– Ты, правда, думаешь, он помнит?
– Я уверен.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что веришь.
– Верил и буду верить.
Он не врал. Она знала.
И подивилась собственному разочарованному вздоху, когда на ночь ей вновь достался один-единственный поцелуй. Долго боролась с желанием закатиться под его – Стива – одеяло, а там будь, что будет…
Но успокоилась, сдержалась и пусть с трудом, все-таки заснула.
На четвертый день он учил ее кататься на велосипеде. Почему на велосипеде? Потому что Тайра наотрез отказалась даже от мысли о том, чтобы когда-нибудь сесть за руль.
– Но ведь это очень удобно – доезжать на машине!
– Нет. Они мне не нравятся.
– Но ведь есть другие, не как моя – поменьше, женские.
– Все равно не хочу.
– Может, потом захочешь? Тогда мы отдадим тебя в школу вождения…
Она не слушала. Радостно хохотала, неумело крутила педали, раз за разом кренилась на неустойчивой конструкции вбок и с восторгом ощущала, как ей не дают упасть – вовремя подхватывают сильные руки.
– Мне нравится! Нравится!
Дорожка от особняка до ограды была короткой, но Тайра не замечала этого – уже через час носилась по ней взад-вперед и дрожала от всеобъемлющего чувства свободы, радовалась касаниям развевающего волосы ветра, купалась в солнечных лучах и постоянно забывала, что все это ненадолго, не навсегда.
И только вечером вновь утонула в мыслях о том, что было бы, останься она в Коридоре? Может, надо было продолжать читать, искать, бороться? А теперь она просто живет, просто счастлива. Домик, Стив, кот, беззаботные текучие ласковые минуты. Бабочка тоже не знает о том, что живет недолго, бабочке кажется, что лето будет длиться для нее – яркокрылой танцовщицы – вечно…
– Обними меня, Стив. Прижми к себе крепко-крепко, ладно?
И он обнимал. Гладил дрожащей рукой под одеялом обнаженное женское тело, благоговел, исходил жаром, но терпел – не позволял себе продвинуться дальше нескольких поцелуев в шею.
– А тебе нравится моя грудь?
Этой лунной ночью в свете ночника Тайра вдруг отбросила предрассудки – устала от них и позволила им соскользнуть в сторону, равно как и плотному, слишком душному одеялу.
– Нравится?
Он не отвечал – просто смотрел, но смотрел так, что она видела – не просто нравится, вид ее груди пьянит Стива сильнее, чем любая алкогольная настойка, наполняет его кровь жаром, заставляет глаза блестеть от желания, а рот, наоборот, пересыхать от неутоленной жажды.
– Можно… я… ее поцелую?
– Можно. Я этого хочу.
И, чувствуя вокруг соска мужские губы, Тайра жмурилась от удовольствия, дрожала, задыхалась, плавилась, зарывалась руками в жесткие рыжеватые волосы. И когда распаленный, взвинченный до предела Стив попытался отстраниться, чтобы взять минутку-другую, успокоиться, она не позволила ему – вместо этого потянула на себя.
– Тайра?
– Я хочу. Хочу узнать, как это бывает – все, до конца.
И он не стал переспрашивать – просто посмотрел в ее глаза, прочитал в них больше, чем смог бы услышать, и на несколько мгновений застыл, прижался к ее лбу своим, поцеловал.
А затем потянулся к тумбе, чтобы погасить ночник.
Если бы Тайра умела говорить сквозь расстояния, она обязательно рассказала бы всем тем женщинам на Архане, которые когда-то пугали ее описаниями моментов близости, что должно быть не так, совсем не так.
Должно быть так, как только что было у нее – полное слияние не только тел, но и душ, сердец, жизненного пульса. Должно быть ласково, горячо и совсем не больно. Должно быть скользко, страстно, великолепно, неописуемо прекрасно. Ведь когда мужчина твой – действительно твой – по-другому быть не может. Тогда и только тогда все кажется естественным и правильным, только тогда внутренние энергии сходятся в одно, красное переплетается с синим и образует одно целое – бело-золотое и такое яркое, что слепит глаза, что разрывает и одновременно наполняет изнутри, что заставляет рыдать от одного предположения, что подобного могло никогда не случиться.
Ким был прав: гармония возможна лишь тогда, когда вместе воссоединяются две половины, когда черный полукруг заворачивается на белый, а белый гладит черный, когда гибкое и текучее успокаивает разгоряченное и жаркое, когда активное будоражит собой пассивное, когда вместе они начинают жить, биться, расти.
Но ничего из этого Тайра не смогла бы рассказать никому, кроме самой себя, а потому просто лежала, чувствуя, как ее спина прижимается к мужской груди, улыбалась и плакала одновременно. Нет, не плакала, а тихонько утирала пальцами скатывающиеся на подушку слезы, которые, как и ее губы, в темноте улыбались.
Глава 14
– Интересное дельце получается – тело живо, а душу забрали. Я о таком раньше не слышал. Точнее, слышал, но мало, – Баал отложил лежащую на коленях книгу, которую читал до прихода гостя, поднялся с дивана и подбросил в камин дров; затухший, было, огонь радостно затрещал и фыркнул снопом искр. Тепло, хорошо. Регносцирос любил огонь. – Такое возможно, если сделка заключена с условием, что человек проживет еще какое-то время, но очень определенное, оговоренное заранее.
