Прежде чем войти в комнату к мужчине, она досчитала до ста. Его грудь вздымалась и опадала под белым махровым халатом. Письмена исчезли с его бледной, обтягивающей кости кожи. Он мог бы показаться симпатичным, если бы его не лишили всего волосяного покрова: ему не только обрили голову, но и выдергали брови и ресницы.
Он открыл глаза. Кровавая фраза «Кто здесь?» выступила у него на лбу.
Его изуродованное тело выдавало в нем Пострадавшего, одного из тех, для кого Исчезновение оказалось переменой к худшему. Она никогда раньше не видела их так близко.
— Это больно?
Он кивнул. Она почувствовала облегчение, узнав, что он испытывает муки. Это имело смысл. Слишком многие вещи, касающиеся гостиницы и Зоны Исчезновения, не имели никакого смысла.
— Интересно, почему сестры ни разу не упоминали о тебе? — Она присела к нему на кровать.
«Я их сувенир на память. Александр».
— А я Гейл. Я выполняю всю нудную работу для колдуний. Похоже, они не очень-то ценят свой сувенир. — Она решила, что он весит не больше сорока килограммов.
«Верно», — закровянилось на его подбородке и шее.
— Я не прочь читать твои ответы, но настоящую беседу с тобой вести трудно. Мне придется тебя разглядывать, а мы только что познакомились. — Она чуть не хихикнула.
Александр открыл рот. Она увидела исключительно белые зубы, но языка не обнаружила. Не было там и шрама.
— Извини.
«Можешь принести мне какой-нибудь еды?»
— Конечно.
Она пожалела, что прикончила пряную ветчину. Настоящую еду трудно было найти Внутри. Эту банку она вытащила вчера поздно ночью из-за конторки: один из наркоманов, должно быть, принес ее в качестве платы за дозу. Такой ароматный паштет Александр мог бы легко проглотить и без языка. Она сомневалась, был ли он способен пережевывать пищу.
В огромной кухне гостиницы не было электроэнергии. Но колдуньи договорились с одним антвоком, и тот установил холодильник — массивный белоснежный реликт, который притаился в углу кухни, словно покрытое пылью ископаемое. Хотя он и работал без электричества, урча и вздрагивая, старушки, должно быть, недоплатили Одаренному, потому что магия холодильника производила на свет только охлажденные приправы. Однако колдуньи, по всей видимости, не возражали, поэтому изо рта у них постоянно несло кисло-сладкими специями.
Гейл никогда не доверяла ни одному из Одаренных. Они жульничали в науке выживания, используя свои незаслуженные таланты. Умение пробуждать вышедшие из строя бытовые приборы могло бы показаться убогим даром, но эта способность давала антвокам преимущество над простыми людьми, вроде самой Гейл, которым приходилось вступать в единоборство с жизнью в Зоне Исчезновения. Она жалела, что не сбежала из Филли до того, как возвели высоченные бетонные стены, изолируя территорию, зараженную «инфекцией реальности», как называли все случившееся остальные жители страны. Первые дни Исчезновения казались волнующими, однако новизна стерлась под действием постоянной неопределенности: улицы меняли свое направление день ото дня; сегодня становилось рискованным проходить мимо того места, которое раньше считалось абсолютно безопасным. А еще Одаренные пугали ее. Тела Пострадавших больше не могли функционировать так, как когда-то, а Одаренные использовали существовавший Внутри хаос по своему усмотрению, словно это была магия для удовлетворения их шкурных интересов.
Правила жизни менялись постоянно. Ей оставалось лишь стойко держаться. Колдуньи платили мало, но гостиничные хитрости не представляли для нее опасности. Она не церемонилась, брала все, что плохо лежит.
Гейл изо всех сил потянула за прохладную металлическую ручку холодильника. Полки заполняли банки и бутылки. Она стала их перебирать. Горчица «Колман». Сироп «Алага пикл». Яблочный уксус «Мак». Все, что пробуждали антвоки, обязательно было старинным. Она нашла индийскую приправу чатни «Бенгал клаб» и жестянку шоколадного соуса.
— Так рано, а ты уже проголодалась, дорогая? — Одна из сестер появилась в дверном проеме.
Гейл пожала плечами. У нее никогда не получалось быстро соврать.
— Тебе нужно убрать последнюю восемьдесят третью комнату. Здоровье бедного мистера Тео уже не то, что раньше. В следующий раз, наверное, придется разбавить слезы водой.
Гейл кивнула, пряча раздражение. Кому-кому, а мистеру Тео вообще не надо было бы колоть слезы. Старик пошевелиться не мог без стонов и охов.
— Я все сделаю.
Когда она стаскивала с кровати грязные простыни, на пол упала крохотная позолоченная коробочка. Гейл подняла ее, потрясла, потрогала поцарапанного эмалевого терьера на крышке. Большим пальцем откинула застежку и насчитала внутри семь малюсеньких таблеток. Что со стариком? Атеросклероз? Высокое давление? Гейл шепотом пообещала отдать коробочку мистеру Тео, как только увидит его на неделе.
Она чувствовала себя виноватой за то, что так долго не возвращалась, и несколько раз извинилась перед Александром. Самостоятельно есть он не мог и нуждался в помощи. Ей пришлось поднести чатни к его губам и вливать жижу с маленькими кусочками ему в рот. Потом в пустой банке из-под пряной ветчины она принесла воды из крана и напоила его. Глотая, он мог «разговаривать», подобно кукле чревовещателя.
«Я был первой приманкой сестер. Я заполнял вестибюль своими историями».
