Следующие дни стали счастливыми не только для городов, которые с каждым часом становились чище, опрятнее и возвращали былой уют, стараниями работников Комиссии избавляясь от мусора, но и для немногочисленных, вернувшихся в них людей.
Аарон ел, как не в себя – ему постоянно приносили гостинцы коллеги и их возлюбленные. Пирог с мясом от Антонио, пирожки от Рена и Элли, свежий хлеб от Клэр, фирменное печенье от Ани. Баал глумился по поводу того, что пузо Канн еще до того, как встанет с кровати, нарастит знатное и из палаты будет выкатываться бочкой. Стратег же лыбился в ответ, с удовольствием жевал аппетитные подарки и тискал тянущихся навестить его друг за другом друзей. Баала, впрочем, тискали не меньше – жали руки, обнимали, хлопали по плечам. На это Регносцирос не роптал.
Вторые сутки проводящий время на крыше собственного особняка Дэйн махал молотком, держал во рту гвозди, изредка матерился (от помощи Комиссии по починке дома, который претерпел незначительные повреждения, он отказался) и постоянно строил одно другого необычнее предположения.
– Нет, я точно тебе говорю, – орал он ухаживающей за газоном Ани, – Док кого-то в доме прячет. Я ему кота принес, а он меня даже внутрь не впустил. Нет, ты представляешь? Даже чаем не напоил, отмазался, мол, ему надо куда-то бежать. Куда ему бежать? В Нордейле пусто. Значит, обратно к себе? Может, он в качестве друга тень из Коридора притащил? Или духа? Может, глючит до сих пор, или кого себе нашел, но, блин, не в Коридоре же? А ведь я ему еще два раза звонил – один раз он попросту не ответил, а во второй снова сослался на срочные дела. Нет, намылю я ему рыжие яйца, точно намылю, вот только с крышей закончу…
Ани улыбалась и на комментарии не отвечала. Рыхлила землю вокруг розовых кустов, убирала с садовой дорожки листья, изредка отбирала у Барта шланг, который тот таскал по всему периметру лужайки, и не решалась спросить, действительно ли у дока рыжие яйца или же это иносказательное выражение? Нет, кожа ведь не может быть рыжей – только волоски? Создатель, о чем она думает вообще? И, поймав себя на постыдных мыслях, она быстро переключилась на кусты – на ощущение того, что она, наконец, дома – вдыхала полной грудью чистый, совершенно без примеси газа воздух и желала, чтобы тот оставался таким навсегда. Но машины – скоро они поедут по дорогам, и никуда от этого не денешься. Тоже хорошо. Пусть будут машины, пусть будет этот дом, этот сад, Дэйн и Барт рядом, пусть будет мир без катастроф.
Эллион Декстер, в свою очередь, радовалась тому, что гуляющего возле дома Хвостика больше не приходится ловить – позвала, и тот с радостью прибежал на кухню. Больше не ворчал Антонио – углубился в перепись старых приправ и, напевая выученную по финскому ТВ песню из рекламы зубной пасты, принялся составлять список новых. Рен перебирал вещи в кабинете; как здорово, что благодаря катаклизму у них получился маленький отпуск. Нет, не хорошо, конечно – про катаклизм, но отпуск – это хорошо. А то ведь скоро работа – когда еще?
Радовались и вернувшиеся на Магию Марика и Майкл. Надо же, а Уровень, оказывается, все это время сам себя защищал – не поддался действию аномальных полей и почти не пострадал. Дрейк за него был горд не меньше, чем они теперь. И саженцы выкопали, лишь осталось отыскать место для посадки – побродить по тропинкам, почувствовать, присмотреться. А уж как радовался – носился, скакал, фыркал, чихал и валялся на сухих листьях – почуявший знакомые запахи Арви…
Тому, что к ней день за днем приходил Стив, радовалась Тайра. Она спала в новом доме с удовольствием, а, проснувшись, подолгу рассматривала детали: персиковые занавески, ровный белый потолок, рисунок на ведущей в ванную комнату двери, золотые от солнца качающиеся на стене блики. После того как вставала, сразу же проверяла стоящий на подоконнике горшочек с крохотным ростком неизвестного ей растения, которое пересадила с клумбы – подросло ли? Зеленое ли? Счастливое? Затем бежала умываться, а после сразу же ставила чайник, ведь с минуты на минуту нагрянет док – только покормит кота и появится, чтобы рассказывать ей о тысяче интересных мелочей, которые окружают ее в новом мире.
– Он уцелел благодаря тебе. – Не уставал добавлять Лагерфельд, а Тайра всегда поправляла его.
– Нам. Благодаря нам. А, может, твоему Правителю или звездам. Много чему.
– Нет, тебе.
Стив улыбался, а она втихаря любовалась его улыбкой. Часто ловила себя на том, что уже давно не слушает про «эликтричество», сотовую связь, принцип работы телевизионной системы и какие-то там волны, а просто смотрит на него – мужчину в собственном доме – впитывает его запах, даже кутается в него и каждый раз, пусть даже гость еще не ушел, ждет его снова. И каждое утро, проснувшись, ставила чайник.
