— Но не Медичи. Мы же тут не при чем.
— Не Медичи.
— Это будет скандал до самого неба. Ты гарантированно потеряешь свое положение при дворе.
— И замок, который я без пяти минут уже потеряла.
— Но и мне прилетит за то, что я с вами связался. Мне никак не следовало этого делать! Луиза Савойская чрезвычайно злопамятна!
— Просто не надо было предлагать Максимилиану спасать Медичи от генуэзских наветов.
— Я не предлагал ничего такого особенного. Просто твой муж не мастер вести переговоры.
— Вот и нечего было ему такое предлагать, — вздохнула Шарлотта, — Сами бы они все как-нибудь разобрались.
— Вдруг бы не разобрались? Предъявили бы мне обвинение, как они предъявили казначею Самблансе в Париже. Посадили бы меня в тот самый подвал. Что скажут дядя Инноченцо и дядя Джулио, если я вместо того, чтобы контролировать епархию, буду сидеть в подвале?
Определенно, он в панике. Лицо побледнело, глаза бегают.
— Каждый может иногда попасть в темницу. В том числе, по ложному обвинению. Ничего страшного, — сказала Шарлотта.
— Но они назначат кого-то другого на мое место! Я хочу стать епископом, потом кардиналом, а потом Папой. Я уже стал викарием, и вдруг мне придется сидеть в заточении Бог знает сколько, а на карьерной лестнице меня обойдет еще чей-то сын или кузен. Ты знаешь, сколько в семье Медичи молодых способных священников?
Отец Пандольфо чуть не плакал.
— Что Вы, Ваше Преосвященство, успокойтесь, — сказала Шарлотта, — Вы же духовное лицо, с Вами Господь. Просто помолитесь, и все пройдет.
— Ничего не пройдет! — викарий уже рыдал, — Господь сердится на меня за мои грехи! Это все Господь подстроил так, чтобы я вчера сделал вам это дурацкое предложение.
— Но если бы Вы его не сделали, могло бы стать хуже для Вас.
— Это Господь устроил мне ловушку, где нет хорошего решения. Как развилка дорог, где куда ни пойдешь, все будет плохо.
— Так не идите никуда. Сидите спокойно здесь, во дворце. Если они не заподозрят, что Вы склонны к побегу, то не потащат Вас через площадь. Из Шамбери или из Парижа вообще неважно, сидите Вы во дворце или в замке, главное, что в Турине.
— Конечно, я никуда не пойду. А ты пойдешь, чтобы не усугублять мое положение своими действиями. Я все подготовил.
— Уже? Вы же не знали, что Максимилиан пропадет.
— Отменить никогда не поздно. Как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть. Вашу карету могут запомнить и будут разыскивать. Мои люди ее просто разберут. У меня тоже есть карета. Поедете на ней.
— Куда?
— В горы. В аббатство Сакра-ди-Сан-Мигеле. Отец Жерар — скромный священник, который близко не подходит ни к какой политике. Даже к церковной. Никто не подумает, что ты в гостях у него.
— В мужском монастыре?
— Это не монастырь. Это приют для странников на Виа Францигена. Там могут останавливаться дамы, ничего удивительного. Берите эту свою рыжую фурию, берите служанку и уезжайте.
— А остальных людей?
— Никакого эскорта. Ты что? Их же узнают. Оставьте их в Турине или отправьте домой. Вам что, их не жалко? Там, где господина просто допросят, слуг будут пытать. Скажите им это, дайте по паре монет, и они разбегутся как мыши от кота.
— Что, если я откажусь?
— Мне очень не хочется тебя принуждать, но именем Господа я настаиваю.
— Только что Вы говорили, что Господь на Вас сердится. Вдруг он Вам это не простит?
— Если Господь на меня уже сердится, то тем более неважно, если он будет сердиться немного сильнее. Сейчас будет кулачный бой, потом загадки и массовые гуляния. Как только придут люди отца Жерара, я отдам им карету, тебя и этих двух женщин.
— То есть, мужчин из свиты Вы мне не оставляете?
— Каких мужчин? С вами приехал только один охранник. За кучера сядет монах, а этого слугу отправь обратно в замок. От кого тебя охранять в аббатстве? Там такие стены, что армия затруднится их взять. В конце концов, у отца Жерара в послушниках полно суровых мужчин, которые отобьют любую атаку, которая пойдет не именем короля Франциска или герцога Карла.
— Я очень недовольна, но вынуждена согласиться. Подчеркиваю, под невыносимым давлением и уступая угрозе насилием. Если меня спросят, я так и отвечу.
— Я буду молиться, чтобы тебя не спросили.
— Молиться? Господь же на Вас сердится.
— Вдруг Он не сердится на тебя, дочь моя. Или ты тоже дала Ему повод?
Шарлотта попросила перо и чернила и быстро написала два коротких письма.
В первом письме Шарлотта предложила всем оставшимся в Кастельвеккьо слугам, если ни она, ни муж не вернутся через три дня, под мудрым руководством управляющего изобразить из себя группу паломников. Якобы они сходили поклониться Плащанице и возвращаются по Виа Францигена. Казна на текущие хозяйственные расходы на несколько дней вперед находилась в распоряжении управляющего, а еще Шарлотта разрешила в счет дорожных расходов до неблизкого Круа при необходимости продать имеющееся в распоряжении управляющего господское имущество, телегу и лошадей.
