Макс пощупал свой матрас. Даже не холстина, а мешковина какая-то. Должна бы быть крепкая на разрыв. Из шести матрасов можно нарезать много полосок. Только вот времени это займет. Резать, связывать. Можно провозиться до рассвета.
Снова шум за дверью. Ввели еще одного задержанного.
— Только что никого не было, и вдруг трое за день, — недовольно проворчал тюремщик, — Выбирайте, святой отец. Осталось: пол кривой, замок заедает, пованивает и сквозняк.
Святой отец? — Макс сел на кровати.
— Пол, — ответил Тодт.
Нового арестанта завели в третью, последнюю, камеру в правом ряду, через стенку от Макса.
— Тодт, за что ты тут? — спросил Максимилиан.
— Поклонился плащанице на свою голову. Я так понимаю, арестовали меня савойяры?
— Да.
— За то, что вез золото французам. Они союзники или как?
— Савойя не участвует в войне.
— И что на самом деле происходит? Какая-то интрига королевского уровня?
— Именно так. Мы получили это золото не совсем легальным путем, и к нам, то есть, ко мне, есть большие претензии у королевы-матери. Тебя взяли как свидетеля. О причастности Устина они, похоже, не знают, а мы не скажем.
— Не понимаю, — вздохнул Тодт, — Мы спасаем Франции кампанию, и нас бросают за решетку.
— Мы спасаем кампанию Оде де Фуа, виконту де Лотреку. Королева-мать не заинтересована в его успехе.
— Потому что она в ссоре с Франсуазой де Фуа? — спросил Устин.
— Да. Но не только. Савойя желает сохранить свою независимость и не быть вассалом Франции, что неизбежно, если все земли вокруг станут принадлежать Франции. Луиза Савойская поддерживает брата, несмотря на то, что ее сын — король Франции.
— У нас такого не могло бы быть, — сказал Устин.
— Мы попали в жернова высокой политики, — сказал Максимилиан, — Поэтому предлагаю бежать, не дожидаясь суда или удавки.
— Согласен, но как? — спросил Устин.
— У меня есть ножовка по металлу. За пару ночей подпилим прутья. Потом я их выломаю, и мы сбежим. Вылезем на крышу замка и спустимся по веревке, которую нарежем из матрасов.
— Давай. Святой отец, Вы с нами?
— С вами, — ответил Тодт, — Раз мы с парнями служим королю Франциску, а савойяры нет, то не будет нарушением правил войны и солдатского долга покинуть сие узилище нештатным путем с нанесением побочного ущерба.
— Согласен. Я тоже рыцарь короля, а сажал меня сюда не король, — сказал Макс.
— Как у вас хитро, — сказал Устин, — Я в гостях у Сансеверино, который рыцарь короля. И меня сажал тоже не король. Давайте пилить решетку.
Макс сразу взялся пилить прут решетки. Но не допилил и до середины, как за дверью послышались шаги. Макс остановился, спрятал ножовку, сдул опилки.
Клац-клац. Открылся замок на двери за углом. Шаркающие шаги кожаных подошв по каменному полу. Макс услышал звуки, которые человек войны узнает даже сквозь сон. Бульканье перерезанного горла. Еще одно.
Макс отбросил одеяло и натянул штаны. Схватил протез, сунул ногу в манжету. Подумал, не лучше ли разобрать его и достать стилет с пилой. Некогда. Ножовку сунул за ремешок и подтянул чулок. Напротив поспешно одевался Устин. Или не одевался? Что он делает? Скручивает рубашку?
В тусклом свете масляных ламп из коридора появился силуэт в сутане и с мечом на поясе.
— Выходите, мессир, если считаете нужным выходить, — сказал Витторио.
Брат-демоноложец держал в левой руке фонарь со свечой, а в правой — связку ключей. Фонарь не давал достаточно света, чтобы увидеть накрывшегося одеялом с головой Устина в камере напротив и Тодта в последней камере.
— Не ожидал, — удивился Макс.
— Почему? Разве кто-то может сказать, что мы бросаем доверившихся?
Макс подумал, не спросить ли про друзей в соседних камерах, но решил задать вопрос, когда Витторио выпустит его из камеры. И морально более сильная позиция, и физически можно будет отобрать ключи, если откажет.
Витторио поставил фонарь на пол, чтобы действовать двумя руками. Подобрал ключ и открыл замок. Макс вышел.
Коридор между камерами был неширокий, и двери открывались в сторону тупика. Чтобы арестант шел на выход, не обходя открытую дверь. Витторио открыл дверь и с ней отошел к тупику. Макс вышел в коридор.
— Проходите, мессир, выход видите, — сказал Витторио.
— Погоди, у меня тут друзья.
— Так Вы от двери хотя бы отойдите.
Макс сделал шаг вперед.
— Берегись! — крикнул Устин.
Макс обернулся и упал. Наспех застегнутый протез спас ему жизнь. Он резко обернулся, потерял опору под левой ногой и рухнул на спину, на ладонь разминувшись с треугольным острием генуэзского ножа.
— Кто здесь? — недовольно сказал Витторио, взглянул вправо и только теперь увидел Устина.
В отблесках стоявшего на полу фонаря Устин показался просто силуэтом, от которого непонятно чего ждать. Но за решеткой.
— Предатель, — сказал Макс.
— Наш общий знакомый отпустил мне этот грех, — ответил Витторио, — Прими смерть стоя, рыцарь!
