— Объясню.
Отец Августин поставил пометку в списке и продолжил.
— Переходим к собственно мистерии. Надо упомянуть, кого из святых знают и почитают в Московии.
— В Московии не почитают Папу и не знают некоторых ваших святых. Но Иисус это всегда Иисус, а Адам это всегда Адам.
— Писание у схизматиков то же самое, что у нас, — сказал Книжник, — Я перечислил персонажей вечери Киприана, Юстиниан узнал и ветхозаветных, и новозаветных. Только игру слов не понял, но наши зрители поймут.
— Хорошо. Кого-то из персонажей зачитаешь, но кого-то надо вывести актерами и дать сценки.
— Адам — ладно, мужчин тут полно, выберем самого красивого. А где мы в аббатстве возьмем Еву? — спросил Книжник.
— Адам и Ева, если кто забыл, у нас уже есть. Шут Его Величества Трибуле и шутовка Маргариты Австрийской Колетт. Это опытные актеры, с ними не должно быть вопросов. Трибуле и Колетт готовы играть любые пары. От Адама и Евы в начале до Иосифа и Марии в конце. Плохо, что они все время заняты при дворах, но обещали, что реплики сами отработают, а если что, вытянут на импровизации. Поэтому генеральная репетиция библейской части утром-днем двадцать шестого. Господа на турнире, им не до шутов.
— Адам и Ева одетыми будут, или как в Библии? — спросил кто-то из старших отцов аббатства.
— С них станется и голыми выйти, — вздохнул аббат.
— Так ведь холодно, — добрый монах, оказывается, заботился не о моральном облике господ рыцарей, а о здоровье актеров.
Устин удивился. Это у них считается холодно? Даже лужи не каждую ночь замерзают.
— Накинем плащи, нальем глинтвейна, — аббат сделал у себя пометку, — Юстиниан, в Московии пьют глинтвейн?
— Нет. Из горячего зимой сбитень пьют. Такой напиток из меда и трав.
— Без хмельного?
— У нас виноград не растет.
— И вы вина не пьете?
— Пьем вино, которое немцы привозят. Еще водку гоним из зерна. Но она крепкая, и ее горячей не пьют.
— Отец-ключник?
— Да, Ваше преподобие?
— Возьмите меда, трав и сделайте этот сбитень как скажет раб божий Юстиниан. Сделайте побольше и наливайте всем, кто подойдет.
— На воде? — брезгливо поморщился ключник.
— На воде наши прихожане не поймут. На вине. Возьми какого не жалко. С медом любое будет сладкое.
— Сделаем. Еще бы еду какую-то московскую.
— Пироги, — ответил Устин, — Зимой у нас рыбные хорошо идут.
— А мясные?
— Да и мясные. Только с сыром не делаем, у нас сыр за лакомство. Вообще, с чем Бог пошлет, с тем и печем. Только этим больше бабы занимаются, я не скажу, чем отличается наше тесто от вашего.
— Пирогами нас не удивишь. Едите что-то, чего у нас нет?
— Огурцы соленые, яблоки моченые, капусту квашеную. Но это все долго готовится.
— Из горячего?
— Кашу. Ее в печи надо готовить и подавать с маслом.
— Постную?
— В пост постную, а в скоромные дни с мясом. Только я у вас тут гречки не видел. И зерно у вас не такое, и печи другие, и посуда. Из вашей провизии на вашей кухне ваша еда и получится.
— На рынке был?
— Был.
— Что там есть такое же, что у вас едят?
— Сарацинское пшено. Из него татары плов делают.
— Что это?
— Рис, — пояснил Книжник.
— Этот ваш, то есть татарский плов вкусный?
— Вкусный.
— Что нужно, кроме риса?
— Баранина, лук, морковь. Приправы какие-нибудь. Котел на открытом огне.
— Все есть, — сказал отец-ключник, — Хоть сегодня на пробу сделаем, а понравится, так к мистерии большой котел сварим.
— Хорошо. Теперь о сюжете. Брат Книжник?
— Уже пишу. Вкратце самые известные истории из Ветхого Завета. Начинаем с Адама и Евы. Заканчиваем рождественским вертепом. И как раз через день после нашей мистерии чернь будет поминать избиение младенцев.
— Ковчег сделаем или сложно? — спросил кто-то.
— Рыцари обещали привезти красивую маленькую лодку. Важно показать идею, как понимают ковчег в Московии. Я зачитаю про реки и корабли в русской жизни. В ковчег закинем по паре куриц и овец. Трибуле что-нибудь по теме пошутит.
— Дьяблерия будет? — спросил другой монах.
— Может, ну ее? — поморщился Книжник.
— Трибуле сказал, что в Париже обязательно полагается дьяблерия, а то Его Величество не оценит.
— Врет ведь, шут гороховый.
— Может и врет. А может и не врет.
— Тогда пусть будет дьяблерия, но строго после Рождества. За это время надо найти четырех не совсем спятивших добровольцев, годных в дьяволы, и передать их под командование Трибуле. Пусть сам с ними мучается. Если мы ставим мистерию и дьяблерию для короля Франции, то необходимо и достаточно, чтобы дьяволы отметились перед королем. А не бегали по городу и гадили всем, кто под руку попадется. Двадцать пятого как раз прием в Монкальери, и двадцать шестого после репетиции пусть шут забирает дьяволов и развлекает короля после турнира.
— Согласен, — аббат сделал у себя пометку. Найти дьяволов.
Прибежал монах, дежуривший на воротах.
— Отец Августин!
— Говори, сын мой.
