Устин довольно ловко отбился два боя верхом. Привычную легкую саблю пришлось заменить на меч, но и с мечом он достойно постоял за себя.
— Пеший бой? — удивился он, — С топорами и копьями? Могу, конечно. Мы так на медведей ходим. С копьем и топором.
Сансеверино покопался в своем арсенале и нашел три поллэкса и три копья.
Герольд объяснил правила.
— Сначала метаете копья, потом сходитесь на топорах. При необходимости можете использовать мечи и кинжалы. Потеря оружия не является поражением. Борьба разрешена. Упавший считается выбывшим и не встает до конца схватки. Поэтому по упавшему бить нельзя.
— Если рыцарь стоит на колене, его можно бить? — спросил Устин.
— Конечно нет! — ответил герольд с видимым возмущением. Как можно такого не знать.
— Наш друг приехал очень издалека, — сказал Максимилиан.
— Тогда прошу прощения, — ответил герольд, — Я вижу на Вас миланский доспех, и говорите Вы с ним по-немецки. У нас считается упавшим рыцарь, который коснулся земли коленом или руками. Или шлемом, если не коленями и не руками.
— Как это? — удивился Устин.
— Был случай, когда упавший рыцарь оспаривал судейство. Утверждал, что он воткнулся в землю забралом, но руки и колени земли не коснулись.
— Но он бы не смог встать, не касаясь земли.
— Он встал, опираясь на оружие.
— Благодарю за разъяснение. А мы должны биться каждый против своего противника или все против всех?
— Как вы договорились.
— Все против всех, — сказал старший миньон.
— Значит, все против всех, — подтвердил герольд. Каждый может бить любого противника. Тот, кто раньше прочих победит своего, может прийти на помощь товарищу. Двое или трое на одного не считается поводом для остановки боя.
— Бить можно куда угодно или только по доспехам? — спросил Устин.
— Куда угодно.
— Но если я кого-нибудь пораню или мало ли вдруг случайно убью?
Миньоны рассмеялись.
— На все Божья воля, — серьезно ответил герольд, — Никого не осудят за раны, нанесенные без нарушения правил.
Поединок на копьях и поллэксах не вчера герольды придумали. Он был старой бургундской традицией. Легендарный и непобедимый Жак де Лален сражался по этим правилам, в том числе и трое на трое.
Насчет «на все Божья воля» — тоже не шутка. Рыцари на турнирах, где сходились благородные люди со всем уважением, лупили друг друга от души в том числе и настоящим заточенным оружием. Били топорами, кололи кинжалами. Кровопролитие не считалось нарушением. За травмы не штрафовали и не осуждали. Случись кому на турнире погибнуть, предметом разбирательства стало бы не само по себе нанесение смертельных ран, а возможное нарушение правил. Как это произошло в 1559 году, когда был отлучен от королевского дворе и разжалован из гвардии Габриэль де Лорж, граф Монтгомери, невольный виновник трагической гибели Генриха Второго.
Что касается борцовских приемов на ристалище, то здесь к единому мнению благородные господа за последние несколько сотен лет так и не пришли.
Половина рыцарей говорила о неуместности борьбы, ибо сражаться надлежит оружием, а не руками, как подлый люд. И случись кому из этой половины организовывать турнир, он непременно писал, что борцовские приемы запрещены, или наказуемы, или нечестны, и что герольд обязан остановить бой при виде того, как хитрый рыцарь начал бороться вместо того, чтобы биться оружием.
С другой стороны, необходимость накладывать запреты на борьбу говорила о том, что многие другие достойные рыцари считали борцовские приемы уместными и приемлемыми. По состоянию на 1521 год эта точка зрения стала более популярной, потому что на недавнем турнире «Битва золотых шпор» в Кале король Франциск предложил королю Генриху именно что борцовский поединок, и англичанин охотно согласился. Когда бы оба короля не практиковались регулярно в борьбе, и речи бы про такой поединок не зашло.
Надо отметить, что, хотя Франциск был телосложением истинный Аполлон, да и ростом его Господь не обидел, но Генрих и вовсе был Геркулес, превосходивший Аполлона и шириной плеч, и мускулатурой при сравнимом росте. Но победил как раз Франциск. Не за счет грубой силы, а ловким мастерским приемом французской школы.
Заглянув в прошлое относительно нашего 1521 года, мы увидим, что вышеупомянутый Жак де Лален, образцовый рыцарь своей эпохи, неоднократно побеждал борцовскими приемами. Взять хотя бы поединки с Джованни ди Бонифаччо или с Клодом де Петуа.
Для полноты картины стоит вспомнить и легендарную дуэль Жарнака и Шатеньере 1547 года. Жарнак настоял, чтобы поединок проходил в тяжелых доспехах, неудобных для борьбы. Потому что Шатеньере был намного сильнее и мог победить борцовским приемом. Борьба не запрещалась общими правилами и не могла быть запрещена в явной форме, когда оговаривают условия на судебный поединок.
Перед боем полагался осмотр оружия и доспехов. В основном для проверки отсутствия «злых приспособлений».