– Так и есть. Ей дали год, из которого на данный момент осталось примерно сто пятьдесят дней. Плюс-минус.
– Ей? О ком идет речь, Дрейк?
– О Тайре. Девушке, которую Стив привел с собой из Коридора.
– Вот же, блин, – черноволосый мужчина стряхнул с ладоней налипшие опилки и кусочки коры, убедился, что в ближайшие полчаса камин не потухнет, и сел на диван. – О той самой даме, которая помогла найти ему вход в Мистерию?
– Точно.
– Тогда надо бы помочь. Надо бы… Вот только все не так просто.
– Почему?
Если кто-то и знал порядки и обычаи существ Нижнего Мира, то это был он – полудемон, и потому первым же выдавшимся субботним вечером Начальник направился именно сюда, на Криттон-авеню, в трехэтажный, стоящий последним на улице особняк.
– Ее душа уже в аду?
– В том-то и дело… – Регносцирос задумчиво тер подбородок; гостиная медленно прогревалась, наполнялась теплом, становилась жаркой. – Душа не может быть доставлена в ад, покуда живо физическое тело – между ними так или иначе сохраняется связь. И это означает, что душа девчонки пока находится в хранилище у одного из темных богов – того, кому служил призванный муар. А муару, должно быть, прилетело по шапке за незаконченную миссию.
– В каком смысле?
– Он должен был умертвить ее, но кто-то помешал, так?
– Да, так я понял.
– И это наш шанс.
– Объясни, не пойму.
Регносцирос протяжно вздохнул, задумался. Он уважал Дрейка, более того – любил его, как родного отца, которого видел всего несколько раз в жизни и которого после не захотел знать, но в вопросах поведения существ Нижнего Мира, объяснения их поступков и мотивации Дрейк оставался профаном. Да и до них ли, когда в Мире Уровней налажена такая мощная защита от проникновения?
– Как бы тебе объяснить по-простому? Я не могу так просто пойти в Нижний Мир и заявить, что хочу чью-то душу назад. Мол, отдайте. Во-первых, ни один демон по своей воле не придет просить за человеческую душу – скорее, наоборот. Это ведь трофей, награда, злобное удовольствие от того, что еще один «светильник» погашен. И за это любого демона ждет награда, бонус – назови, как хочешь – смысл не изменится.
– Но просить не запрещено?
– Теоретически нет. Но есть еще «во-вторых». И оно заключается в том, что Тайра, отдавая душу, попросила что-то взамен, и это что-то было ей выдано. То есть часть сделки, за которую отвечал муар, выполнена. А если так, значит, с чего бы им даже думать о том, чтобы вернуть душу? Нет, они дождутся, пока истечет объявленный срок, умертвят оболочку и тогда уже полноценно поместят остатки энергетической субстанции в ад. Это же топливо. И вот оттуда, из ада, ее будет достать совсем проблемно. Да и ни к чему уже.
– Почему?
– Потому что… Долго объяснять. И сложно. Та душа уже не будет прежней, и она Тайре не понравится.
– Значит, надо действовать сейчас, пока не истек срок. А в каком случае разговор с божеством Нижнего Мира будет иметь смысл?
Дрейк щурил серо-голубые глаза, Баал черные; оба напряженно размышляли.
– Только в одном случае – если за нее кто-то вступится.
– Кто? Могу этим кем-то быть я? Или Стив?
– Нет, нужен не человек. Кто-то сверху. Ни твои слова, ни слова Стива, ни даже самой Тайры не будут иметь для Нижних никакого значения. Они выслушают подобную просьбу лишь в том случае, если за нее вступится кто-то другой, более мощный.
– Не понимаю тебя.
– Кто-то ушедший наверх.
– Но кто это может быть?
– Я не знаю, – Баал развел руками и случайно задел лежащую на подлокотнике книгу – та с шелестом упала вниз. Он потянулся, аккуратно сложил листы, проверил их на наличие помятостей и вновь отложил книгу в сторону – на этот раз подальше, чтобы не задеть. – Мы можем только провести ритуал призыва и проверить.
– Это что еще за ритуал?
– Ритуал, в котором я задам вопрос, готов ли кто-то выступить в защиту Тайры – задам очень громко – так, чтобы услышали Старшие. Я не любитель орать в Верхний Мир, сам понимаешь – не мое это место даже близко, но раз уж ты пришел с такой просьбой, и если наш мир устоял благодаря ей, то так и быть – в этот раз я уступлю.
– Я буду признателен, – кивнул Начальник. – Тебе понадобится сама девушка?
– Конечно. Через нее я налажу тоннель.
– Хорошо. Как насчет того, чтобы попробовать прямо завтра, чтобы не тянуть?
Регносцирос легко качнул плечами.
– Я готов. Веди. Силенки есть, за засранцем Аароном больше не нужно приглядывать, так что, можно сказать, я почти скучаю по вечерам, сам видишь. А бандюки после сна почему-то притихли – лишают нас веселья и честного заработка. Засранцы.
Дрейк криво улыбнулся.
– Вылезут еще на свет, вот увидишь.
– Да жду – не дождусь.