— Хорошо, хорошо, вертеться умеете. Чисто угорь. Бить-то тоже хороши, или кишка тонка? — недовольно сказал монах, — Вот Богом клянусь, если сейчас не ударите, брошу все и скажу, что Вы трус.
Книжник перевел.
Устин пожал плечами и поднял кулаки. Монах бросился на него, а Устин увернулся, сделал шаг назад-вправо левой ногой и ударил основанием правого кулака в голову. Кулак описал полукруг и врезался монаху повыше виска.
Монах устоял, развернулся и снова бросился в атаку. Устин присел и подставил под удар правой верх лба. Противник охнул от боли. Классическая ошибка кулачного бойца — влепить в твердое место вскользь фалангами мизинца и указательного. Можно сломать тонкие кости кисти и испортить правую руку на несколько месяцев.
Устин же ударил костяшками в мягкое. Влепил левым кулаком под ребра. Не спереди, где пузо и крепкий брюшной пресс под жировой подушкой, а сбоку, по ребрам, где нет ни мускулов, ни жира. И тут же разорвал дистанцию.
— Ах ты ж… епитрахиль! — выругался монах, сморщился и потер ушибленное место.
Фраза говорила о многом. Контингент Сакра-ди-Сан-Мигеле если даже за чувствами не следит, то за языком следит. Выпустить пар им позволяется, а сквернословить жестко запрещено.
— Конец? Ende? Finita? — улыбнулся Устин.
— Нет! — рявкнул монах, сбросил рукавицы и снова бросился в атаку, — Бороться будем!
На этот раз он не сжимал кулаки, а попытался схватить противника за одежду или за руки.
Устин тоже сбросил рукавицы и подставил под захват обе руки. Монах поймал его за запястья, обрадовался, но Устин тут же вывернулся и схватился сам точно так же за запястья. Чем бы ни занимался монах последние месяцы, он точно не вертел в руках весло от рассвета до заката.
Монах дернул руки на себя, но не освободился. Устин одним движением сделал шаг назад, присел и согнул руки. Как будто он садился на скамью, держа весло.
Монах повалился на Устина, но русский ловко выставил ногу в живот противника и перекинул его через себя. Брат Николя перекувырнулся через голову и хлопнулся спиной о землю. Зрители восхищенно зааплодировали. Такого здесь еще не видели.
— Довольно! — провозгласил отец Жерар, — Это было красиво, а значит, богоугодно. Брат Николя, такому бойцу проиграть не грех.
— Bene, — сказал Устин по-итальянски. Говорить на этом языке он пока не мог, но самые простые слова запомнил еще с галеры.
Устин протянул монаху руку, тот принял поддержку и встал.
— Bene-Bene, — сказал Николя и что есть силы сжал руку Устина.
Устин ответил тем же. Расплющить мясистую ладонь монаха у него не получилось, но впечатление он произвел.
— Какой сильный, хотя и худой, — сказал Николя, повернувшись к своим, — У них там все такие или к нам чемпион приехал?
— Слабак бы досюда не добрался, — ответил Тодт, — И, пожалуйста, осторожней с нашим гостем в выражениях и в жестах.
— Что так?
— Большую часть пути он проделал на османской галере. Гребцом. С такими, как вы.
— Иисус-Мария!
Вот теперь бывших разбойников и арестантов проняло. Человек прошел тот кошмар, который им до монашества грозил в самом страшном варианте будущего. И вышел несломленным ни морально, ни телесно.
— Благослови тебя Господь, — сказал отец Жерар и перекрестил Устина.
— Бежали? Много нехристей побили? — спросил Николя.
— Много, — ответил Устин с таким удовлетворенным выражением лица, будто он свой счет к нехристям закрыл с лихвой.
6. Глава. 27 декабря. Представление начинается
Два дня прошли в подготовке к московской мистерии. В собор на всенощную не пошли. Отстояли в аббатстве, как обычно. Отец Августин пообещал, что устроит для монахов и гостей поклонение Плащанице после мистерии. Устин двадцать пятого посетил прием у короля Франциска и двадцать шестого успел отметиться на турнире.
Коннетабль выписал несколько векселей, которые приняли, пусть и не за полную стоимость, местные менялы и ростовщики. При наличии финансирования любое дело спорится. Отец-плотник приставил к делу помощников из замков, и утром двадцать шестого аббат уже проводил репетицию под стук молотков, а вечером принимал готовые декорации.
Главная площадь Турина располагалась по стечению многих обстоятельств вовсе не в центре города, не перед собором и не перед замком правителя. С трех сторон она была ограничена замком Акайя, который за несколько веков вырос на основе укрепленных ворот, городской стеной и дворцом епископа. С четвертой стояли дома богатых горожан.
Сцену поставили под углом к стене, чтобы лучше смотрелось со стороны замка. Для почетных гостей у стены замка, где до уровня третьего этажа не было окон, сколотили трибуну с четырьмя рядами скамей, один выше другого. Еще кто-то будет смотреть из окон замка или с крыши. Крыша плоская, с зубцами.