Доспехи герольда в целом устроили. Он сделал замечание Устину за отсутствие кольчуги под доспехами и отсутствие латных башмаков-сабатонов, замечание Максу за легкий новомодный шлем-бургиньот с козырьком и замечание Маккинли за юбку кирасы недостаточной для пешего боя длины.
Макс надел то, что у него было, а был у него военный, а не турнирный, комплект для всадника. Он покинул Милан налегке и рассчитывал быстро вернуться в армию. Шарлотта позаботилась привезти из лагеря еще немного железа, но исполнители взяли не весь доспешный гарнитур. Хорошо уже, что привезли наголенники и сабатоны.
Левая ладонь все еще не могла ничего держать как следует, и Бонакорси примотал древко поллэкса к запястью поверх рукавицы кожаным ремешком. Ременная петля легко скользила по древку, поддерживала часть массы оружия и создавала точку опоры, относительно которой правая рука могла наносить удары топором и шипом. Макс специально выбрал поллэкс, на котором не было ронделя посередине древка.
Маккинли знал, что едет на турнир. Но он потерял много крови и планировал участвовать только в одном конном бою на мечах. Поэтому когда он заехал в Борго-Форнари, то взял вьючную лошадь, оруженосца, конюха и легкий комплект железа. Не взял кирасу для пешего боя с длинной юбкой, надежно прикрывающей тазобедренный сустав и не оставляющей просвете над набедренниками. Не взял большой шлем для пешего боя, который жестко крепится к кирасе, чтобы вертеть головой внутри шлема, а не вместе со шлемом.
Устин же не собирался участвовать в чисто западных боях, которым не учатся на Руси. Поэтому он часть своих двух тысяч дукатов потратил на добротный доспех, подходящий для маневренного конного боя. Поножи пришлось специально к этому бою одолжить у одного из оруженосцев Сансеверино, а от сабатонов Устин отказался, как от совсем непривычной обуви. Еще и кольчуга сделала бы комплект слишком тяжелым.
Нет, Устин бы не упал, но он всю жизнь бился в одной только кольчуге и легком шлеме. Поэтому пришлось выбирать, купить кольчугу или латы, с пониманием, что без лат его бы никуда на турнире не допустили. Из оружия он выбрал самый легкий поллэкс. Они все непривычные, не по руке и перетяжеленные за счет шипов, втулки, ронделя, окованного древка и подтока. На Руси бьются двуручными секирами, но у тех, как правило, только древко и топор, ничего лишнего.
Миньоны же все трое вышли в правильных турнирных доспехах для пешего боя. Специальный комплект железа стоит дорого и по карману не всем. Сильные мира сего экипируют для битв и турниров не только себя, но и ближайших соратников. Доспехи даже не считались собственностью миньонов, а были выданы им к турниру оружейником де Фуа. Когда-то эти доспехи делались для богатых рыцарей, но мода с тех пор сменилась, и вполне еще годное железо переехало в арсенал для выдачи нижестоящим.
Осмотрев доспехи, герольд взялся за оружие, и оружие ему совсем не понравилось. Он собрался не допустить шесть из шести заявленных поллэксов. Все они происходили из миланских мастерских и делались для войны, а не для турниров. Сверху над «топором» у всех красовались граненые длинные шипы. На обухе топора у половины — острые «клювы», у другой половины — молоты с неровной поверхностью. Подтоки у всех длинные и острые.
— Господа, вы не должны иметь на оружии «злых устройств и прочих вещей, которые запрещены к использованию нашей святой матерью церковью», — строго сказал герольд.
— У нас у всех равное оружие, а другого у нас нет, — ответили господа.
— Вы можете жестоко изранить друг друга, — сказал герольд еще более строгим тоном.
— Можем, — согласились пять из шести господ, а шестой что-то сказал на непонятном языке.
— Но можем и не изранить, — перевел его старый священник.
Герольд посмотрел по сторонам и подумал, на кого бы переложить ответственность. С одной стороны, поллэксы слишком злые. С другой стороны, одинаково злые у всех, и в этом есть некоторая справедливость.
— Святой отец, благословите рыцарей на честный бой, — герольд решил переложить ответственность на Бога и божьего слугу.
Книжник перекрестил всех и благословил. Трое французов даже не перекрестились. Как будто их благословили не на то, что они собирались сделать. Один рыцарь из партии противников французов перекрестился справа налево. Как иностранец какой-то, хотя доспехи и одежда совершенно местные.
Бойцы поприветствовали герольдов и прекрасных дам и разошлись по сторонам огороженного ристалища. Каждый поединщик взял в правую руку копье, в левую — поллэкс. На поясах оставались неизменные мечи и кинжалы.
Макс, как самый большой и сильный, встал в середину. Маккинли недоверчиво посмотрел на Устина, посчитал себя более сильным и опытным и выбрал встать по левую руку. На той стороне тоже в центр встал самый высокий.
Герольд объявил начало боя, и трубач протрубил, чтобы рыцари уж точно услышали. Бойцы направились навстречу друг другу.
Четверо из шести участников неприцельно метнули свои копья. Двое промазали, двое попали противникам в кирасы, но, конечно, не пробили. Метание копий пешими в доспехах не было сильной стороной французского рыцарства. По сути, добавление к поллэксам, мечам и кинжалам еще и копий осталось с древних времен как забавный атавизм.