Некоторым это удается, но далеко не всем. Человечество склонно отворачиваться от плохого, не видеть негатива даже у самого порога, и почему-то никто не хочет вспоминать, что на Землю явились иные существа с чуждыми инстинктами и непонятными устремлениями.
Иногда они преследуют какие-то цели, настолько, впрочем, далекие от людского понимания, что все равно остаются для нас недоступными. Бывает и наоборот: желания и чувства мифических существ крайне просты, поражает только их невероятная сила.
Вряд ли мы сможем когда-нибудь постичь, что такое миллионолетний голод.
Равно как и внезапно открывшаяся возможность его утолить.
Может ли что-то остановить такое существо? Отвлечь его? Переубедить или напугать?
Миллион лет ожидания – слишком непостижимый срок.
За горбатым мостомИгорь Вереснев
Мост ничем не отличался от всех прочих, и Олег решительно не понимал, за что его прозвали Горбатым. Не прямой, это точно, но на то он и мост. Дорога, выгибаясь, перепрыгивала разом три железнодорожные колеи, сходящиеся к товарной станции. Или расходящиеся от станции – с какой стороны поглядеть. Сама станция начиналась километром левее, с моста видна как на ладони, хоть днем хоть ночью, хоть сейчас, поздним вечером, – в ярком свете фонарей. На мосту тоже горели фонари. И за спиной Олега, вдоль улицы имени товарища Свердлова горели. И впереди… несколько штук. За мостом улица превращалась в шоссейку – пустырь тянулся до самого железнодорожного переезда, но город на этом не заканчивался. За переездом вдоль дороги поднимались новенькие, по-цыплячьему желтые трехэтажки. Сколько их там построили, Олег не помнил, видны были два ближних здания. Дальше фонари не горели и тьма стояла хоть глаз выколи.
Он невольно передернул плечами – нечто жуткое почудилось в этой темноте. Хотя какая-такая жуть может случиться тихим летним вечером в советском городе, в пяти минутах от дома сестры? Глупости, одним словом.
И все же Олег порадовался, что ему идти в тот непроглядный мрак нужды нет. Ему сразу за мостом налево, по тропинке через пустырь, а там и Парковая. Странно – парка никакого нет поблизости, а Парковая улица есть. Хотя какая она улица – пять домов всего. Добротные, из бетонита, строены пленными немцами для заводских итээровцев. Муж сестры, Петр, как раз таким итээровцем и был – инженером по технике безопасности.
Фонари на мосту освещали заодно и пустырь, но разросшаяся сирень отбрасывала такие густые тени, что тропинка в них растворялась бесследно. Олег замедлил шаг, чтобы не споткнуться ненароком или не наступить на…
Хрусть! Левая подошва раздавила что-то круглое и хрупкое. И тут же – правая, опять левая. Олег растерялся: что там такое? – присел, всматриваясь. И охнул невольно. По тропинке ползли улитки. Крупные, раковина с голубиное яйцо, а то и поболее. Но главное – их было много! Они запрудили всю тропу, насколько он мог видеть.
Давить улиток Олег не хотел, потому сошел с тропинки и пошагал по траве. Здесь они тоже прятались, но куда меньше – всего две попали под ногу.
Фонарь на всю Парковую полагался один-единственный, но стоял удачно, как раз в том месте, где заканчивалась тропка. И ни одной улитки в его свете не наблюдалось. Олег пожал плечами и заспешил к знакомой калитке.
Его ждали. Не успел до крыльца дойти, как дверь распахнулась:
– Олежка!
Маленькая пухленькая Ирина скатилась по ступенькам, бросилась навстречу, обняла крепко. Отстранилась, дотянулась до головы брата, взъерошила волосы на макушке:
– А вырос-то как, вырос!
Олег фыркнул. С чего бы ему расти, не пацан же! Двадцать один скоро. Да и виделись с сестрой – полгода не прошло.
Петр тоже выглянул из дому:
– Приветствую студента! Заждались, заждались. Прямо все глаза выглядели. Заходи скорее в дом.
Олег снова фыркнул. И этот туда же! Знают прекрасно, во сколько поезд приходит. А пассажирская станция на противоположном конце города, и не день на дворе, трамваи не ездят. Он еще быстро добрался – если бы не попутка, до полуночи топал бы.
Ирина, как положено, усадила ужинать. Это было весьма кстати – и жареная картошечка, и пахнущие грядкой огурцы, и ломоть свежего белого хлеба. Сестра уселась напротив, подперла щеку рукой, разглядывая младшего. И шурин тут как тут:
– Может, по сто наркомовских, за приезд?
– Вы же завтра строить собирались! – возмутилась Ирина.
– Что строить? – Олег навострил уши.
– Да я сараюшку затеял. Подсобишь? В три пары рук за выходные как раз управимся.
– Отдохнуть парню не дашь!
– Ниче, успеет отдохнуть, все каникулы впереди. Ты ж у нас погостишь, Олежа?
– Ага, недельки две планирую, если не прогоните. – Он подчистил остатки картошки с тарелки – вкусно! – и спросил: – Смотрю, у вас улиток развелось прорва?
– Какие улитки? – не понял Петр. – Сушь стоит. Месяц как дождей не было.
Спорить Олег не стал. После сытного ужина начало клонить в сон.
