— Передай ей…
— Тссс… — Я много чего ей передам, — Колетт начала расстегивать пуговицы на дублете Макса.
Макс в ответ развязал шнуровку на ее платье.
[1] Колетт рассказала аутентичную средневековую историю, которая содержится в новелле тридцать первой «Гептамерона» упомянутой Маргариты Наваррской.
9. Глава. 26 декабря. Один на один
Поскольку Его Величество остановился у дяди в замке Монкальери, то и турнир решили устроить на ристалище при замке. При каждом замке обязательно есть ристалище. Пусть и не внутри стен, и не в шаге от стены, но под рукой. С рассохшимся деревянным барьером, огороженной площадкой для пеших поединков и вытоптанным лугом для пеших и конных бугуртов. Земля там за многие столетия уплотнилась в камень, а вода не скапливается даже в мокрый сезон благодаря правильному выбору места и дренажу.
Парад с проездом по городу проводить не стали. Турин небольшой городок с узкими улочками, не столица и не торговый центр. И оттуда два часа шагом до Монкальери по мокрой зимней дороге. Монкальери и вовсе деревня, где главные строения — мост и замок. Колонне всадников повернуться негде.
Максимилиан активное участие из-за ранений не планировал. Пробитая арбалетным болтом левая кисть еще не зажила. Левая рука становится особенно нужна для управления конем только в бою, когда в правой оружие. Хотя ездить верхом можно и с неподвижными пальцами, намотав уздечку на запястье и управляя конем коленями. Более важно, что не зажила дырка в черепе, и последствия сотрясения мозга все еще давали о себе знать.
Будь Макс здоров, то с ристалища бы не вылезал. Никто не назвал бы его трусом, видя повязку на голове и не левой руке. Никто бы и не удивился, увидев, что рыцарь ранен. Идет война. Многие уважаемые господа приехали в Турин с полей сражений и тоже щеголяли бинтами на видных местах, руками на перевязи и тростями.
Но он обещал поединок доброму сэру Энтони Маккинли. Это святое. Проиграть не позорно, позорно не выйти. Впрочем, даже мысль насчет не выйти у Макса не возникала. Речь не шла о какой-то ставке или обязательствах, которые пришлось бы выполнить в случае поражения. Максимум, шотландец мог бы потребовать прославить свою даму сердца. В этом случае Макс прославил бы любую даму и закончил бы для себя турнир, не привлекая лишнего внимания.
С утра Максимилиан с Шарлоттой и небольшой свитой приехали на турнирное поле. Макс направился к шатру Сансеверино, Поскольку на дворе зима, многие влиятельные сеньоры поставили около ристалища шатры, чтобы там переодеваться к турниру. Там же сразу сложили и доспехи, и копья. Там же и боевых коней с конюхами оставили. Макс своего шатра не привез, и договорился, что Сансеверино даст ему крышу над головой.
Шарлотта пошла за компанию, хотя могла бы сразу свернуть к трибуне для дам, по случаю зимы прикрытой от ветра недавно сколоченным навесом.
Макс поздоровался, выпил теплого вина со специями и начал одеваться при помощи оруженосцев. То есть, Тони Бонакорси и Марио. Обычно у рыцарей есть под рукой больше помощников, но из-за того, что Макс держал в секрете отсутствие левой ступни, одевать себя он доверял только верному Фредерику.
Из Милана в Геную Макс поскакал налегке, а все его немаленькое графское имущество осталось в обозе, который Божией милостью и при посредстве лейтенанта и управляющего смог отступить в Монцу после сдачи Милана. Шарлотта организовала доставку оттуда в Милан самых необходимых по ее мнению вещей, в том числе элеметнов доспешного гарнитура для пешего боя. Легкий трехчетвертной комплект для конного боя, в котором рыцарь отбивался от преследователей до Пиццигеттоне, вывезли организаторы побега. Шустрые ребята из Службы Обеспечения Фуггера вместе с беглецом забрали и его коня, и доспехи, и прочее имущество, включая стальную трость.
Рядом одевались Сансеверино для копейной сшибки и Устин для конного боя на мечах. Русский не рисковал выходить на копьях по европейским правилам, но совсем игнорировать турнир не хотел. Он обещал пару поединков друзьям Сансеверино, которые заинтересовались восточной школой конного фехтования.
Купленная в Генуе лошадь уже слушалась Устина как старого хозяина, с которым пуд соли съели. И вертелась, и прыгала через препятствия, и на задние ноги вставала, и даже боком ходила. Еще один показатель, что этот русский — настоящий рыцарь, а никакой не самозванец. Никакой лошадник-простолюдин не научит коня тому, чему его научит потомственный конный воин.
Их всех троих Макс должен был выходить на ристалище первым. Они с Маккинли договорились отбиться с самого утра, пока рыцари и дамы еще зевают. Ни к чему зрители, если ты ранен, нетвердо держишь меч и чувствуешь вес доспехов.
Максимилиан оделся и вышел. Шарлотта подошла к Сансеверино и тихо сказала:
— Я знаю, что для Вас и коннетабля сделал мой муж.
— Прекрасно, — ответил Сансеверино, — Еще какие-нибудь родственники тоже знают?
— Нет. Я хочу сказать, что мы сделали что могли, и у вас не было рядом других верных рыцарей, которые сделали бы больше.
