Финляндия.
Ночь шепталась шелестом травы, шорохом трущихся друг о друга дугообразных, иногда вытянутых в стороны на метр, а то и более, резных листов папоротника, хлюпала под ногами сырым мхом, подмигивала сквозь далекие кроны тянущихся в небо сосен мириадами незнакомых созвездий. Пахло прелой хвоей, мокрым лишаем, грибами и, вероятно, еще чем-то незнакомым, потому что Арви постоянно застывал и принюхивался: то прижимал уши к голове, то навострял их, словно антенны, то резко поворачивал голову и подолгу смотрел в темные заросли, где постоянно что-то шевелилось, пищало, издавало шорохи – жило привычной, но совершенно не знакомой ему ночной жизнью.
– Кого, интересно, он чует? – Тихо спросила Марика, и луч ее фонаря на мгновенье пересек второй – скрестился с ним, будто шпага, и ушел в сторону.
– Грызунов, я думаю. – Отозвался шагающий рядом Майкл. – Я уже заметил, что здесь растет много незнакомых растений. Грибы, ягоды, мох. Кажется, сотни его видов.
– А с виду этот мир очень похожий на наш.
– Похож. Но при свете дня ты заметишь разницу.
Они, как это бывало на Магии, решили прогуляться перед сном – побродить по окрестностям, подышать свежим воздухом, познакомиться с местом. В доме, где находилось много людей, пусть даже часть из них занималась делами в своих комнатах, им было тесно, непривычно. А прогулка умиротворяла.
– А дикие животные здесь есть? – Она волновалась за Арви. Пусть вокруг щит, который не допустит хищников внутрь, но сервал постоянно оглядывался, принюхивался, напряженно замирал – в общем, вел себя не так, как обычно, и Марика, не в силах успокоиться, не менее напряженно наблюдала за ним.
– Судя по растительности и вообще по атмосфере, есть.
Они зашагали дальше. На ветке невдалеке взмахнула крыльями и заухала сова – фонари тревожили ее, лишали привычного покоя. Отозвавшись на зов, из чащи пронзительно и длинно закричала еще одна – предупредила родичей о странниках.
Тело потело в куртке – ткань оказалась плотнее, чем требовалось в эту погоду. На улице, вопреки ожидаемой прохладе, их встретило влажное ночное тепло.
– Наверное, с утра шел дождь, а потом парило. – Майк тоже обратил внимание на тяжелый спертый воздух. – Здесь не так комфортно, как на Магии, да?
– Ага. Еще эти насекомые… – Пытаясь отомстить впившемуся в кожу комару, Марика хлопнула себя по той руке, в которой держала фонарь, и луч тут же вновь метнулся в сторону, а после заплясал на коре темных стволов. – Кусаются!
Ее спутник хмыкнул.
– Есть такое. Надо будет еще шерсть Арви прочесать на предмет кровососущих после того, как вернемся.
Представив, как убьет не меньше часа на осмотр пятнистой шкуры, которая постоянно будет играться и пытаться ухватить ее за пальцы, Марика вздохнула.
– А поначалу и правда казалось, что мир – как наш. Только здесь не так уютно, как-то… тревожно. Знаешь, как будто в воздухе не хватает спокойствия. Наверное, похожих друг на друга миров много, но я все равно буду скучать по Магии. Никогда не приживусь в другом.
«Не зарекайся. – Безмолвно ответил Майкл, но она услышала. Почувствовала его подернутые грустью мысли. – Быть может, нам придется здесь остаться навсегда. Кто знает?»
Нет, не придется! Все как-нибудь уладится, обязательно уладится, и они отправятся домой. Вновь разведут костерок у знакомого домика, запустят стиральную машинку, развесят привычные куртки во дворе и сядут пить чай. Достанут котелок…
– Слушай, а котелок бы здесь работал?
– Нет. – Ответ раздался без промедления.
– Почему?
– А ты не чувствуешь? Здесь в воздухе и земле есть энергия, но она другая, другого качества, что ли. Ее пришлось бы концентрировать для того, чтобы добиться хоть какого-то видимого результата, а котелок требует много.
Да? Она не знала. Значит, на Магии потоки более концентрированные? Тогда туда еще больше хочется вернуться.
– Я не привыкла без котелка.
– А я не привык без довольной тебя. – Улыбнулся в темноте Майкл и притянул свою даму поближе, обнял ее за плечи. – Все наладится, малышка, как-нибудь наладится.
– Думаешь?
– Будем об этом просить небо.
Небо. То мерцающее черное небо, что растянулось на многие километры над незнакомым миром? Если это поможет им вновь увидеть Золотой лес, пруд Бабочек, бабку Изольду и любимые пики гор, она будет просить все, что угодно. Даже этот неродной небосвод.
– Не хочу в дом. Непривычно. Людно и шумно, да?
– Да. – Тихо согласился спутник и потерся теплым кончиком носа о ее висок. – Шумно. Погуляем еще немного.
В пропахшей свежим срубом широкой гостиной первого этажа рваной, поделенной на множество слогов и ударений, речью бубнил телевизор. Кто-то постоянно переключал каналы, и из динамиков лился то хохот, то серьезный, вещающий не иначе как о новостях, женский голос, то музыка, то вовсе раздавались выстрелы – шло кино.
Ани морщилась. Она любила эти шершавые страницы, эту чуть помятую от времени обложку, этот дорогой ее сердцу сборник рассказов, вот только одно «но» – она любила читать его в тишине – по возможности полной.
