадцать дюймов ширины и фут высоты было многослойным, с проволокой, проложенной между слоями.
Полицейский Фентон заглянул в окошко и только потом сунул ключ в скважину замка.
– Здешний персонал заходит в палату по двое и никогда поодиночке. Обычно идет медсестра, а с ней крепкий парень. Санитар или что-то вроде того.
– Со мной все будет в порядке, – успокоил его Карсон.
– И еще. У него глаза светятся, как у зверя. Врачи думают, это из-за контактных линз. Знаете, наверное. Некоторые нацепляют их на Хеллоуин. Когда его привязали, санитары хотели снять эти линзы. Он как раз очнулся после снотворного, или чем там его накачали… стал мотать головой, рвать ремни. Решили не трогать линзы до завтра.
– Если он попытается меня напугать, я вставлю свои восковые клыки и сам его напугаю, – пообещал Карсон.
Меган и Бен хорошо поработали вместе. Окно они забили двойным слоем синтетического холста, натянув его достаточно плотно, чтобы ветер не надувал холст наподобие паруса, испытывая гвозди на прочность и норовя порвать ткань. После того как стекольщик вставит новое стекло, декоративную окантовку рамы придется чинить и заново красить. Поскольку боковое окно не открывалось, оно не было подключено к сигнализации и, следовательно, не повредило ее. Затем Меган и Бен собрали осколки и наметенный ветром мусор, ликвидировали хаос, устроенный Шекетом в кухне. За работой каждый рассказал свою историю.