Во втором она извинялась перед Маргаритой Австрийской, что вынуждена срочно покинуть Турин и обещала написать, как только окажется в безопасном месте. Очевидно, что тот, кто прячется и бежит, не доверяет бумаге направление, в котором его есть смысл искать.
Отец Пандольфо подглядывал через плечо и согласился, что такие письма стоит отправить, чтобы ни слуги, ни штатгальтер Нидерландов не поднимали шум из-за исчезновения четы де Круа.
Вскоре после завершения мистерии Шарлотта де Круа покинула гостеприимного викария в сопровождении Марты и камеристки Жанны.
— Карета подана, Ваша милость, — сказал брат Витторио.
— Жанна, Марта, поехали, — приказала Шарлотта.
Жанна уже сидела наготове. Она помогла госпоже накинуть плащ и выбежала за ней вниз.
У двери стоял в ожидании писем старший егерь Марио.
— Я готов, Ваша Светлость!
— Отвези два письма в Кастельвеккьо. Нашему управляющему и Маргарите Австрийской.
— Передам в лучшем виде.
— Молодец ты мой.
На прощание Шарлотта расчувствовалась, заплакала, обняла Марио и шепнула ему на ухо:
— Сначала скажи Дино и Джино, что я в Сакра-ди-Сан-Мигеле у отца Жерара.
— Да, госпожа, — ответил Марио.
— Беги.
Марио выскочил за дверь, оседлал мула, ударил пятками в бока и умчался. Насколько это слово применимо к поездке верхом по улочкам, полным народа.
Шарлотта в сопровождении Марты и Жанны с достоинством дошла до кареты. На козлах сидел монах. Как-никак, карета епископа. Не то, чтобы благостный слуга Господа, а недобрый сильно побитый мужик в сутане. Второй такой же закрыл за женщинами дверцу кареты и сел рядом с первым.
Проехав немного по предместью, карета остановилась. К пассажиркам подсела нарядно одетая горожанка с двумя детьми, мальчиком и девочкой.
— Филомена Кокки, жена уважаемого человека и дочь еще более уважаемого, — пояснил один из сопровождающих.
Шарлотта захотела поругаться по поводу нежданных попутчиков, но обратила внимание, что Марта кивнула Филомене.
— Твой муж случайно не Антонио Кокки, фехтмейстер из Генуи? — спросила Шарлотта.
— Да, госпожа, — ответила Филомена.
На этом Шарлотта расхотела ругаться. Кокки свой, значит и его жена из своих.
Викарий помахал дрожащей рукой вслед карете, вытер слезу и повернулся к брату Витторио.
— Тебе задача по твоему профилю, — сказал он, — Отец Инноченцо ведь приказал тебе меня слушаться?
— Давайте Вашу задачу, Ваше Преосвященство.
— У нас есть подземный ход между дворцом епископа и замком Акайя. Пройдешь в замок, спустишься в подвал, где тюрьма, убьешь там известного тебе рыцаря.
— Максимилиана де Круа?
— Да.
— Можно узнать, зачем?
— Потому что если рыцаря будут пытать, то он расскажет и про епископа, и про аббата, и что пришел к королеве оправдывать Медичи не по своей инициативе, а по инициативе этих самых Медичи, в сотрудничестве с которыми замечен. Наши недоброжелатели после этого убедят Луизу Савойскую, что де Круа с самого начала был человеком Медичи.
— Но он же не воровал королевское золото у рыцаря королевы. Он переукрал его у Альфонсо Тарди и Лиса Маттео.
— Луизе Савойской нужен козел отпущения, на которого можно повесить эту кражу. Сейчас она знает, что мы не при чем. Но это знание не помешает ей в сговоре с генуэзцами убедить короля Франциска, что во всем виноваты мы.
— Мне кажется, генуэзцы уже придумали правдоподобную версию для короля. Отец Инноченцо говорил, что они свалили все на покойного де Тромпера, начальника французской таможни в Генуе, и покойного де Лаваля, рыцаря, который должен был доставить деньги в Милан.
— К мертвым исполнителям отлично можно пристегнуть живого заказчика.
— Зачем?
— Из личной неприязни или из политических раскладов.
— А… Ну да, можно.
— Теперь по делу, — викарий развернул лист пергамента, — Запомни эту карту. Здесь мы, здесь дворец, здесь внутренняя лестница, здесь тюрьма.
Витторио сидел над планом, пока не стемнело. Поворачивал его так и этак. Подходил к окну и смотрел за замок. Потом попросил благословления и ушел под землю.
10. Глава. 27 декабря. Третий раз это уже привычка
Третий раз за месяц в темницу, — подумал Максимилиан, — Ладно бы в башню, так в подвал, как какого-то преступника. И что делать?
Дежурного охранника в коридоре не оставили. Тюремщик, пока не ушли конвоиры, пересмотрел все помойные ведра и поставил единственному заключенному то, что получше. Потом зажег в коридоре несколько масляных ламп и тоже ушел.
При тусклом свете ламп Макс сел на каменную табуретку, поднял штанину и отцепил от ноги протез. Хорошо, что от голени осталось достаточно кости и мяса, чтобы опираться на подушку в протезе. А то бы никаких тебе пеших турниров. И так тяжело.
Макс помассировал культю. Протер ее начисто рубашкой. Снял с протеза подушку и тоже хорошо протер ее. Повернул, раскрыл на петлях и снял с протеза деревянный кожух, выполненный по образу и подобию здоровой ноги. Из туфли остался торчать стальной стержень, упиравшийся в сложный шарнир внизу, сбалансированный пружинками.