Она сама выбрала эту комнату – дальнюю, но на первом этаже, а теперь задавалась вопросом, не лучше ли было бы занять другую, на втором – чтобы подальше от гостиной? Но эта ей нравилась: маленькая, даже уютная, с бежевыми деревянными стенами, большим, выходящим на лес, сквозь который виднеется залитая лунным светом поверхность озера, окном, маленькой тумбочкой, но большим зеркалом и широкой двуспальной кроватью. Кровать стала решающим фактором. В некоторых стояло по две – у разных стен, – а тут одна и длинная. На такой с легкостью поместился бы Дэйн, и его ступни не упирались бы в стену. В самый раз.
Если бы здесь был Дэйн.
Ани вздохнула и вновь провела кончиком пальца по строчкам. Каждый раз, когда она так делала, в голове начинал звучать глубокий низкий и умиротворяющий голос – сказки на ночь. Только он читал ей эту книжку, и только его она была готова слушать бесконечно. Но пока Дэйна нет, ей придется читать самой, потому что чтение отвлекает. Правда, отвлекает оно в том случае, если сначала удается отвлечься от непрерывного гула телевизора в гостиной.
Черт, ну кто там давит кнопки пульта?
У кровати, сложив лапы на белые с розовым кроссовки и приютив морду между ними, дремал Барт. Кажется, он был единственным, кому телевизор никоим образом не мешал.
– Как можно создать вкусную кашу, когда у меня из специй только соль и перец? А мясо с одной лишь морковью и луком? Это же катастрофа! И этим я был вынужден накормить тринадцать человек. Тринадцать человек, отведавших на ужин столь пресное блюдо. Позор… Это просто позор. Даже в самые давние времена, работая младшим помощником Ринара Дубуатье, я не чувствовал себя столь скорбно, как теперь…
Слушая беспрерывное ворчание сокрушающегося, как ей казалось без должного повода, Меган улыбалась. Ну, подумаешь, каша? И мясо было вполне себе вкусное и мягкое. Не всегда же наслаждаться деликатесами из ресторанов – можно иногда и по-простому. Бултыхались под ее пальцами в мыльной воде тарелки, пенилась в ладони губка, текла на тыльную сторону ладони из крана струя теплой воды.
Она сама вызвалась помочь с посудой – чем еще заняться? Одежда распакована и развешена, Дэлл занят помощью Маку – они уже минут тридцать как стучали сверху молотком. Вроде как кровать под Чейзером, стоило тому рухнуть на нее всем весом, развалилась. Не то подломились ножки, не то треснула поперечная доска – стоя у раковины, Меган хотелось хихикать.
– Я уверен, в местных магазинах должны найтись приправы. Тот же корень трутлы или же семена орвахи…
– Дорогой, семена орвахи собирают на твоем острове. Их и в Нордейл-то завозят редко, а что говорить про чужой мир.
Глядя на Клэр несчастными, как у выпнутого спать в прохудившуюся будку под дождем пса, глазами, Антонио попытался подбодрить себя самого.
– Ну, хоть литула или листья Карры?
– Бернарда обязательно поищет для тебя все, что ты напишешь. В крайнем случае купит местных кореньев – наверняка они пригодятся.
– Я не смогу… – Черноусый повар продолжать радировать обреченностью. – Не смогу кормить людей этими… примитивными запасами. Это же сушки! Коробки с сухими хлопьями, какое-то безвкусное молоко в картонных пакетах, черствый хлеб. Я бы пек сам – мне бы только хорошую просеянную муку из паярны, виранские дрожжи, пятипроцентное молоко из Лаймы, хлебопечку с ручным таймером – только ручным! – эти электронные вечно не отключить в процессе, а я ведь должен проверять температуру, следить за процессом…
Едва обращая внимание на жалобы Антонио, Клэр принимала из рук Меган мокрые тарелки, терла их полотенцем, складывала в шкаф и думала о своем: о Ганьке, которая сиганула за дверь сразу же, как вылезла из сумки – не потеряется ли? Об оставленном за плечами комфорте – собственной жизни, к которой так привыкла. Любимой кухне, пушистых тапочках с помпонами (нужно было взять их с собой, но ведь такие чистые), шампуне «Трильяни», вечерней вышивке… Конечно, можно попросить Дину принести все это сюда, но ведь Дрейк запретил ей «прыгать» в Нордейл без важной причины, а тапочки или вышивка – разве это важно? Только ей, Клэр, но никому другому. Нет, не стоит беспокоить из-за этого подругу, у нее итак дел по горло – проживет Клэр без привычных вещей, перекантуется. А вот Смешарики… За них душа болела сильнее всего: все ли выживут? Сумеют ли укрыться от разрушительного воздействия полей? Что бы там ни говорил Начальник, а они ведь маленькие. Маленькие, беззащитные и вечно голодные. И поди всю ту еду – мелкие проглоты, – что она оставила им на неделю, слопают в первый же вечер, не удержатся. Ведь там ананасовые дольки, куски пирога, куча печенья, кексы (которые высохнут за сутки), мармелад, сушеные бананы – в общем, все, что они просили.
– … а если бы у меня были крексеры, можно было бы покрошить их, размолоть, смешать с урланской пыльцой, замешать на яйцах и сделать великолепный пышный покрытый сыром «Мруанди» бисквит – чудесный десерт к чаю. Как думаешь, Бернарда сумеет найти сыр «Мруанди»?