С морально-нравственной точки зрения он не видел разницы, резать стоящего, сидящего или лежащего. Спереди или сзади. Просто неудобно резать человека, который лежит ногами к тебе.
Макс почесал левую ногу, схватился левой рукой за ближайшую решетку и рывком поднялся на ноги. На правую ногу. Кто-то другой на его месте отлично мог бы тянуть время, лежа на спине, отпинываясь и зовя на помощь. Но при всей эффективности, такая тактика выглядела совершенно не по-рыцарски.
Витторио сразу же нанес укол в сердце, но изменил траекторию на полпути и описал круг лезвием. Руки у Макса были не только сильные, но и быстрые, и правой он тут же попытался перехватить монаха за запястье. Витторио, в свою очередь, соображал в фехтовании как бы не быстрее рыцаря, предугадал захват и увернулся.
На самом деле Макс не чесал левую ногу, а вынул из-под ремешка ножовку. И не пытался захватить руку противника, а пытался ее порезать.
Витторио взмахнул ножом, атакуя правую руку рыцаря. Макс отдернул руку из-под удара, отступил на полтора шага, пока левая рука могла держаться за решетку, и метнул ножовку в лицо монаху.
Расчет был, что монах не сможет игнорировать поражение лица и потеряет мгновение, когда Макс рванется всей силой левой руки, схватит его за одежду и переведет фехтовальный поединок в борцовский.
Но Витторио отбил ножовку ножом и сразу контратаковал уколом в голову. Макс чудом остановил свой рывок на полпути и перехватил монаха за рукав.
Монах перехватил нож из правой руки в левую, сделал шаг вперед, поскользнулся и упал. Стукнулся локтем, выронил нож. Устин скрутил рубашку в длинный, от рукава до рукава, жгут, и этим жгутом подцепил ногу Витторио.
Витторио вывернул рукав из захвата Максимилиана, легко высвободил ногу, откатился к противоположной от Устина стене и вскочил вне досягаемости обоих противников. Попытался выхватить меч, но теперь уже Тодт просунул руки сквозь решетку и схватился за рукоять меча.
Макс, хватаясь за решетки то справа, то слева, в три шага сократил расстояние.
Витторио ударил Тодта левой рукой по запястью, сбил его ладонь со своего меча и отскочил к противоположной решетке, понадеявшись, что та камера точно пустая.
Макс нанес прямой удар в голову, но ловкий монах присел под кулаком и по-подлому ударил снизу в пах. От прямого удара гениталии благородного человека невольно защищает модный гульфик. Он и мягкий, и объемный, и достаточно плотный, чтобы держать форму. Но гадский монах ударил именно что снизу, под гульфик.
Макс повалился на спину, схватив Витторио за что попалось под руку, то есть, примерно за ворот сутаны, и потащил за собой. Весил рыцарь много, и монах не устоял. Он бы мог нагнуться и сбросить сутану, но пояс с мечом задержал просторное одеяние настолько, что монах рухнул на рыцаря.
Голова монаха оказалась напротив решетки Устина, и русский обрушил на нее вертикальный удар основанием кулака.
Не помогло. Пусть голова Витторио и не блистала умом, но удары она держала лучше многих других. И монах очень ловко умел освобождаться от захватов. Макс сам не понял, как так. Вроде схватил, а вот он и вывернулся.
Витторио перекатился по полу, проехал на заднице, отпихиваясь от пола ногами, и вскочил. Теперь уже вне коридора с камерами, спиной к выходу из подвала, и никто не смог бы до него дотянуться через решетку. Выхватил меч.
— А, матерь Божья! — воскликнул он.
Перекатываясь по полу, он уронил свой фонарь, проехался спиной по горящей свече, и теперь на нем загорелась сутана. Витторио бросил меч, расстегнул пояс, через голову стянул горящую одежду, вывернув ее наизнанку, и бросил ее в угол, к каменным стенам.
Макс, пропустив удар в пах, совершенно не чувствовал себя бойцом. Но он, лежа на спине, увидел в замке камеры связку ключей, которую оставил Виттори. Выдернул ключ и сунул связку в руки Устину.
Пока Витторио боролся с огнем, Устин подобрал ключ и открыл свою дверь. Когда монах снова схватился за меч, перед ним уже стоял русский. Со связкой ключей на веревочке вместо оружия.
Удар, еще удар. Витторио раньше не встречал такого верткого противника. Хотя надолго его не хватит. Устин тоже раньше не встречал такого ловкого фехтовальщика, и монах загнал его в угол.
— Ай! — сказал Витторио, отступил на шаг и опустил меч.
У него в левом боку торчал нож. Его собственный нож, оброненный в начале драки. Макс перевел дух, собрался с силами и метнул нож неприцельно, просто по силуэту. Рука не подвела, и острый клинок воткнулся примерно в середину ростовой мишени. Рана не смертельная, монах еще мог бы победить, но Устин ударил его в висок сжатой в кулаке связкой ключей.
— Уф, — сказал Устин и перекрестился, — Кажись, убил.
— В сердце потыкай, — сказал Макс, — До чего подлый сукин сын. Свинья собачья! Чертов выкормыш, оборотень в сутане…
— Полегче, мессир, — попросил Тодт.
При свете догорающей в углу сутаны Устин открыл дверь Тодта, а Макс снял протез и очень аккуратно надел его снова.