Мистическая Прага. История. Легенды. Предания — страница 48 из 52

Бесследное исчезновение

Слуга вернулся в гостиницу и поведал коллегам о случившемся. Его рассказ вызвал тревогу.

— Пойдемте-ка разбудим хозяина, — предложил один.

— А не получим ли от него нагоняй?

— Да ему же пора отправляться в Вену. Осерчает, что не разбудили…

Слуги поднялись на второй этаж, где в самом дальнем конце коридора находилась квартира хозяина.

Долго стучали в дверь, но ответа не дождались. Напуганные слуги долго совещались и наконец решились открыть дверь запасным ключом.

Номер-квартира хозяина, как и прежде, была в безупречном состоянии. Никаких изменений. Идеальная чистота. Вот только ни его самого, ни дорожных баулов — нигде не оказалось.

— Как же так, братцы? — развел руками один из слуг. — Отбыл в Вену и не попрощался? Не оставил никаких приказов, не сказал, когда возвращается…

Другой возразил:

— Не мог он уехать… Я сегодня дежурил всю ночь. Не выходил хозяин из гостиницы…

— Да не в окно же он сиганул и не в трубу вылетел…

— Нет, тут дело не чистое…

— Такого еще здесь не случалось… — загалдели разом слуги.

Наконец решили: надо сообщать властям. Отправили гонца в ратушу.

А до прибытия властей стали внимательно осматривать покои хозяина.

— Эй, братцы! — закричал один из слуг. — Поглядите-ка сюда! Я вчера прибирался здесь, а этого не было… — Он ткнул пальцем в дверь.

На коричневой доске явственно виднелось нацарапанное изображение то ли черепа, то ли маски.

— Не мог же сам хозяин сотворить подобное…

— Он бережливый… Не стал бы свое добро портить!

— Кто же тогда?! — снова наперебой заговорили служители гостиницы, но так и не нашли объяснения происшествию.

Прибыли господа из ратуши. Осмотрели комнаты, где жил владелец гостиницы, и развели руками.

— Кроме нацарапанного то ли черепа, то ли маски на двери, ничего подозрительного…

— Отчего вы паникуете и нас от дел отрываете?

Тут заговорил слуга, который утром повздорил с бродячими артистами.

— Видел я сегодня, как околачивались возле гостиницы двое оборванцев: рожи разбойничьи. А глазами они так и стреляли по окнам нашего заведения. Если бы я не шуганул их, наверняка чего-нибудь сперли. Что-то приманивало этих бродяг к гостинице.

— А как они выглядят? — поинтересовался господин из ратуши.

— Да как обычные комедианты: потрепанные, чумазые, на рожах блудливая улыбка гуляет. А у одного на голове был колпак с бубенчиками. То-то я еще ночью слышал звон бубенцов! Подумал тогда, что во сне померещилось, ан нет…

— И я слышал бубенцы ночью, — поддержал товарища другой слуга.

— Я тоже…

— И меня разбудили эти звуки… — вспомнили остальные.

— Говорят, услышать ночью бубенцы — к большой беде…

— Оставим предрассудки, — перебил господин из ратуши. — Что еще можешь сообщить о лицедеях?

— Называли они себя как-то по-чудному: «Пепик и Шепик». А еще грозились, прохвосты окаянные. Да рожи у них вдруг изменились: такими сделались, что меня за сердце будто кузнечными клещами схватило. Ни дать, ни взять — сам сатана одел на них страшные маски. А после того, как бродяги пообещали, что у меня язык сломится, и впрямь чувствую: распухает он и еле ворочается. Вот поглядите-ка…

Господа из ратуши поморщились и даже отступили на шаг назад.

— Да закрой ты свой рот! — рявкнул один из них. — Ступай к лекарю со своим языком… Господа, — обратился он к коллегам, — здесь нам больше делать нечего. Нет никаких следов преступления. Возможно, хозяин гостиницы торопился и не счел нужным попрощаться с челядью. А этих, как их там, Шепика и Пепика, надо на всякий случай разыскать…

— Если появится известие от вашего хозяина, дайте нам знать, — приказал слугам другой чиновник.

На том господа из ратуши и покинули гостиницу.

Комедиантов Пепика и Шепика найти не удалось. Хозяин отеля, собиравшийся в Вену, так и не объявился. Уехал ли он туда на самом деле или что-то с ним приключилось, так и осталось еще одной мистической тайной Праги.

А через полгода гостиница перешла к новым владельцам. Но прежняя, суеверная обслуга не пожелала больше работать в ней, опасаясь неприятностей, обещанных комедиантами.

После этой истории о янтарной маске в Праге надолго перестали вспоминать…

Исчезнувший канатоходец

Все наши знания, прошлое, настоящее и будущее — ничто по сравнению с тем, что мы никогда не будем знать.

Константин Циолковский

Закулисные раздоры

Часто в преданиях о янтарной маске говорится о таинственных, бесследных исчезновениях людей.

Настал XX век… Казалось бы, навсегда позабыты средневековые предрассудки, опасения, надежды, мечты, которые в старину связывали с янтарной маской.

Однажды на гастроли в Прагу из Австрии прибыл знаменитый передвижной цирк господина Гагенбека. Приезд шапито — всегда событие для города, и гастроли австрийского цирка начались в чешской столице весьма успешно.

