— Поедем ко мне?
— К сожалению, не могу! — ответила девушка. — У меня цикл.
— Не волнуйся, — сказал философ. — Мы сядем в мою новую пятисотую «хонду», а твой цикл[2] захватим с утра!
Люди, живущие в мире слов, выглядят так нелепо!
В Тихуане один мексиканский здоровяк забрел в публичный дом. Хозяйка радушно его поприветствовала и проводила в первую комнату справа. Мексиканец вскоре вернулся и сказал, что не может. Хозяйка спросила, в чем дело. Мексиканец смущенно произнес: «Потому чта она — мая систра».
Хозяйка выразила понимание и направила его во вторую дверь слева Вскоре он вернулся, снова покачал головой и сказал: «Не магу, она — мая систра».
Хозяйка на этот раз пришла в замешательство и отправила верзилу в последнюю комнату справа. Как и прежде он вышел из комнаты через пару минут и, потупив взор, произнес: «Эта леди тожа мая систра!»
Сбитая с толку и ошеломленная, хозяйка заведения направила мексиканца наверх к светлокожей блондинке из Швеции, точно зная, что та не может оказаться его очередной «систрой».
Как только за ним закрылась дверь, она ринулась к тайному смотровому отверстию, чтобы на них посмотреть. Поколебавшись какое-то время, мексиканец, наконец, спустил штаны. Увидев его гигантский член, свисающий до колен, шведка воскликнула: «Ну ты, брат, даешь!»
В этом и была вся проблема — в слове «брат»!
По отношению к Дионисию вам следует проявить немного терпения. Он выражает мысли, используя язык, к которому привыкли христианские теологи. Девяносто девять процентов всех его слов излишни, но оставшийся процент столь драгоценен, что можно закрыть глаза на лишние девяносто девять.
Если вы знакомы с историей евреев, христиан и мусульман, то должны знать, что у них один корень, один источник. В мире существуют только две религиозные традиции: иудейская и индуистская. Иудейская традиция породила мусульманство и христианство, от которых затем отпочковались католики, протестанты, шииты, сунниты и прочие. А индуизм разделился на два основных течения: джайнизм и буддизм, каждое из которых тоже имеет ответвления.
Различия между этими двумя традициями огромны. Иудейская традиция очень сильно укоренена в словах, она не вышла за пределы ума. Лишь изредка какой-нибудь смельчак решался на прыжок в запредельное. Если он действовал неосторожно, его сразу же убивали, распинали.
Из-за этого Дионисий проявлял огромную осторожность. Поэтому он и прячет бриллианты среди обычной гальки и булыжников. Он говорит:
Но берегись, как бы не стало это известно кому-либо из непосвященных…
Он пишет своему ученику Тимофею: «Берегись, как бы не стало это известно кому-либо из непосвященных….» Вот что он хочет сказать: «Будь очень осторожен и осмотрителен. Если истина достигнет ушей непосвященных, ты напрасно подвергнешь себя опасности».
Но кто эти непосвященные? Он говорит:
…что прилепились к тварному миру и возомнили, будто за пределами бытия нет ничего…
Все три религии, зародившиеся вне Индии, то есть христианство, иудаизм и мусульманство, остались раздвоенными: их последователи верят в то, что бог — творец, а мир — его творение. В этом основа их двойственного подхода Бог напоминает им художника или скульптора за работой. К моменту завершения картина становится чем-то от него независимым. Даже если художник умрет, она не исчезнет с его смертью. После того как скульптор выполнил свою задачу, в нем отпадает необходимость. Статуя, его творение, может продолжить свое существование сама по себе. Существование творца становится при этом ненужным.
Возможно, вы знаете, что согласно иудаизму бог создал мир за шесть дней, а на седьмой день он отдыхал. И никто не спрашивает, что он делал потом. До сих пор отдыхает? Какие долгие выходные, а ведь он поработал всего шесть дней! И теперь целую вечность нечего делать…
Восточный подход не таков. На Востоке бога мыслят не в роли художника или скульптора, его мыслят в виде танцора, Натараджа. Вы, наверное, видели статуи танцующего Шивы, таково восточное представление о боге как о танцоре. В чем тогда различия? Различия есть, они невероятно важны и огромны. Танцор и танец неразделимы — их разделить невозможно: танцор — это танец, а танец — это танцор. По сути, в кульминационные моменты танцор целиком растворяется в танце, он сам им становится.
На Востоке бог как создатель и мир как творение рассматриваются не как два отдельных феномена, а как два аспекта одной реальности. Мир — это танец, а бог — это танцор, и, если он остановится хотя бы на одно мгновение, мир исчезнет. Танцор не может позволить себе выходной.
Поэтому на Востоке никогда не существовало ничего подобного воскресенью. Это изобретение Запада. На Востоке праздничные дни существовали, но предназначались не для отдыха, а для пения, празднования, танцев. Эти дни не были выходными в смысле «выхода» из деятельности. На самом деле по сравнению с буднями они подразумевали еще большее «включение».
В основе этой традиции лежит исходное представление о боге не как о творце, а как о творческом начале. И еще раз обратите внимание на разницу: бог — это не творец, а творчество, не личность, а энергия, присутствие. Восточное понимание природы бога достигло непревзойденных высот, и больше к нему уже нечего добавить.