— Там на постой просятся священник-швейцарец с каким-то головорезом. Говорят, что они братья-иоанниты и воевали на море.
— Тодт и Мятый? — спросил Книжник.
Монах пожал плечами.
— Кто такие Тодт и Мятый? — спросил отец Августин.
— Брат Тодт был капитаном солдат у нас на «Санта-Марии», а Мятый — матросом. Еще Тодт плотник и художник.
— Плотника и художника нам сейчас мог только Господь послать. Тащи их сюда, — скомандовал аббат монаху-привратнику.
Тодт и Мятый въехали во двор и поспешили в трапезную, даже не успев распрячь лошадей.
— Они? — спросил аббат.
— Они, — ответил Книжник.
— Вы приняты на ночлег с проживанием, столом и фуражом, — сказал отец Августин, — Ваше послушание — участвовать в постановке мистерии. Мистерия про Рождество в Московии по рассказам мессира Юстиниана, — аббат кивнул на Устина, — Кажется, вы с ним знакомы. Вопросы есть?
— Никак нет! — по военно-морскому ответил Тодт, а Мятый затупил и промолчал.
— Сын мой, ты художник? — сразу перешел к делу аббат.
— Да, Божьей милостью я немного умею рисовать.
— Что рисуешь?
— Ландскнехтов, чертей, грешников всяких.
— Татар?
— Они, наверное, как мавры, а мавров я повидал на море.
— Хорошо. Сегодня и начнешь. Ты еще плотник?
— Божьей милостью я немного плотник.
— Если отцу-плотнику будет нужна помощь, поможешь.
— Пусть рамы и задники под холсты сам себе соберет, — сказал отец-плотник, который уже прикинул объем работ.
— Понял?
— Понял, — поклонился Тодт.
— И ты капитан солдат.
— Божьей милостью я был капитаном солдат.
— Кулаками драться умеешь?
— Умею.
— Строй поставить можешь?
— Могу.
— Нам нужно выставить отряд монахов против отряда рыцарей в кулачном бою, и чтобы я навалял братцу Лодовико раньше, чем его друзья наваляют моим.
— Понял. Сколько человек есть?
— Пока трое. Я, ты и мессир Юстиниан.
— Четверо. Еще Мятому сутану дадим, — Тодт кивнул на помощника.
— Мало.
— Мост через По называется рыцарским, потому что за ним следят братья-иоанниты из Сант-Антонио-ди-Ранверсо. Можно их пригласить, — вспомнил кто-то из монахов.
— У них есть несколько морских ветеранов, но они все старые и больные.
— У францисканцев всегда можно найти людей с прошлым, — предложил Книжник, — Францисканцы те еще весельчаки.
— Уже, — поморщился аббат, — Я отписал нашим братьям-соседям в Сакра-ди-Сан-Мигеле. Там последние полгода новый приор, отец Жерар. Как раз перевелся в бенедиктинцы из францисканцев. Напринимал и в монахи, и в послушники не то францисканцев, не то разбойников. Надо, говорит, давать грешникам шанс исправиться. Морды у них грешные, это да. Но с жалобами на бенедиктинцев горожане побежали бы в первую очередь ко мне, а жалоб я и не припомню.
— Если они морды и из францисканцев, то будут торговаться, — сказал отец-казначей.
— Рассчитаемся стройматериалами, которые останутся после мистерии. Брус из Ревильяско не отдадим, остальное пусть забирают.
— Если те рыцари, что против нас, будут в масках, то мы можем пригласить каких-нибудь других рыцарей, — сказал Устин.
— Нет, — ответил аббат, — Если только у вас нет знакомых рыцарей не из Пьемонта.
— Студентов, — предложил Книжник, — Они те еще любители почесать кулаки. Особенно если не накажут. Говорят, в Турине славный университет.
— У студентов каникулы, — задумался аббат, — Но сдается мне, они не разъехались. Я должен был сам про них вспомнить, ведь я там не так давно учился. Кто у нас, кроме меня, учился на местном факультете теологии?
Подняли руки двое монахов.
— Вы оба встаете в строй. Сегодня же сгоняйте в Университет, найдите добровольцев, приведите сюда. Потом все поступаете в распоряжение капитана солдат, — аббат кивнул на Тодта.
— Что пообещать? — насчет строя монахи поморщились, но не возразили.
Отец Августин при желании мог бы вообще всей братии приказать встать в строй на кулачные бои, но невысоко оценивал боевую ценность монахов.
— Что будем кормить и поить по двадцать седьмое включительно, — ответил аббат, — И оплатим доктора, если вдруг что. Кстати, нужны еще добровольцы чертями в дьяблерию. Не из монахов. Чтобы в жизни более-менее приличные люди, а то каждый раз стоит кому нарядиться в черта, так в него как дьявол вселяется. Не срочно. С двадцать пятого их выпустим.
Вечером к Тодту подошел Мятый.
— Отче, можно мне записаться в дьяблерию?
— Еще не хватало. Ты же и так бесноватый.
— Если я что-то натворю, Вас накажут. А если я с разрешения аббата буду дьяволом, то подумают, что я роль играю, и не накажут.
— Для меня есть что-то веселое на каникулы? — спросил он, — Мне тут скучно.
— Ты мне нужен в кулачном бою, — сказал Тодт, — Три дня должен быть на репетиции и на четвертый в строю. В остальное время лучше бы тебя в аббатстве не было. И лучше в маске. После мистерии можешь идти на все четыре стороны. Но в строю ты мне нужен. Сбежишь — прокляну. Анафеме предам. От церкви отлучу.