Третьим в бригаде строителей оказалась не Ирина, как Олег решил было накануне вечером, а Владлен, товарищ Петра, тоже молодой инженер с трубного завода. Они и похожи были – оба высокие, плечистые, веселые, горазды на шутку-прибаутку. Только шурин всегда гладко брился, а Владлен щеголял с русой «шкиперской» бородкой. Возможно потому, что пока в холостяках ходил.
Работа спорилась. Владлен заявил, что два дня на сараюшку тратить незачем, за один управятся. Гнал, поторапливал, даже перекурить всласть не разрешал, хоть Петр и твердил ему, что «спешка на производстве – залог травматизма!». На счастье, без травм обошлось. Почти. Олег умудрился-таки гахнуть молотком не по шляпке гвоздя, а по собственному пальцу. Палец посинел, распух, сестра обмотала его бинтом и потребовала немедленно освободить «раненого» от работы. Ясное дело, он не поддался, «остался в строю». Хоть и болело.
За один день достроить не успели. В конце июня они хоть и длинные, но не безразмерные. А в сумерках, тем более в темноте, какая работа?
– Шабаш на сегодня! – объявил шурин. – Мыться, ужинать, отдыхать!
Владлен вздохнул, подчинился. И Олег вздохнул, но с облегчением. Честно говоря, утомился с непривычки. А когда за ужином Петр разлил «по сто наркомовских», и вовсе разморило. Едва дождался, когда Владлен распрощается, и бегом к себе на диван.
Но заснуть он не успел. Скрипнула калитка, а через минуту с кухни донеслись приглушенные голоса:
– О, ты чего вернулся? Забыл что-то?
– Да нет… Понимаешь, такое дело… в общем, дорогу от вас найти не могу.
– Эк тебя повело со ста грамм!
– Сам не пойму, что за притча. Тут мост, там пустырь, а там… опять пустырь.
– Ладно, спать ложись. Все равно завтра приходить пришлось бы.
– Угу. Матери позвоню, чтобы не волновалась.
Еще несколько минут спустя приоткрылась дверь комнаты, звякнула раскладушка.
– Олежа, ты не спишь? Тут тебе товарища на постой определим. Сусанин, понимаешь, в трех соснах заблудился. Хоть у нас и одной сосны нет.
То ли от водки, то ли после работы на солнцепеке снилось Олегу невесть что. Крылатая черная тварь с гладкой лоснящейся кожей, длинными цепкими лапами кружила вокруг него. Морды у твари не было, зато были рога и хвост. Тварь хлопала крыльями, щелкала хвостом, тянулась к Олегу. Странное дело, с одной стороны он знал – если прикоснется, случится ужасное. С другой – страшно не было. Прекрасно понимал, это всего лишь сон. Притом не его, не Олега сон. Чей-то чужой.
Однако наутро почувствовал он себя нехорошо, неуютно. Как говорится, «муторно на душе». И с Ириной творилось такое же. Зато Петр и Владлен проснулись, как всегда, бодрыми и жизнерадостными. Позавтракали и скорей за работу. «До полудня кровь из носу закончить надобно! – объявил шурин. – А уж потом отдохнем, как следует!» Оптимизм их вскоре заразил и Олега. Ночной кошмар выветрился из головы.
Когда стелили крышу, он в первый раз увидел Парковую с высоты. И, кажется, понял, отчего она так называется. Вон он мост, вон деревья, высаженные вдоль железнодорожного полотна. А дальше… где-то там находился немалый промышленный город, с заводами, с сотнями тысяч жителей. Но Парковая лежала в низинке, и даже с крыши ничего этого за кронами деревьев видно не было. Будто и правда не город там, а парк.
Зато стоило посмотреть в другую сторону, и иллюзия рассеивалась. Переезд, желтые трехэтажки, пакгаузы, тянущиеся до самой товарной станции. И… там было еще кое-что. Большое, темное. Башни? Не разобрать: зыбкие, расплывающиеся в утренней дымке силуэты, – да и некогда разбирать, работать надо!
Шурин все рассчитал верно: закончили стройку они как раз к полудню. Тут и обед подоспел, праздничный, Ирина расстаралась. Стол накрыли во дворе, под яблоней, чтобы и свежим воздухом дышать, и делом рук своих любоваться. Ясное дело, «ста наркомовскими» в этот раз не обошлось. Из-за стола поднялись, когда солнце коснулось забора. Но празднество на этом не закончилось – Петр и Владлен затеяли шашлыки жарить. Олега к этому ответственному занятию не допустили: «Это тебе не сопромат сдавать, студент!» – Ирину тоже, как к работе исключительно мужской. Она вообще куда-то запропастилась, а вернулась, когда мясо уже шкварчало и подрумянивалось над углями. И не одна вернулась, с девушкой, «чтобы Олежке не скучно с нами, стариками, было». Олег только фыркнул, услышав такое. Во-первых, никому из «стариков» и тридцати не исполнилось, во-вторых, скучно ему не было ни в малейшей степи. Но… против новой гостьи он не возражал.
Девушку звали Женя. Было ей девятнадцать, работала она на раздаче в заводской столовой. Маленькая, как Ирина, но не пухленькая, скорее худощавая. Русые волосы до плеч, ямочки на щеках, чуть курносая. Красавицей Женя не была, но так и лучше – к красавице попробуй подступись, а с этой Олег чувствовал себя вполне уверенно. Сидеть рядом с Женей было приятно. Она с готовностью смеялась и поддакивала на любую чушь, какая лезла в его изрядно пьяную голову. И как бы невзначай брать ее за руку было приятно.