— Второе верно.
— И первое верно.
— Но есть нюанс. Наши вышестоящие конфиденты испытывают чувства, подобные которым испытывает дама, которую соблазнили, но не удовлетворили надлежащим образом. Вы понимаете, о чем я?
— Понимаю, — нахмурилась Шарлотта, — Дамы в таком случае могут настаивать на повторном свидании, а могут разочароваться в торопливом любовнике и второго шанса не дать.
— Развивая метафору, — продолжил Сансеверино, — Если дама поймет, что повторного свидания не будет, и это одностороннее решение кавалера, она разгневается.
— И будет мстить, но не вынося свою ярость на публику?
— Именно так. Я смотрю, ко мне пришел очень интересный гость.
У приоткрытого входа в шатер стоял высокий широкоплечий рыцарь. Надо полагать, он видел, что хозяин разговаривает с дамой и счел невежливым прерывать беседу.
Сансеверино махнул рукой, подзывая оруженосца. Оруженосец стоял в противоположном углу шатра, чтобы не подслушивать. Он подошел, и Сансеверино очень тихо сказал Шарлотте.
— Вам стоило бы услышать наш разговор.
— Благодарю, — ответила Шарлотта.
Оруженосец, как бы провожая, вывел ее из шатра. Другой оруженосец впустил рыцаря, завесил за ним вход и встал перед входом как часовой.
Шарлотта предположила, что гость — один из миньонов де Фуа. У всех знатных семей были менее знатные прихлебатели на побегушках. В том числе их использовали как телохранителей или как убийц.
Оруженосец провел ее между шатрами, остановился у задней стенки в месте, которое не просматривалось, и кивнул. Шарлотта кивнула в ответ и встала там же. Оруженосец молча ушел.
Сансеверино протокольно поздоровался. Судя по тому, откуда доносился голос, он переместился к задней стенке шатра.
— Пару слов о де Круа, — сказал гость.
Сансеверино не ответил. Наверное, просто кивнул «слушаю».
— Ваш друг не довез в армию много золота. Надо было довезти четыре четверти, а не одну. Король в случае чего спросит как за четыре. Поэтому нам ничего не присылали, мы ничего не получали. И Вы, кстати, тоже ничего не получали. Кто считает иначе, пусть покажет расписки об отправке и о получении.
— Уже обсуждали. Не довез, потому что враги не дремлют.
— Оде де Фуа, виконт де Лотрек напоминает Вам про Пьяченцу. Он знает от Тривульцио, что Ваши люди сопровождали обоз до Парпанезе. И что один из них проследил до Пьяченцы ту часть золота, которая уплыла на пароме. Некий Фредерик фон Нидерклаузиц сдал епископу Пьяченцы не меньше, чем на полсотни тысяч золота в монетах и слитках. И исчез. Ваш человек вернулся в Парпанезе, оттуда попал к Тривульцио и вынужден был рассказать про Пьяченцу после того, как Тривульцио обозначил, что он знает про золотой обоз.
— Мы это уже обсуждали с Лотреком. Что-то изменилось?
— Лотрек по здравому размышлению считает, что засада на переправе — инсценировка.
— Но зачем надо было везти золото в Монцу, и как четверть золота оказалась в Милане?
— Люди де Круа не знали про засаду. Они верили, что истинный пункт назначения — Монца, Пиццигеттоне или даже Кремона. Ваш отряд смешал им все карты. Ваши люди не знали, что засада не настоящая, а засада сообразила, что охрана обоза сменилась, и это теперь не те, кто должен был сдаться. Самого де Круа ранили, и он потерял управление. Оруженосец, надо полагать, был в курсе, и отвез в Пьяченцу столько золота, сколько получилось. Остальные обозники оказались предоставлены сами себе. Священник-швейцарец чудом встретил наших фуражиров, вторая телега потерялась и была захвачена противником.
— Максимилиан выглядел честным и верным. Даже простодушным. Из-за чего я потерял двадцать отличных парней? — вздохнул Сансеверино,
На самом деле, Максу он верил больше, чем высказанным инсинуациям.
— Медичи нас переиграли.
— Я не верю.
— Лотрек сказал, что если мы прижмем хвост де Круа недостаточно хорошо, и он вывернется, то он побежит за помощью к викарию Турина Пандольфо Медичи. Тогда можете быть уверены.
— Не раньше.
— Но мы собираемся просто ликвидировать этого хитреца, чтобы он уже никуда не побежал.
— Я против. Из соображений справедливости следует дать ему слово.
— Все, что он мог сказать, он уже сказал.
— А все, что он мог привезти, он уже привез?
— Именно так.
— Но коннетабль говорит, что даже четвертью денег и риторикой этого священника он спас нам кампанию. Пахнет черной неблагодарностью, — недовольно сказал Сансеверино, — Мы договаривались в случае чего выгородить де Круа через прекрасную Франсуазу.
— Она уже не согласится. После того, как он обидел ее вчера. И Лотрек больше не считает нужным его выгораживать.
Сансеверино пропустил реплику.
— Понятно, — недовольно сказал гость, — Тогда хотя бы не мешайте.
— Пропавшие четыреста тысяч нельзя просто замести под ковер. И триста нельзя.