Дионисий желает сообщить ту же самую истину, на которую он каким-то образом наткнулся. Но он советует своему ученику Тимофею:
…берегись, как бы не стало это известно кому-либо из непосвященных….
Под «непосвященными» он имеет в виду так называемых религиозных людей. Дионисий говорит о них как о непосвященных, потому что они дуалисты. А всякий дуализм свойственен лишь уму непосвященного. Чистое сознание не признает ни двойственности, ни разделения, оно признает только органическое единство. Все существование — это одно органическое целое: бог неотделим от своего творения.
Но для христиан такая мысль оказалась совершенно неприемлемой, и они назвали ее языческой. Если вы полагаете, что все вокруг божественно, то вы — язычник, человек крайне примитивный. Это значит, что вы еще не доросли до сложного мировоззрения и продолжаете относиться к жизни по-детски. Но это не ребячество, а лишь отношение, подобное мировоззрению ребенка. Именно это имел в виду Иисус, когда говорил: «Если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное». Такое отношение не примитивно. Оно просто, но не примитивно. Оно ясно, предельно ясно, но не примитивно. На самом деле это наивысшее выражение религиозности.
Дионисий говорит, что те, кто мыслят противоположностями, кто разделяет сущее на создателя и созданное, цепляясь за тварный мир, являются непосвященными, профанами.
Поэтому христиане не могут поверить в то, что люди — боги. Провозгласить себя богом значит совершить грех, святотатство. Даже Иисус вынужден говорить обиняками, не напрямую, не так, как говорили провидцы из Упанишад: «Ахам брахмасми, я — бог», — не так ясно. Иисус говорит: «Я — Сын Божий, а Сын и Отец — одно». К чему эти окольные пути? Зачем говорить: «Я — Сын Божий», прибегая к весьма антропоцентричной манере выражаться, заставляя бога играть роль отца, а себя — роль сына, порождая идею святого семейства? Тем более что семья есть самое что ни на есть порочное явление! Таким образом Иисус проецирует эту идею на высшую реальность и затем утверждает истину с черного хода: «Я, Сын, и Бог-Отец — не есть два». Но при этом истина становится такой разбавленной. Она теряет всю ту остроту, что присуща выражению «ахам брахмасми» или словам Аль-Хилладж Мансура «Анальхак», что значит «Я есть высшая истина». Это прямые утверждения.
Но христиане отвергают подобную прямоту. Они называют эти утверждения эгоистичными, они называют эти утверждения языческими. На Востоке говорят, что все является божественным. Малейшая травинка столь же божественна, как и самая большая звезда, потому что не существует ничего, кроме бога. Существование становится синонимом бога.
Дионисий пишет Тимофею: «Остерегайся непосвященных». Фактически, непосвященными он называет всех христиан и иудеев; он сомневается в их религиозности. Он говорит о тех, кто продолжает повторять: «Мы — твари и не можем быть богами, не можем быть создателями».
В этом парадокс. Вы и творцы и твари — и то и другое. И каждое мгновение вы можете прожить либо в роли творца, либо в роли твари. Каждый раз, когда вами овладевает творческое бессилие, вы — тварь. Но вам знакомы и моменты творчества: в такие мгновения вы не тварь, ваши скрытые стороны начинают проявляться. Когда вы рисуете и, поглощенные рисованием, забываете себя, разве тогда вы тварь? Когда вы поете и песня завладевает вашей душой, разве тогда вы тварь? Когда вы любите и любовь ваша столь всеобъемлюща, что вы растворяетесь в ней, разве тогда вы тварь? Всем вам знакомы мгновения, когда вы были создателем. Всем вам знакомы мгновения, когда вы знали, что способны на чудеса. Вы знаете, что иногда вы овладеваете всеми секретами волшебства — вы можете превращать камни в золото.
Нет ни одного человека, жизнь которого была бы настолько бедна, что он никогда не переживал бы чуда Человек может не верить в чудо, он может его отвергать, отворачиваться от него, даже пытаться забыть все случившееся, решив, что он это вообразил, выдумал. Но окна в чудесное порой распахиваются.
Медитация — это сознательное распахивание окон. Когда они открываются сами по себе, вы не владеете ситуацией. Да, созерцая прекрасный закат, вы можете ощутить в себе нечто от создателя, но вы не владеете ситуацией. Наблюдая за полетолд птицы, вы можете слиться с ней настолько, что забудете о том, что остались на земле, а не парите в небе. Но вы не управляете этим слиянием. Медитация помогает вам взять контроль в свои руки.
Но профаны продолжают утверждать, что религиозны, тогда как на самом деле они далеки от религии. В мире полным-полно псевдорелигиозных людей. Если вы хотите составить список псевдорелигиозных людей, то можете включить в него всех христиан, всех мусульман всех индуистов, всех джайнов и буддистов, которые ходят в церкви, в храмы, в мечети и гурудвары. Все они псевдорелигиозны и не имеют к истине никакого отношения. Они не заинтересованы в истине по-настоящему, они ее боятся. Эти люди — верующие, но они не религиозны.