Джахира пожала плечами:
— Это из Саммариндской впадины. Некоторые диковинные существа, которых выбрасывает из расщелины, обладают лечебными свойствами. Другие смертельно ядовиты. Многие аптекари зарабатывают на жизнь, только и делая, что отделяя одних от других.
Мариям тянуло ступить в прохладный мрак дверного проема и окунуться в оскалившуюся сотнями клыков бездну, но Джахира уже направилась дальше, гонимая желанием добраться до рядов со свежими товарами, пока все не разобрали.
В голове у Мариям роились картинки хищных зубов и изогнутых костей. Она завернула за угол и увидела стайку одетых в черное женщин, сидевших на корточках в тени перекошенного навеса, с товарами, которые были разложены перед ними на выцветшей материи. Джахира с корзиной маячила впереди. Мариям заметила ее сквозь арку, ведущую к бесконечным рядам с горами фруктов.
Сидевшие на корточках женщины не обращали на нее никакого внимания, пока Мариям не наклонилась и не указала тонким пальцем на вереницу стеклянных пузырьков на ткани. В склянках было мерцающее и сверкающее даже в тени вещество.
— Что там? — спросила она.
Женщины обвели ее холодным взглядом, даже не подумав скрыть презрение. Мариям задала вопрос снова, на этот раз на бартерском, помогая себе жестами. Женщина рядом неохотно ответила, но из ее слов Мариям ничего не поняла. Может, это название на местном наречии. Слово, эквивалента которому нет в других языках и уж точно — нет в родном языке Мариям.
Она осторожно взяла пузырек и посмотрела на свет. Внутри мерцали и переливались разные цвета. Что такое — непонятно, но очень красиво.
На лицо Мариям легла тень.
— Безделушки для туристов, — пояснила Джахира, глядя на женщин сверху вниз с нескрываемым раздражением. — Давай лучше отведу тебя в квартал ремесленников, если тебя так интересуют побрякушки.
Мариям поднялась, смахивая песок с юбки.
— Но что все-таки внутри?
Джахира ответила не сразу:
— Чешуйки с Хрустальной скалы. На этих старых развратниц уже никто не клюет, вот они потихоньку и разворовывают наше давно заброшенное наследие.
Одна из женщин что-то сказала Джахире. Та резко ответила на родном языке:
— Торговать этим противозаконно! Мне придется сообщить о них портовому инспектору.
— Нет, не надо, — взмолилась Мариям. Она зажала в руке склянку и нырнула в кошелек за монеткой. — Столько хватит?
— Более чем, — не замедлила с ответом Джахира. — Не стоит поощрять их.
Мариям бросила монетку на ткань, и лица трех торговок расплылись в радостных улыбках.
— Они столько и за неделю не зарабатывают. Ну ладно. Давай отведу тебя туда, где можно потратить деньги с большей выгодой.
Этим вечером в «Морской звезде» Мариям вместе с Джахирой, Хаптетом и их друзьями устремили взгляды на океан с разлитым в водной ряби золотом двух лун, Неме и Крил.
Мариям нащупала в кармане пузырек и стала перекатывать гладкое стекло кончиками пальцев.
— Что ж, — начал Хаптет, поднимая кувшин с вином, — завтра начинаются состязания. Ты уже определилась с победителем? Сделала ставку?
Мариям покачала головой:
— Странный ритуал. Зачем он вообще нужен? Почему мужчины дерутся друг с другом?
Рядом с ней сидела Джахира, а за ней незнакомый мужчина. Левая сторона его лица была украшена причудливым узором, спускавшимся к шее и окончательно исчезавшим в темных волосах под рубашкой. «Интересно, это его дань или искусство? — попыталась догадаться Мариям. — И какая между ними разница?»
Джахира прислонилась к его плечу, отпивая из бокала на длинной ножке.
— Когда-то турнир был событием политическим, сейчас все свелось к спортивным соревнованиям, — ответила темнокожая женщина в соблазнительном бирюзово-золотистом наряде. — Уже несколько лет Саммаринда живет мирно. Никто больше не воюет.
— Я поставлю на Ориаса, — громко заявила Джахира. — Три года подряд выигрывала деньги, и все благодаря его уверенности и ловкости.
Ориас. Мариям застыла при звуках имени, но только на мгновение. Никто не заметил. Никто не смотрел на нее.
— Ставка на принца — другого мы от тебя и не ожидали, — сказала женщина в бирюзовом.
Джахира театрально всплеснула руками, изображая возмущение таким предположением.
— Ориас — не просто принц! Ориас — герой войны!
— Тем не менее он остается принцем — и все дамы ставят на него, — заметил Хаптет. — А еще он блестящий опытный воин, поэтому победа ему гарантирована. Ставь — не прогадаешь.
— Он и правда принц? — спросила Мариям, беспокоясь, как бы кто не заметил дрожь в ее голосе. И сама удивилась, что слова не застряли у нее в горле. — Не знала, что на Саммаринде есть королевская семья.
— И не одна. Их здесь десятки, — рассмеялся в ответ Хаптет. — Но Ориас — мой друг. Я тебя познакомлю. Он мне как брат. Сражался в битве при Маратисте.
— Неужели?! — воскликнула Мариям. — Воевал? Похоже, он настоящий герой. Я слышала, что не многие в тот день ушли с поля боя живыми.
