– У Дрейка свои идеи – куда нам, серым и ушастым, пытаться их понять? Слушай, но ведь это здорово, что он тебя забрал, – снайпер повернулся к Регносциросу, а после широко зевнул. – А то жили бы теперь без тебя – темного и такого всего из себя уникального. А второго фаллоса к крыльям, случайно, не полагается?
– Так, кто-то уже напился! – захохотал Канн. – Началось про фаллосы и другие прелести вечерней жизни. Тебе одного мало?
– Ну… Я же просто так спросил… – кажется, Дэйн даже покраснел. – Вдруг демон – это не только сгустки темной субстанции внутри, но и прилагающиеся к ней три лишних руки, чтобы ласкать свою даму, пара лишних ушей, чтобы лучше слышать и…
– И три лишние в жопе дырки, – не удержался док. – Ты ему завидуешь, что ли?
– Я вообще никому никогда не завидую! Я сам – с усам! А про дырки… – послышалось почесывание и натужное хрипение. – Это ты зря. Это еще никому не пригождалось. И вообще… даже думать о таком противно.
– Так, я понял. Кого-то нужно развозить по домам.
Баал не обиделся на подначивания друзей, он улыбался вместе со всеми. Рассказал про себя, и хорошо – выполнил обещание. А теперь можно домой, к камину, почитать. Потому что жизнь на самом деле хороша, давно уже хороша – Дрейк был прав. А если прибавить ко всему еще и вчерашнее знание о том, что даже у него – Баала – есть свой Ангел…
Сумерки, смешки, скрип половиц. Пустые бутылки, отличная компания, запах мокрой коры – что может быть лучше?
Ведь если есть свой Ангел, это значит, что все совсем не так плохо, как он когда-то думал. Значит, не пропащ, не бесполезен, не помечен на лбу черным и оставлен всеми, как когда-то матерью.
Не забыт Богом.
– Хорошо посидели, ребятки. Но покатили уже по домам – холодает.
– А, может, в бар? – промычал Эльконто.
– Разве что в домашний – там тебе Ани нальет.
– Я что? Я согласен. С ней я всегда согласен…
– Вот и хорошо, что ты хоть с кем-то всегда согласен.
– Стивв-в-ви… Я тоже тебя люблю, старик.
Лагерфельд подставил снайперу плечо и ухмыльнулся.
Все как всегда, как обычно. Жизнь продолжается.
(Solarsoul – Treasure)
– Любимая, ты дома? У Бернарды? Так я вовремя позвонил? – прижимая трубку к уху, док улыбнулся. Двигатель еще не остыл, лишь нападало на капот листьев. Ему понадобится всего минута, чтобы вывести из крови алкоголь. – Конечно, я за тобой приеду.
Наличие чудес проявляется в жизни вовсе не тогда, когда выиграл в лотерею, услышал раскатистый глас с неба или же стал обладателем самой престижной в мире работы и сел на вершину мира, а тогда, когда есть дом – просто дом – не большой, не маленький, но уютный уже потому, что он твой. Когда в нем есть лохматый рыжий, изредка орущий басом кот, требующий свою собственную, извлеченную из пакетика порцию кошачьей еды. Когда этот кот в совершенно неподходящий момент забирается тебе на колени и решает, что на них ему будет спать теплее и удобнее, нежели где-то еще. Когда ты гладишь теплую шерсть и понимаешь, что для настоящей искренней радости нужно совсем немного. Чтобы кто-то вот так, как сейчас, как только что, обрадовался твоему звонку по телефону и произнес: «Я очень жду тебя, любимый. Приезжай».
И он ехал. Чувствуя, что любят, чувствуя, что ждут, что именно ему, а не кому-то другому обрадуются на пороге.
Так и случилось.
Не успел он позвонить, как дверь распахнулась и пахнущая особняком Бернарды – сдобой, ванилью и недавним смехом, – Тайра выбежала ему навстречу.
– У тебя все хорошо?
– Очень хорошо. Очень! Представляешь, Дина помогла мне вернуть книги!
– Да что ты?
– Да! Я так счастлива, Стив! Так счастлива, ты не представляешь!
Он представлял. Потому что, обнимая дрожащее от прохладного вечернего воздуха и возбуждения женское тело, вдыхая запах черных, пахнущих розовым маслом волос и чувствуя, как его обнимают в ответ теплые руки, он бы счастлив сам.
Полностью. И безоговорочно.
Эпилог.
(Yanni featured Ender Thomas & Chloe – Mi todo eres tu (Until the last moment))
Весь следующий день она напоминала ему собачку, которая разрывается между пятью мисками с едой – попробовать стейк или вырезку? А, может, окорок? Нет, лучше грудинку, грудинку! Или все-таки окорок?… Грудинку-окорок-грудинку-окорок? Аргхххх….
Тайра то перебирала многочисленные, купленные в цветочном магазине упаковки с семенами – вчитывалась, нюхала, трясла их, разглядывала, – то вдруг кидалась к выходу из дома, где на крыльце стояли приготовленные заранее ящики с землей – что-то пересчитывала, прикидывала в уме. Затем бросалась обратно, снова читала инструкции по выращиванию и постоянно шептала себе под нос:
– Нет-нет, не нужно много воды, нужна лишь правильная энергия, я сама напитаю…
А после вдруг забывала про пакетики и принималась размышлять, в какой последовательности правильно расставить на полках принесенные книги. По алфавиту? По смыслу? По толщине или значимости?