— До того, как они нашли Бреннан? — Гейл вытерла ему губы и подбородок.
«Да. Эту печальную малышку».
— Я однажды тайком отхлебнула из ее чашки. Было так сладко, что я чуть не задохнулась. Я уснула и увидела сон. — Гейл вспомнила ощущение на языке и дрожь, пронизавшую тогда все ее тело.
«Что тебе приснилось?»
— Вечер сквозь заснеженное стекло. Я сидела перед телевизором и с интересом слушала местные новости. По какой-то кабельной сети. Диктор говорил со мной. Не как обычно, а действительно отвечал на мои вопросы. Объявил, что завтра будет сильный дождь и я должна надеть галоши. А желтые резиновые сапоги все еще производят? Как бы то ни было, у него был глубокий прикус и ужасная накладка из искусственных волос. И в конце он сообщил, что в Филли исчезают люди, и тут появились помехи. На экране пошел снег из черно-белого конфетти, как будто выдернули вилки из розеток и отключили все, кроме электропитания. Я приблизилась к окну и поняла, что все кварталы вокруг завалены снегом, и так будет всегда.
«Иногда мне кажется, я невольно слышу сны наркоманов». Александр скорчился от боли при появлении слов. «Я помню, какие они были довольные — такие тихие, молчаливые, улыбчивые, — когда им читали вслух мои истории».
Гейл, как правило, спала хорошо, особенно если перед сном навещала Бреннан. Однако знакомство с Александром привело ее в такое волнение, что она лежала без сна на матрасе в большом танцевальном зале. Гейл перевернулась, и одна ступня выскользнула из-под одеяла. От прикосновения к мраморной плитке по телу пробежал озноб.
Зачем колдуньи держали Александра у себя? Они вроде бы всегда питали отвращение к Пострадавшим и сразу выгоняли их из вестибюля прочь. Гейл ничего не имела против них, во всяком случае против тех, кто был изуродован не слишком сильно, как, например, та девочка со стеклянными волосами, которая однажды попалась Гейл на глаза возле павильонов Аукциона еды.
Она закрыла глаза и попробовала уснуть, воображая кровавые письмена на внутренней стороне собственных век. Она думала о нем, неподвижно лежавшем на кровати. Они наказывали его? Эта мысль вызвала в ней беспокойство по поводу того, что в один прекрасный день то же самое может произойти и с ней самой.
Сестры велели Гейл стирать вручную всю одежду Бреннан. И заставляли добавлять дождевую воду при каждом ополаскивании, чтобы краски не линяли. В засушливые недели она брала уксус из холодильника.
В свободное от проливания слез время Бреннан держали в ее комнате. Девочка сидела на полу в розовой пижаме и пушистых тапочках недалеко от металлического штыря, к которому крепился ее поводок. Малышка подняла глаза на Гейл, когда та вошла с чистым бельем.
— Здравствуйте.
— Привет, кроха.
Гейл стала раскладывать вещи по полкам.
— Ты видела Человека-книжку. — В голосе Бреннан жалобное поскуливание идеально перемешивалось с обвинительными нотками.
Гейл замерла:
— Ты знаешь про него?
Бреннан кивнула:
— Ага. Он страшный.
— Ну разве ты не лапочка?
Не в первый раз уже Гейл задумалась, кем же была девочка на самом деле. В действительности она не походила на Пострадавшую и казалась абсолютно нормальной, если бы не слезы.
— Почему ты меня не любишь? — Крошечные губки надулись.
Гейл вздохнула:
— Но я люблю тебя. — Привычная ложь прозвучала совершенно естественно. Она отложила белье и взяла Бреннан на руки. — А теперь могу я получить свое лакомство? — У нее слюнки потекли от предвкушения.
Бреннан покачала головой, и светлые прядки ее волос легко коснулись лица Гейл.
Гейл не повысила голоса. Однажды такой метод уже не сработал. Бреннан могла спрятаться под кроватью, и тогда ее пришлось бы вытаскивать за поводок.
— Жадные маленькие девочки превращаются в уродин, когда вырастают.
— Как сестры?
— Как сестры. — Гейл обняла Бреннан. — Так что же?
Бреннан прикусила нижнюю губу. У нее был глубокий прикус. В уголках ее глаз засверкали слезы. А потом они потекли по пухленьким щечкам, и Гейл жадно их слизала.
От приторного вкуса возникло ощущение, будто язык покрыт глазурью, и Гейл еле подавила приступ кашля. Она отпустила Бреннан и подхватила корзину с бельем. Оказавшись в коридоре, она почувствовала, как запылали все ее внутренности. Сделав еще пару шагов, девушка остановилась под скворчащим светильником на стене. Кожу пощипывало, и она уставилась на руки, раздумывая, не прячутся ли под верхним слоем кожи слова, не процарапываются ли наружу острые засечки литер.
Визиты к Александру стали для нее так же необходимы, как и лакомые слезы Бреннан. Гейл слушала его удивительные рассказы, секреты, которые он узнавал от сестер Грейс. Когда-то они были красивыми женщинами с ногами танцовщиц и ходили по гостинице, покачивая бедрами в ритме джаза, лившегося из динамиков. Она прочитала про бродячих собак, которые, сбиваясь в стаю, патрулировали Зону Исчезновения. Что один из слезных наркоманов шпионил в пользу внешнего мира, но его отчеты представляли собой путаницу из плаксивых сновидений. Александр, похоже, жаждал внимания, несмотря на боль от историй, появлявшихся на его теле. Когда она уходила, он иногда чуть шевелился на кровати и поднимал руку, чтобы взять стакан с водой.