Мистерия в Турине — страница 7 из 45

Туринский собор выглядел намного скромнее, чем соборы в Генуе и Милане, не говоря уже о Нотр-Дам-де-Пари. Его не так давно построили на скорую руку за каких-то пятнадцать лет. На фасаде даже на башни поскупились.

Впрочем, внутри довольно светло, не душно и относительно просторно, учитывая, что прихожан на этот раз меньше обычного.

Ad Missamin Vigilia, то есть всенощную рождественскую службу, полагается служить епископу. Поскольку епископ Турина Инноченцо Чибо уехал на конклав, вигилию служил викарий, заместитель епископа. Симпатичный молодой человек лет едва за двадцать с гладко выбритым лицом.

— Пандольфо Медичи, — шепнула Шарлотта, — Говорят, умный. Но политического опыта у него маловато.

По окончании службы прихожане причастились святых даров и приложились к Святой Плащанице. В серебряном реликварии лежал потемневший лист холщового полотна, на котором Божьей волей на веки вечные отпечаталось тело Христово. Когда-то эту реликвию привез в Савойю славный рыцарь Жоффруа I де Шарни, а где он ее взял, одному Богу ведомо. Плащаница хранилась в Шамбери, но Карл Добрый привез ее в Турин, чтобы произвести впечатление на гостей.

3. Глава. 25 декабря. Гость издалека

На выходе из собора Макс и Шарлотта подошли к Сансеверино, который помахал рукой сразу, как их увидел. Рядом с Сансеверино стояли Устин и Книжник. И незнакомые люди. Знатный дворянин лет тридцати пяти, дама на вид того же возраста и внешне похожий на них мальчик лет десяти.


— Моя супруга Шарлотта, — формально представил Макс.

— Мое почтение Прекрасной Даме, — сказал Устин Шарлотте по-итальянски с сильным восточным акцентом.

Сансеверино представил остальных.

— Его светлость Бонифаций Палеолог, маркграф Морферратский, — это мальчик.

— Ее светлость Анна Алансонская, вдовствующая маркграфиня Монферратская и регент, — это дама.

— Его светлость Джанджорджо Палеолог, председатель регентского совета Монферрата, — это рыцарь.

— Очень приятно, — поклонился Максимилиан.


Палеологи разместились у родственников в одном из богатых домов на соборной площади Сан-Джованни.

Сразу, как хозяева и гости сели за стол, Джанджорджо стал задавать Устину вопросы о московских Палеологах. Макс слушал невнимательно, но отметил, что русский произвел благоприятное впечатление на родственников своего князя и ответил на их вопросы правильно.

Устин по пути рассказывал про Московию и, кроме всего прочего, упомянул, что великий князь Московский Василий сын византийской принцессы Софьи Палеолог. Максимилиан, проживший больше года в Милане, знал имена и гербы правителей соседних земель и тогда же сказал, что Палеологи правят в Монферрате.

Гостю из далекой Московии очень повезло встретить здесь родственника великого князя. До сих пор у Устина не было возможности доказать, что он тот, за кого себя выдает. То есть, дворянин из Московии. Никто вокруг не знал никаких московских дел и не мог задать проверяемый вопрос про Московию. Пока Устину верили на слово. Благородного человека видно и по осанке, и по манерам, и по обращению с конем и мечом. Но благородный человек без подтвержденной биографии совсем не то же самое, что человек известного рода-племени. Это может быть бастард, аферист, шпион, скверный малый, изгнанный из семьи за бесчестные поступки, и даже злой колдун. Тем более, что Устин отказывался от католического причастия. В прошлый раз такой отказ стоил ему свободы. Капитан-генуэзец сказал, что все гребцы с захваченной османской галеры, которые примут причастие, будут освобождены. Устин выбрал скамью и весло, но остался верен церкви своей родины.

Что такого про Московию могли знать здешние Палеологи? Как известно, королевские, княжеские и все прочие короны, кроме императорской, передаются по наследству. В том числе и довольно дальним родственникам, как напрямую, так и по длинной цепочке родни. Хотя бы поэтому благородному человеку стоит знать, чем живут другие славные носители его фамилии. Браки между знатными семьями из отдаленных стран заключались довольно часто. Монферрат не сказать, что сильно ближе к Византии, чем Москва. Впрочем, некоторые титулы и права на троны в здешние края привезли еще потомки крестоносцев.

Присутствующий Джанджорджо, как старший мужчина в семье, мог покопаться в памяти и спросить про житие своих московских родичей в последние лет десять-двадцать. Кроме того, в беде он мог бы рассчитывать на верность вассала своих родственников. Не по писаному закону, конечно, ибо «вассал моего вассала не мой вассал» и нельзя требовать верности от человека, который не давал тебе клятвы. Но по совести, ибо вступиться за родственника своего сеньора совершенно не предосудительно.

— Я слышала, у вас своя церковь, и вы не признаете католического причастия, — сказала Шарлотта.

— Верно, — ответил Устин, — Мы не знаем многих ваших святых, но Иисус — всегда Иисус, и Рождество — всегда Рождество. Говорят, что в католическом мире раскол, некий священник Лютер поднял мятеж против Папы. Но не против Иисуса и светлого Рождества.

— Да, — кивнул Сансеверино.