Богатые горожане могли бы смотреть мистерию из окон и с крыш домов, противоположных крепостной стене. Бедным же оставалось только толпиться по линии вдоль домов, и городская стража встанет цепочкой, чтобы оставалось пространство перед сценой от края до края.
Справа от сцены, вплотную к городской стене, плотники соорудили Вавилонскую башню на основе одолженной у цеха ткачей повозки для мистерий, которая изображала как раз башню. Над повозкой дополнительно поставили обтянутую холстом надстройку на легком каркасе. От ветра площадь защищала городская стена и высокие дома вокруг, поэтому конструкция с высокой парусностью не падала сама по себе.
Русскую горку пристроили к этой башне. Если уже есть и нужная высота, и лестница, то достаточно добавить только сам пологий спуск, и готово. Спуск провели вдоль сцены в сторону господской трибуны. Не в зрителей же направлять и не в стену дворца.
Рядом поставили качели. Большие качели пришлось собирать с нуля. Но господа рыцари за счет коннетабля предоставили несколько длинных бревен, из которых получился массивный и устойчивый каркас в виде двух стоящих рядом треугольников, соединенных во всех вершинах. Верхние углы кроме каркаса соединяла ось, а на оси подвесили на канатах длинную скамью со спинкой. Здесь понадобится двое сильных мужчин, чтобы раскачивать конструкцию, стоя у торцов, а на скамье могут хоть дамы сидеть.
Рядом с большими качелями поставили три одолженных у горожан качели поменьше, с двухместными сидениями.
«Кулисами», откуда бы появлялись новые декорации, стали ворота во внутренний двор дворца епископа. Там уже стояли клетки медведя и льва на колесах и «Ноев ковчег» в виде лодки на телеге.
Для переодевания актеров отвели нижний этаж Вавилонской башни.
За сценой поставили несколько холстов на деревянных рамах, которые будут открываться по мере необходимости.
Отец Августин поговорил с Книжником, и они решили, что действие следует сопровождать пояснениями. А то не все актеры достаточно хороши в плане дикции. Особенно, не говорящий по-французски Устин. Да и все остальные, кроме Трибуле и Колетт, не готовы говорить свой текст достаточно громко, чтобы слышала вся площадь.
Чтецом вызвался Книжник. Для него из дворца вынесли красивую резную конторку. Чтобы безошибочно читал с бумаги и чтобы почтительно стоял перед благородной публикой.
От замка до дворца епископа перед сценой отгородили веревкой от зрителей прямоугольный участок площади со всеми декорациями, и вдоль веревки установили мишени для тренировок, любезно предоставленные рыцарями.
Колокола на колокольне пробили полдень, и мистерия началась. Книжник встал за конторку и повернулся к трибуне для благородных гостей. Простолюдины занимали места у веревки еще с утра, а вот благородные не спешили. Когда все дамы и господа разместились, затрубила труба, застучал барабан, и Книжник объявил о начале представления.
Поприветствовал всех особ королевской крови в очередности, согласованной с герольдами, и перешел к собственно мистерии.
— Слева от меня карта замечательного государства Великого Княжества Московского. Справа от меня герб стольного града Москвы, — Книжник показал на картину, — На нем святой Георгий побеждает зеленого змия. Змий у московитов считается покровителем крепких напитков. Неофициально герб толкуют, что на Москве любят выпить. Таранного боя копьем московиты не знают, но как легкие всадники воевать копьями умеют.
Со стороны епископского дворца выехал Устин с копьем. Поразил мишень «сарацина», поднял с земли кольцо и на острие копья протянул его Книжнику. Проехал мимо сцены и развернулся. Из-за кулис появился Змий. Прошел через сцену, спрыгнул и встал в агрессивную позу на пути святого Георгия.
Змия играл повар. На толстяка не смогли натянуть одолженный у горожан костюм дракона, зеленый и с крылышками. Поэтому надели на него мавританский халат, должный изображать татарина, драконью голову и драконий хвост. На драконьей голове соорудили османский тюрбан. Устин на галерах научился по-мавритански обматывать голову тканью.
Святой Георгий поскакал на Змия. Змий пал на колени, повернувшись к трибуне в профиль. Зрители ахнули, неужели всадник и правда пронзит копьем толстячка с крыльями. Святой Георгий поднял коня на дыбы и положил копье на плечо Змия, символизируя попадание в пасть. Эту сцену пришлось хорошо отрепетировать, но результат того стоил.
— Также московиты сильны в конном бою с мечом и не менее сильны с луком.
Рыцари обожают рубить капусту, и это испытание аббат предложил Устину. Дорожку украшали кочаны, насаженные на колья справа и слева на разной высоте и на разном расстоянии от центра дорожки. Предполагалось, что можно снести их все за два проезда туда-сюда, или за один, но небыстро.
Устин пронесся, размахивая саблей в стороны, и снес все кочаны с первой попытки. Потом достал лук, проскакал обратно и поразил мишени, расставленные на сцене.
— Предыстория Рождества начинается с Адама и Евы. Адама и Еву московиты знают и чтут, — зачитал Книжник.
Реквизиторы вынесли на сцену Дерево Познания. То есть, раму с холстом, на котором была нарисована яблоня, полная плодов. В одном месте висело настоящее яблоко.