Они договорились, что бесценную коллекцию лучше оставить в доме Стива – так безопаснее, а с собой в особнячок через дорогу Тайра будет носить лишь ту, которую в настоящий момент хочет почитать. Ведь так правильно? Так хорошо?
Лагерфельд смеялся.
А она с особой тщательностью разводила специальный щадящий раствор, обмакивала в него мягкую тряпочку, отжимала ее и аккуратно протирала корешки, старинные обложки, чистила ювелирно выкованные вензеля и золотистые выпуклые буквы.
Когда дверной звонок оповестил о прибытии гостей в первый раз, новоиспеченная хозяйка дома оставила книги, вышла вместе со Стивом поприветствовать высокого Мака Аллертона и синеглазую брюнетку Лайзу, которых раньше никогда не видела, приняла принесенный ими подарок, поблагодарила за него, а стоило двери закрыться, тут же вернулась к оставленному занятию.
– А почему они не остались попить чаю?
– Говорят, заняты. Заехали по пути в магазин.
– А-а-а, здорово. Они очень приятные люди.
Когда часом позже дверной звонок прозвенел еще раз, на ладони Тайры как раз лежали крохотные семена бальзамина – пришлось быстро ссыпать их обратно в пакетик и принять – ух ты! – еще один подарок. На этот раз от здоровяка Дэйна и его белокурой спутницы Ани.
Нет, чаю тоже не будут? Ехали в ресторан? Хорошо, спасибо, что заглянули. Рады, конечно, рады – в следующий раз заходите, чтобы побыть подольше.
Подобным образом, отвлекая вечно занятую Тайру от важных дел, прозвучало еще два звонка, и на пороге, следуя почти друг за другом, возникали то Элли и Рен, то Шерин и Халк.
– Смотри, что нам принесли! Тут ваза для цветов, а тут конфеты и набор пушистых банных полотенец! Как краси-и-и-во! Стив, но почему они не остаются? Не пьют даже чай? Почему просто приходят и сразу же уходят – они стесняются?
Лагерфельд загадочно улыбался.
– Не думаю, что они стесняются. И предлоги они придумывают ненастоящие, так мне кажется. Просто им хочется посмотреть на тебя, познакомиться, ведь слухи о том, что у меня есть возлюбленная, появились давно.
Его Арханская принцесса, смущенная и польщенная одновременно, продолжала теперь восседать на полу в окружении не только недосортированных книг, но и подарочных упаковок.
– Но они все с подарками! Какие добрые, какие хорошие люди. Вот только я смущаюсь – зачем столько подарков, Стив? Ведь можно было и так…
– Можно было, – он, подперев подбородок кулаком, сидел на диване и с нежностью смотрел на темноволосую и розовощекую девушку. – Но им хочется поблагодарить ту, которая им меня вернула.
– Да?
Какое-то время Тайра обдумывала его слова, прикусывала нижнюю губу, а затем вдруг расцвела и хитро улыбнулась.
– Но они не правы!
– В чем?
– Они думают, что я им тебя вернула, но это не так.
– А как?
Шурша длинной юбкой, Тайра поднялась с пола, уселась на диван рядом со Стивом и обняла его за шею. Прижалась лбом к его виску, погладила пальцами по щеке и призналась:
– Они ошибаются, но просто не знают об этом. Я им тебя не вернула. Нет. Разве ты не знаешь? Я оставила тебя себе.
И с удовольствием почувствовала, как ее обняли теплые сильные руки. Но не только они – все существо Стива обняло ее изнутри – засияли, запереливались его тонкие тела, засверкала внутренняя энергия. И такие правильные, такие чудесные красные нити ласково и как никогда прочно переплелись с наполненными любовью синими.
Конец.
Конец?
Несколько дней спустя.
– Представляешь, они перестали даже шалить и донимать Клэр – мешать ей смотреть по вечерам телевизор! Таскают эту траву из моей кладовки – как? Ума не приложу – не спрашивай! – и жгут ее в камине. Сидят всем скопом, как завороженные, и слушают, слушают, слушают… Это же панацея от всех бед! Ни в картины больше не превращаются, ни тапки не таскают – не Смешарики, а умильная кучка деток, слушающих бабушкины сказки. И что я буду делать, когда эта чудесная трава закончится?
– Ну, мы вернемся на Архан и возьмем из чулана Кима еще – там чуть-чуть осталось.
– А когда закончится там?
На широкую парту, за которой бы поместились десятеро, но за которой сидели лишь две улыбающиеся девчонки – русая и темноволосая – из окна падала широкая полоса света. На парте лежали чистые листы бумаги, ручки для записи и карандаши. Тайра не знала, для чего могут понадобиться карандаши, и с предвкушением ждала момента, когда, наконец, узнает. Она до сих пор верила, что два дня назад Правитель пригласил ее к себе, чтобы задать тот самый – один-единственный и самый важный для нее вопрос – желает ли она обучаться дальше?
Конечно, желает! Очень желает! Мечтает об этом, как никогда раньше. Ведь книги – это книги, их нужно понимать самому, а когда есть тот, кто может объяснить – разве это сравнится? Так она и ответила Дрейку, а теперь сидела в маленьком, светлом кабинете, расположенном на одном из многочисленных этажей высокого серебристого здания и нетерпеливо ждала начала первого занятия.