Зрители — дети и взрослые — восторженно принимали выступления акробатов, укротителей, фокусников, жонглеров, клоунов, эквилибристов. Только канатоходец почему-то удостаивался лишь жидких аплодисментов. Ему никак не удавалось покорить пражскую публику.

После второго или третьего выступления он заявился к директору цирка и стал возмущаться:

— Что за дурацкий зритель сегодня собрался! Невежи! Болваны! Я выступал в лучших цирках Европы: в Берлине, Лейпциге, Будапеште, Брюсселе — всюду овации, восторги, цветы!

— Погоди, не горячись, Алекс… — попробовал успокоить канатоходца директор. — Никто не оспаривает твоего мастерства. Выступления твои почти безукоризненны. Однако не будем осуждать зрителей, — ведь мы больше всего зависим от их мнения. Давай-ка лучше проанализируем, почему публика прохладно приняла тебя.

Канатоходец поморщился.

— Франк, ты ведь сам принимал и утверждал мою новую программу. Что нам сейчас анализировать? Тем более мой номер уже прекрасно приняли Вена, Вадуш, Зальцбург, Линц и даже привередливый Клагенфурт…

Директор махнул рукой.

— Не стоит об этом напоминать! И будь любезен — не перебивай! Мне кажется, наблюдая за пражской публикой, я сегодня понял, в чем твой просчет. Ты выполняешь свой номер под вагнеровскую музыку из его «Персифаля» и под траурный марш из «Кольца Нибелунга». Согласись, даже в исполнении нашего, весьма слабенького, оркестрика такое сопровождение весьма мрачно воздействует на зрителей. А цирк — это прежде всего радость, смех, веселое волшебство, мир, где не должно быть печали. И к тому же, Алекс, ты изменил свой костюм, не спросив у меня разрешения. Твои танцы и движения на канате под музыку Вагнера, да в таком зловещем одеянии, выглядят весьма тревожно и навевают необъяснимый страх. Я сам видел, как многие зрители закрывали глаза, словно ожидая нечто ужасное.

Канатоходец ухмыльнулся.

— Мои трюки весьма опасны, вот публика от страха и зажмуривается.

— Нет-нет, тут что-то другое, — упрямо замотал головой директор цирка.

Взгляд его вдруг сделался задумчивым. Он чуть сощурил глаза и медленно произнес:

— Признайся-ка, Алекс…

— В чем?! — Канатоходец насторожился, но при этом беспечно улыбнулся.

— Не в тех ли старых книгах, которые всюду возил с собой, ты вычитал секреты недоброго воздействия на публику?

Циркач громко рассмеялся.

— Ага! Эта старая дура, фру Беккенгордт, настучала тебе. Ей бы давно пора не на арене появляться, а со своими псинами давать представления возле кладбища! Книги я покупал на свои деньги. Да, в них мистика, оккультизм, тайны прошлого, описание мистерий. Но никакого отношения моя библиотека не имеет к цирку и моему выступлению!

Директор отвел взгляд в сторону.

— Алекс, не хочешь говорить правду, воля твоя. Но помни о гастрольном контракте. Не только публика, но и вся труппа настороженно относятся к тебе. А разлада в коллективе я не потерплю! В общем, подбирай другую музыку, меняй цирковой костюм и поменьше увлекайся своими таинственными книгами.

Канатоходец лишь зло сверкнул глазами и молча удалился.

Два дня на размышление

Но на следующем, вечернем представлении он ничего не изменил. Публика снова оценила его выступление сдержанными хлопками, а коллеги — настороженными взглядами и недовольным шепотом.

Директор цирка пригласил канатоходца побродить перед сном вокруг шапито.

— Я понимаю, Алекс, за один день трудно что-либо изменить в программе. Но поверь, старина, после твоего номера остается на душе осадок страха и чего-то еще… Даже не знаю, как это выразить… Поверь, я не хочу разрывать с тобой контракт. Но, к сожалению, вынужден сказать: два дня тебе на размышление и на подбор другой музыки и костюма… И ради бога, не одевай дурацкую желтую маску. Где ты видел, чтобы канатоходец выступал в маске?

Алекс остановился и резко повернулся к собеседнику.

— Принимаю твои рекомендации, хотя и не люблю слепо подчиняться традициям. И знай, мой дорогой Франк, вся эта манежная завистливая бездарность и тупая публика скоро увидят настоящее чудо на арене! Даже ты ничего подобного не встречал.

Директор цирка настороженно взглянул на артиста.

— Не перебивай, Алекс. Как там у вас, у канатоходцев, говорится?.. «От неверно взятого даже на миллиметр шеста-балансира зависит, останешься ли ты под куполом или разобьешься об арену». В общем, на два дня я освобождаю тебя от выступлений. Оркестр по моему приказу готов репетировать с тобой между представлениями. У музыкантов уже есть предложения к твоему номеру. Обуздай гордыню и выслушай их.

— Непременно… Подчиняюсь и становлюсь манежным паинькой! — с какой-то издевкой в голосе ответил канатоходец. — Я все исполню…

Директор недоверчиво взглянул на артиста, но промолчал.

Разрастание конфликта

В цирковом коллективе трудно что-либо утаить. Спустя день после ультимативного, нелицеприятного разговора директора и канатоходца в труппе еще больше накалилась обстановка.