Финляндия.
Их ждали, сгрудившись на крыльце.
Пришли все. Выбрались из комнат, оторвались от чтения, поторопились вернуться из леса, пришлепали с берега озера или из кухни. Людей масса, а тишина – слышно, как перелетела с ветки на ветку птица, как плеснула на гальку озерная волна. И взгляды. Напуганные, напряженные, любопытные, с примесью надежды и робкой радости. Рвущиеся в душу, царапающие лесной воздух, звенящие громче, чем слова.
Первым не выдержал Мак:
– Вы нашли? Нашли то, что искали?
Дэйн отлепил, наконец, собственную руку от плеча Бернарды, взглянул исподлобья. Ответил через паузу, хрипло.
– Нет.
Взгляды погрустнели, подернулись примесью растерянности, в них просочились невысказанные вздохи разочарования.
– Ты сумел выбраться? – Халк крепко прижимал Шерин к себе. Он чуть загорел, обветрился – молодец, наверное, не сидел в помещении.
– Меня выкинуло из Коридора.
– А остальные?
– Еще там.
Беспокойно шумела листва, сквозь нее сочились радужные солнечные блики.
– Ты не пострадал?
«Расскажи нам больше! Расскажи все, расскажи…» – читалось на лицах.
Дом оказался больше, чем он ожидал: добротный, деревянный, просторный. С широким крыльцом и балконом на втором этаже, с чистыми окнами и оставленной нараспашку дверью. Эльконто так и не понял, рад он его видеть или нет. Их всех. Когда вот так…
– Не пострадал. Почти.
И при этих словах, не выдержав, выбравшись откуда-то из-за спины Дэлла, ему навстречу со всех ног бросилась Ани. Налетела теплым вихрем, прижалась, стиснула руками так, что даже ему – бугаю – стало трудно дышать.
Сверху, из-за закрытого окна послышалось нетерпеливое повизгивание и скулеж Барта.
Она едва успела показать ему выбранную ей комнату – их комнату, – а после сразу же забралась на колени и принялась плакать, теребить воротник бежевой рубашки. Уже штатской.
– Ты прости меня, слышишь? Прости, я ведь не хотела, не знала, что мой сон так подействует, я просто скучала. С ума сходила от беспокойства, постоянно думала, как ты там…
– Ничего, все хорошо. Ты ненамеренно, я знаю.
Он улыбался ласково, тепло и грустно. Губы растянуты, а в глазах свинцовая тяжесть.
– Если бы я только знала…
– Но ты не знала.
– Я бы не пришла… Да я и так не приходила – странно, что мой образ вот так… Как он там оказался? Не понимаю, ничего не понимаю…
– Я тоже не понимал, но мне хватило. Прозрачная ты или нет, а спасать бы я тебя принялся любую, в любом месте.
– Ты мой родненький!
Комната пахла сосновой доской, солнечной пылью и лаком для пола. Смятое, сдвинутое в сторону толстое бордовое покрывало и лапы Барта, стоящие на матрасе. Его хвост мотался в стороны с такой силой, что псиный зад ходил ходуном. То и дело вываливался наружу из улыбающейся пасти розовый язык – мол, ну дай лизнуть хоть что-нибудь – руку, а лучше лицо. Но лицо хозяина находилось далеко, а руки были заняты поглаживанием спины Ани, и Барт продолжал скулить.
– Уймись ты уже, уймись. Все хорошо.
Пришлось дотянуться, похлопать его по спине, потрепать по ушастой голове; пальцы тут же оказались вымазаны в теплой слюне.
– Я все испортила, да? Я не хотела, честное слово, Дэйн.
– Ты не испортила. Я сам. Наверное…
Ее тонкие почти мальчишечьи плечи вздрагивали, тряслась от рыданий белая челка, а он думал о том, что всего за день успел позабыть, как здорово держать ее на коленях – свою чудесную девчонку, порой вредную и воинственную, а теперь совсем расклеившуюся Ани-Ра.
– Просто… Я мог бы им помочь, наверное. Если бы остался.
– Я понимаю.
– А теперь они там одни. Меньше шансов.
– Я понимаю, правда. А вернуться нельзя?
Она спросила, и голос выдал страх, почти панику, а взгляд серо-зеленых глаз одновременно с этим пробил луч отчаянной надежды: «Скажи, что нельзя! Скажи, что нет! Скажи!»
Он не разочаровал. Качнул головой, вновь попытался выдавить улыбку – та получилась еще тусклее прежней.
– Нельзя. Второй раз туда никому не вернуться.
И Ани перестала плакать. Отняла мокрый нос от его плеча, чуть отодвинулась и вдруг взглянула ему в глаза ярко, живо.
– С ними все будет хорошо. Вот увидишь… Они справятся, смогут, они вернутся.
Чувствуя, как песий язык продолжает методично нализывать ладонь, Дэйн не ответил. Покачал головой – мол, хотел бы я верить так же яро, как и ты, – и промолчал.
– И там нет ничего, кроме тумана?
– Веришь-нет, вообще ничего.
– А куда идти, как ориентироваться?
– Вот об этом постоянно твердил Канн. Ни людей, ни городов, ни растений. Ни даже камней. Сплошная серая пелена и какие-то твари вокруг.