А Лагерфельд, в свою очередь, вставал с мыслью о Тайре и засыпал с ней же. Да, звонить научил, про сигнализацию объяснил, рассказал про принцип движения на дорогах, светофоры – ведь скоро заработают, – немножко пояснил про местных жителей и их привычки – ведь скоро проснутся и вывалят на улицы. Про посудомоечную машину рассказал (ей она оказалась не нужна. Хм, ну, может, пока?), про фен, кофемолку, пульты, кондиционер – последний вызвал приступ зависти (вот бы такой на Архан!) – тоже. Плита, микроволновка, утюг, пылесос, обувная сушилка… Сколько, оказывается, в доме каждого рядового гражданина незнакомых и сложных предметов – будь они неладны! Вроде бы нужные и важные, но для необученного, как с ними обращаться, человека еще и опасные – а вдруг с плойкой в ванную? Хорошо хоть волосы у Тайры кудрявые – плойка не нужна, но как уберечь ее от остального?
Стив волновался. Волновался и использовал свое волнение в качестве предлога, чтобы на следующее утро вновь отправиться в оранжево-коричневый, расположенный через дорогу одноэтажный особнячок.
А ведь настанет день, когда Тайра всему научится – эта мысль заставляла его грустить. У нее появятся свои друзья, свои привычки, свое расписание – все свое. Она научится управляться с домашними предметами, познакомится с укладом жизни других людей, научится смотреть телевизор и пользоваться компьютером – что тогда? Хватит ли у нее времени для него – старого доброго Стива?
Он боялся, думал об этом и бежал к ней. Потому что еще есть время. Еще чуть-чуть, но есть.
О времени часто думала и сама Тайра.
На стенном календаре уже были зачеркнуты карандашом цифры – 163, 162 и 161. Она старалась не бояться, глядя на них – жить сейчас, не каждым днем даже, каждым моментом, вдохом, ударом сердца. Когда Лагерфельд уходил, она, все еще путаясь в деталях и последовательности действий, неумело варила себе кофе, наливала его в полюбившуюся кружку, выходила на крыльцо и подолгу сидела на нем, глядя на вынырнувшие из-за облаков звезды, слушала ветер, разговаривала с Кимом.
– Тут везде растет трава, видишь? Совсем не жарко, даже холодно иногда, но мне нравится. Ты ведь все видишь через мои глаза?
Старый учитель не отвечал, но краем сознания Тайра чувствовала его присутствие или же хотела в это верить. Иногда, глядя на пустую дорогу и общаясь сама с собой, она чувствовала себя глупо, но не могла удержать эмоции внутри – хотела ими хоть с кем-нибудь поделиться.
– И Стив оказался таким добрым. Просто невероятно. Он каждый день мне что-то показывает, объясняет, заботится. Обо мне никто и никогда так не заботился, Ким, даже мать… Нет, я не хочу говорить о ней плохое – я мало помню, но ему я очень дорога, наверное, не меньше чем когда-то ей. И это… здорово.
Горел под высоким деревом одинокий шар – фонарь на тонкой ножке – высвечивал в кронах желтый полукруг, привлекал мошкару и бабочек. Закрывали Луну и являли миру вновь редкие тучи.
– Я скучаю по книгам, по обучению. Часто думаю о том, что будет дальше, но не вижу будущего. Может, я потеряла способность? Хотя, ты сам когда-то меня учил, что будущее – вещь зыбкая и изменчивая. В общем, я не знаю, что дальше, и немножко боюсь. Но я счастлива, веришь? Впервые за долгое время очень счастлива – у меня своя спальня, свои краны, ступеньки, крыша над головой. Да, это не Архан, но это тоже хороший мир. Очень хороший. И Стив меня кормит – приносит такие смешные пакетики и коробочки с готовой едой, говорит, что когда-нибудь возьмет в настоящий ресторан – покажет местную кухню. Думаешь, мне там понравится, Ким? И ты будь со мной, ладно? Даже если не отвечаешь, просто будь. Ах да, еще хотела сказать… Он часто заговаривает о том, чтобы познакомить меня со своими друзьями, но я отказываюсь. Зачем знакомить меня с кем-то, если мне осталось… сколько осталось? Это ведь не обязательно, да? Я отказываюсь. Боюсь, наверное. Ты не суди меня, Учитель.
Хоть здесь она могла называть его этим словом и не бояться. Пила терпкий крепкий напиток, дивилась его насыщенному запаху, прислушивалась к внутренним ощущением, благоговела от того тепла, которое разливалось по телу, когда внутрь попадала пища, радовалась.
– Хорошо, что я больше не в Коридоре. Я все еще переживаю, что зря ушла из него, что, может, упустила шанс, но местный Правитель обещал подумать. Я знаю, что перекладывать свои проблемы на чужие плечи – это недостойно, и в то же время помню, что нужно учиться принимать помощь. В общем, путаюсь, когда и что правильно делать. А ты приходи ко мне во сне, если хочешь. Ладно? Приходи, я всегда жду.
Наговорившись, Тайра поднималась с крыльца, уходила в дом, гасила с помощью плоского выключателя, как научил док, лампу над крыльцом и относила кружку на кухню. Мыла ее, иногда продолжать шептать себе под нос, делиться – то ли сама с собой, то ли с Кимом.
– Я чувствую себя, как богатая женщина. У меня есть дом, своя кухня, и я… ни чья-то драхма-сутра. Кто бы мог подумать, что однажды я доживу до счастливых моментов, когда смогу ложиться в постель из перины в одиночестве? А я ведь даже не дряхлая бабка…
И, размышляя над тем, что у нее есть все – абсолютно все для счастливой жизни, – Тайра шла в ванную, умывалась, вытирала лицо мягким полотенцем и умиротворенная ложилась спать.