— Есть ли у нашего гостя дама сердца? — спросила Шарлотта.

— Пока нет, — ответил Устин, — Галеаццо рассказал мне много про нравы при французском дворе, и я не хотел бы нажить врагов из-за женщины, которую первый раз увижу.

— Я не поняла, — для Шарлотты акцент оказался слишком сложным.

Книжник тут же перевел на французский и далее взялся переводить, не дожидаясь отдельной просьбы на каждую реплику.

— Здесь есть дамы, которые стоят того, чтобы ради них умереть, — ответила Анна Алансонская.

— Дамы часто дают рыцарям повод, чтобы рискнуть жизнью на ровном месте, — сказала Шарлотта.

— Я помню случай, когда некая дама поймала на слове поклонника, который говорил, что нет такой услуги, в которой он не смог бы отказать. При людях предложила ему вонзить кинжал себе в плечо. И он тут же чуть было не нанес себе рану, но друг перехватил его руку, — сказал Сансеверино.

— Другая дама потребовала от рыцаря выйти на турнир в одной рубашке, без доспехов, — сказал Максимилиан, — Это старая история, но очень известная.

— Рыцарь погиб? — спросил Устин.

— Нет. Он потом поднялся на трибуну и потребовал, чтобы дама надела эту окровавленную рубашку поверх своего роскошного платья. Ее муж сильно разозлился, но рыцарю слова поперек не сказал.

— Справедливости ради, дамы никогда не предлагают подобного тем, кого любят, — сказала Анна Алансонская, — Мне случалось подобным образом отшить одного слишком навязчивого и недостаточно обаятельного поклонника. Я уронила в воду платок, и он прыгнул за ним. Не утонул, но изрядно вымок, замерз, простыл и истек соплями. Больше он ко мне не подходил. Как отрезало.

— А Вы что скажете, святой отец? — спросил Устин Книжника.

— Я понимаю желание рыцарей показать дамам свою смелость, — ответил Книжник, — Но правила хорошего тона требуют от рыцаря отдавать душу Богу, честь никому, а жизнь королю. Если дама сомневается в мужественности рыцаря, пусть он поедет на войну и совершит там подвиги, слава о которых дойдет до родины раньше, чем герой вернется.

— Согласен, — сказал Устин, — Я давал присягу великому князю и умру за него. У нас не принято умирать ради дам, с которыми нас не связывают обязательства. Будь я влюблен или помолвлен, или, тем более, женат, я бы защищал честь дамы всем сердцем.

— Но если Вы здесь увидите, что некий рыцарь совершил бесчестный поступок в отношении незнакомой Вам дамы? — спросила Шарлотта.

— Я скажу ему, что он неправ, но не буду первым обнажать меча. Я в гостях и не знаю ни языка, ни обычаев. Если меня вызовут на поединок, я приму вызов. По возможности, я буду настаивать на поединке при честном народе, чтобы меня не обвинили в убийстве.

— Надеюсь, ничего подобного не случится, — сказал Макс, — Я бы никому на самом деле не советовал ни погибать, ни убивать из-за прихотей дам, коих он видит первый раз в жизни. Неожиданно для себя можно пост-фактум узнать, что дама недостаточно добродетельна, чтобы упоминать свое честное имя радом с ее именем.

— И что же делать человеку со стороны? — спросила Анна Алансонская, — Придворные-то всегда знают, кто есть кто.

— Выбирать даму сердца из высшего дворянства.

— Жена Цезаря вне подозрений?

— Конечно. Вот, например, Ее светлость Анна Алансонская.

Упомянутая немного смутилась, а Максимилиан продолжил.

— Ее Величество королева Клод Французская отсутствует. Ее светлость Маргарита Наваррская, сестра короля Франциска и супруга герцога Карла Алансонского тоже не приехала. Поэтому в мой список входят: Ее Высочество вдовствующая королева-мать Луиза Савойская. Ее светлость Беатриса Португальская, супруга герцога Карла Савойского. Ее Высочество Маргарита Австрийская, бывшая герцогиня Савойская и штатгальтер Нидерландов. Если не знаешь никого из дам, и твое сердце свободно, выбирай дамой сердца наиболее влиятельную.

— Ты советуешь тактику, которую применял сам, или с чужих слов? — спросил Сансеверино.

— Конечно, сам! Два года назад недоброжелатели хотели вовсе не допустить меня на турнир. Но я назвал дамой сердца жену устроителя турнира, и она пообещала, что вырвет сердце тем, кто посмеет на меня злословить.

— А еще ты ее соблазнил, будучи женатым, — добавила Шарлотта, — Отец Книжник, переведите.

Устин выслушал перевод и поднял бровь.

— Тебе ничего за это не было? — спросил он.

— Вроде, нет, — пожал плечами Макс.

— Ее муж постригся в монахи, а другой ее любовник устроил войну, на которой Максимилиану наступили на ногу, — уточнила Шарлотта, — В остальном почти ничего и не было. Пустяки какие.

— И жена одного славного рыцаря решила, что может ему изменить, — добавил Макс, — Действительно, сущие пустяки.

Книжник честно перевел обе реплики.

— Я удивлен, что у вас супружеская измена считается пустяком, — сказал Устин, — У нас бы заставили принять постриг неверную супругу, а не рогатого мужа.