Глядя на рассевшихся в гостиной вокруг рассказчика людей, Бернарда вспоминала о сказочнике Зорге и детишках. Такой же восторг в глазах, такая же жажда знаний, и не важно, что страшно, но ведь как интересно! Это ведь их Дэйн – любимый Дэйн вернулся – целый и невредимый. Ну ладно, не совсем целый – снайпер изредка морщился и потирал то плечо, то поясницу, – но ведь сколько нового можно узнать. Даже Майкл и Марика отменили свою прогулку и втиснулись на скрипящий под тяжестью тел диван между Реном с Элли и Маком с Лайзой. И сервал, недовольный близостью множества пар ног, тоже здесь – ни на шаг от хозяев.
Поглядывая на Арви, Дина подумала о Мише и Ганьке, которые, не желая надолго разлучаться, спали попеременно то в комнате Клэр, то в ее собственной – в корзине за дверью. Иногда полночи там, полночи здесь. С единственным псом они, к ее облегчению, поладили легко – тот отличался добродушным нравом, а вот брошенный всеми Пират (хотя его постоянно гладили и ласкали) отчего-то спал исключительно на чердаке – будто знал, что хозяина нет, и ластиться к другим не пристало. Хоть к миске с кормом на зов приходил исправно, и это радовало.
– А что за твари? Ты их разглядел? – От волнения Лайза подалась вперед, и теперь рука Мака, до того гладившая ей спину, переместилась на поясницу. – Жуткие?
– Жуткие. Если попробую описать, вы подумаете, что я слямзил их внешность с какого-нибудь ужастика, но это не так. Попробуйте представить клубящуюся черную муть, у которой нет ни тела, ни лица, но откуда-то тянется куча жгутов. И тянется непременно к вам. В такой момент плевать, что щиты, плевать, что они должны спасти, – страшно очень. А Канн говорил, что видел у некоторых из монстров глаза…
В этот момент Дэйн замолчал, и Дине на короткий, но ощутимый момент показалось, что Эльконто о чем-то умолчал. Погрузился в неприятные для него самого воспоминания и постарался как можно скорее выплыть из них, сбежать.
Что же там было? Что? Загадка.
– Щиты-то нормально работали?
– Нормально. – Эльконто долго молчал, смотрел в окно, за которым начали сгущаться сумерки. Казалось, вложи ему сейчас в руки сигарету, и он закурит, хотя никогда и не курил. – Только щиты защищают, пока ты держишь их включенными.
– А кто бы стал в трезвом рассудке их выключать? – Удивился Мак.
– В том-то и дело – в трезвом рассудке. Но у меня сложилось впечатление, что Криала живая. И что ей крайне не понравилось внутри наше присутствие. Это… Как бы объяснить, – слова терялись, не складывались, заплетались, – быть в ней, все равно что быть в месте, которое пытается свести вас с ума – если не тенями, то иллюзиями. Я попался первым, и я очень боюсь, что в ловушку попадут и остальные. А ведь Дрейк об этом не предупреждал.
– Он не знал, наверное.
– Да я тоже так думаю, только не легче от этого. Три живых человека все еще внутри, а там эта муть…
Клэр накрывала на стол тихо. Не звенела тарелками, аккуратно ставила стаканы дном на скатерть так, чтобы не отвлечь звуком, прислушивалась к разговору. Бернарде она казалась осунувшейся, встревоженной, и это скатывало вниз и без того угнетенный дух. Хоть Антонио доволен – сегодня она доставила ему целый мешок специй – поди какие-нибудь выбрал, чтобы добавить в картофель с сыром и печеного гуся? Судя по бесподобному аромату, вот уже час волнами вползающему в гостиную и вызывающему обильное слюноотделение у всех присутствующих, включая сервала, выбрал.
Ютящаяся в дальнем кресле Ани наблюдала за расстановкой на столе посуды и тискала за шею пса – тот довольно блестел глазами и довольно похрипывал. Лицо ее утратило привычную бледность, а из глаз ушла пустота, чего пока нельзя было сказать о прибывшем в незнакомую страну из Коридора Дэйне. Тот переживал за остальных, и это было видно. Переживал сильно, молча, не умея ни поведать о том, через что прошел, ни объяснить этого, ни поделиться. Некоторые вещи навсегда должны остаться с тобой и только с тобой – сегодня Дина отлично прочувствовала это на собственной шкуре. Перед глазами все еще стоял опустевший, разоренный непогодой Нордейл, и отдавалась пульсацией в голове его неестественная тишина.
– Страшно тебе там было, да? – Тихо спросила Шерин снайпера, и тот перевел на нее взгляд остекленелых – не отошедших от переживаний – серо-голубых глаз.
– Страшно? Страшно. – В этот момент к зазвучавшим словам прислушались все до единого. Даже Барт временно перестал хрипеть. – Если бы у меня был выбор, я бы никогда туда не пошел. И трижды подумал бы, если бы у меня вдруг появился шанс вернуться.
Дэлл, которому такой ответ сказал многое, удрученно склонил голову. Он понял – они все поняли – Дэйну пришлось нелегко, но переживать теперь предстоит не за него, за других.
Разрушая повисшую в комнате тишину, тактично откашлялась Клэр – поняла, когда стоило прервать тягостный момент.
– Может, поужинаем? Готовы?
И сразу же зашевелились: зашуршали куртками, кофтами, штанами; снялись с подлокотников затекшие руки.
– Ужин – это хорошо.
– Готовы, конечно.
– Тем более, когда так пахнет…
В этот момент, держа в руках плоское серебряное блюдо, в гостиную вплыл Антонио.
– Гусь по-руански! – Гордо провозгласил он, и недавний разговор, а вместе с ним и Криала, временно позабылись.