— Ты знаешь о Маратисте? — Теперь настала очередь Хаптета удивиться.
— Я была там.
— В Маратисте? Серьезно?
Мгновение Хаптет и Мариям не сводили друг с друга глаз. Но официант начал убирать со стола, и момент растворился в звяканье бокалов и новых заказах.
На пляже под возгласы детей и тявканье собак взрывались фейерверки.
— Сегодня Джахира рассказывала о Хрустальной скале, — сказала Мариям, повышая голос. — Очень хочется на нее посмотреть. Не отвезешь меня к ней?
Хаптет кивнул, с любопытством разглядывая ее.
— Завтра, — сказал он. — Я отвезу тебя туда завтра.
На расстоянии Мариям показалось, что Хрустальную скалу следовало бы назвать иначе. Никакого хрусталя здесь и в помине не было и ничего хотя бы отдаленно напоминавшего его. Казалось, минерал — назовите его как хотите — впитывал в себя небесный свет, выделяясь на фоне остальных скал темным пятном.
— Хочется потрогать ее, — сказала Мариям.
— Нет, — ответил Хаптет. — Прикасаться запрещено.
— Но старухи соскабливали с нее чешуйки на продажу.
— Возможно, — ответил Хаптет. — Так или иначе, этого делать нельзя — на то есть свои причины.
Она подумала, что с их первой встречи Хаптет сильно помрачнел. «Не из-за заигрываний ли Джахиры с незнакомцем в татуировках? Вряд ли, — рассудила Мариям. — Этих людей не волнуют тайные связи на стороне. Нет, это из-за Хрустальной скалы ему стало не по себе».
— Дотрагиваться нельзя, забираться наверх тоже. Но хотя бы узнать ее историю можно? — спросила она, поглаживая кончиками пальцев спрятанный в кармане пузырек с переливающимися частицами.
Они вскарабкались чуть выше по горному хребту и теперь стояли прямо напротив скалы. Две выходящие на поверхность вершины, разделенные полоской воды. Казалось, Хрустальная скала манила, заставляла вглядываться в себя, хотя смотреть, по сути, было не на что.
— Под Хрустальной скалой находится впадина, уходящая вглубь на многие мили. Измерить ее никому не удалось. Никто не добирался до дна.
Мариям шагнула к краю выступа, дальше идти она не осмелилась. Вода кристально чистая и прозрачная, как и вокруг всего полуострова Саммаринда. Но под Хрустальной скалой океан темнел, как небо в безлунную ночь.
— Наши предки отправлялись на Хрустальную скалу, когда последние надежды были потеряны. Они обмазывали тела маслами и блестящими чешуйками со скалы и становились на самый край.
— А потом кидались вниз? Кончали с собой?
— Они ныряли в воду, но не погибали. Хотя те, кто не смог войти в воду плавно, ломали шеи и тонули.
Мариям не сводила глаз с черного пятна на водной глади.
— Ныряльщики погружались в Саммариндскую впадину. На некоторое время исчезали во тьме, а затем поднимались на поверхность… переменившимися, — закончил свой рассказ Хаптет.
— Переменившимися? Как?
Хаптет нахмурился, подыскивая нужные слова:
— Сильно изменившимися. Трудно сказать определенно. Никто бы не взялся предсказать, что именно случится. Иногда человек выныривал с другим лицом. В иных случаях внешность оставалась прежней, но человек перерождался внутренне. Люди верили, что всему виной частицы самой скалы. Старухи, которые торгуют ими на базаре, принадлежат к особому племени. Традиция уходит корнями в глубокое прошлое.
Мариям вспомнила изогнутые остовы морских гадов, висящие в окнах аптек.
— Прикасаться к Хрустальной скале запрещено законом, — продолжал Хаптет. — Никто не поднимался на ее вершину вот уже лет сто.
Она упорно смотрела на ту сторону пролива, и воображение рисовало гибкую, стремительную фигурку ныряльщика, описывавшего в воздухе мерцающую дугу, прежде чем погрузиться в океанскую бездну.
— Почему закон не разрешает нырять? — не унималась Мариям.
Хаптет покачал головой:
— Изменения. Слишком неестественные. Слишком быстрые. Слишком жестокие. Если нам суждено преобразиться, мы должны делать это медленно, постепенно. Впадина сотворила из нас монстров. Мы чуть не погибли из-за силы… того, что находится под водой.
Мариям кивнула. Она пристально вглядывалась в темное пятно на воде.
Хаптет откашлялся:
— Мариям, вчера ты сказала, что была в Маратисте. Можно спросить…
— Давно, — отозвалась она. — Много лет назад. Я не хочу об этом говорить. — Она все еще не отрывала глаз от мрачных подводных глубин.
Позади пронзительно загудел рог: протяжный, угрюмый звук.
Хаптет, довольный переменой, оживился.
— Скоро начнутся состязания, — сказал он. — Отсюда отличный вид.
Он повел ее обратно тем же путем, а затем вниз через еще одну череду крутых утесов.
Похожая сверху на тростинку, вереница узких суденышек перегородила тихую гавань. У каждого баркаса был свой отличительный цвет.
— Принц, о котором ты говорил вчера, — сказала Мариям, — под какими флагами идет он?
— Принц Ориас? У него темно-синие.
— Цвет Саммариндской впадины?
Хаптет остановился и повернулся к ней: