– Я разберусь. – И Бранд медленно опустился на стул.
Двое других мужчин и миссис Ратледж не трогались со своих мест. Стоя перед ними, Сол Ратледж напоминал преступника перед судьями – или, скорее, больного перед врачами, взявшимися его лечить. Рассматривая его исхудалое и болезненное, несмотря на темный загар, лицо, выдававшее следы изнурительной скрытой лихорадки, здравомыслящий Босуорт невольно начал склоняться к мысли, что муж и жена все же говорили правду и перед всеми собравшимися воздвиглась некая греховная тайна. Сравнивая нынешнего Сола Ратледжа с тем, каким он был год назад, трудно было отделаться от решительно чуждых рациональному уму заключений. Да, как сказал дьякон, им следовало в этом разобраться…
– Да вы садитесь, Сол, и придвигайтесь ближе, – предложил дьякон, пытаясь вернуться к непринужденному тону.
Жена подтолкнула к мужу стул, и Ратледж сел. Он положил руки на колени, обхватил их смуглыми костлявыми пальцами и застыл, не поворачивая головы и глядя в одну точку.
– Ну вот, Сол, – продолжил дьякон, – по словам вашей жены, у вас какие-то затруднения и вы надеетесь, что мы сумеем вам помочь.
Серые глазки Ратледжа раскрылись шире.
– Нет, я так не говорил. Это она вбила себе в голову, что нужно попытаться.
– И все же, раз вы согласились нас позвать, то, думаю, не будете против, если мы зададим несколько вопросов?
После недолгого молчания Ратледж с видимым усилием отозвался:
– Нет, я не против.
– Вы ведь слышали, что говорит ваша жена?
Ратледж едва заметно кивнул.
– И… каков ваш ответ? Как вы объясните?..
– Как ему объяснить? Я их видела, – вмешалась миссис Ратледж.
Воцарилось молчание, а потом Босуорт, стараясь придать своему голосу беспечную, бодрящую ноту, спросил:
– Это правда, Сол?
– Правда.
Прервав раздумья, Бранд поднял голову.
– Вы хотите сказать… вы вот так перед нами сидите и заявляете…
Дьякон опять остановил его жестом.
– Погодите, дружище Бранд. Мы все хотим выяснить истину, так ведь? – Он обратился к Ратледжу: – Мы слышали, что сказала миссис Ратледж. Что вы на это ответите?
– Да что отвечать-то. Она нас застигла.
– И вы утверждаете, что с вами была… вы думали, что с вами была… – Тонкий голос дьякона сделался еще тоньше. – Ора Бранд?
Сол Ратледж кивнул.
– Вы знали… или думали, что знаете… с вами была покойница?
Ратледж вновь уронил голову на грудь. За окном по-прежнему сплошной стеной шел снег, и Босуорту чудилось, что это падает с неба погребальный покров, окутывая их общую могилу.
– Думайте, что говорите! Вы же кощунствуете. Ора, бедное дитя… больше года как лежит в могиле. Вы были на ее похоронах, Сол, я вас видел. Как вы можете утверждать такое?
– А что ему еще делать? – вмешалась миссис Ратледж.
Все снова смолкли. Босуорт вконец растерялся, Бранд опять погрузился в мрачные размышления. Дьякон сложил дрожащие пальцы домиком и провел языком по губам.
– Та встреча, третьего дня, была первой? – спросил он.
Ратледж покачал головой.
– Не первой? Ну а когда…
– Да уж почти год прошел.
– Боже! Выходит, все это время?..
– Ну… вы на него посмотрите, – вмешалась жена.
Трое мужчин опустили глаза. Босуорт, стараясь взять себя в руки, поглядел на дьякона.
– Почему бы не попросить Сола самому все рассказать, раз уж мы для этого собрались?
– Верно, – согласился дьякон и обратился к Ратледжу: – Не попробуете ли рассказать… как… как, по-вашему, это началось?
И вновь наступило молчание. Затем Ратледж крепче обхватил свои костлявые колени и, все так же не отводя в сторону невидящий взор на удивление ясных глаз, начал:
– Ну, срок тому уже немалый, я еще даже не был женат на миссис Ратледж… – Говорил он тихим механическим голосом, словно кто-то невидимый ему диктовал или вовсе произносил за него слова. – Знаете, – добавил он, – мы с Орой собирались пожениться…
Сильвестр Бранд поднял голову.
– Стоп, сначала объясните, пожалуйста, о чем вы, – перебил он.
– Я хотел сказать, что мы встречались. Но Ора была слишком молода. Мистер Бранд ее услал. Ее не было почти три года. А когда она вернулась, я был уже женат.
– Все верно, – согласился Бранд и осел обратно на стул.
– А когда она вернулась, случались ли у вас встречи? – продолжил дьякон.
– С живой? – спросил Ратледж.
Присутствующие испуганно дернулись.
– Ну… конечно, – нервно отозвался дьякон.
Ратледж задумался.
– Однажды… только однажды. В толпе. На ярмарке в Колд-Корнерз.
– Вы с нею разговаривали?
– Всего минуту.
– Что она сказала?
Голос Ратледжа дрогнул.
– Сказала, болеет и знает, что умрет и тогда вернется ко мне.
– И что вы ответили?
– Ничего.
– И что вы тогда об этом подумали?
– Да ничего. Пока не узнал о ее смерти. Тогда вспомнил… и она как будто меня позвала. – Он облизнул пересохшие губы.
– Позвала в тот пустой дом у пруда?
Ратледж слабо кивнул, и дьякон добавил:
– Как вы поняли, что она зовет вас именно туда?
– Меня просто повлекло…
На сей раз молчание выдалось долгим. Босуорт, как и двое остальных, ощущал давящий груз следующего вопроса. Миссис Ратледж дважды приоткрыла и тут же сомкнула свои тонкие губы – как моллюск на берегу в ожидании прилива. Ратледж ждал.
– Что ж, Сол, не хотите ли продолжить рассказ? – произнес наконец дьякон.
– Это все. Больше нечего рассказывать.
Дьякон понизил голос:
– Она вас просто притягивает?
– Да.
– Часто?
– Бывает…
– Но раз зовет всегда она, то неужели вы не можете скрепиться и не пойти?
Впервые Ратледж устало повернул голову к собеседнику. Бесцветные губы растянулись в подобии улыбки.
– А толку? Она от меня не отступается…
И опять все замолчали. О чем им было спрашивать? В присутствии миссис Ратледж они не могли задать следующий вопрос. Дьякон пребывал в явном затруднении. Наконец он заговорил – на сей раз властным тоном:
– Это грех, Сол. И вы это знаете. Вы пробовали молиться?
Ратледж помотал головой.
– Не помолитесь ли сейчас с нами?
Взгляд, который Ратледж бросил на своего духовного наставителя, был исполнен ледяного безразличия.
– Если вы, ребята, решите молиться, я только за.
Но тут вмешалась миссис Ратледж:
– От молитвы проку не будет. Она в таких делах не помогает, вы ведь и сами знаете. Я вас позвала, дьякон, потому что вы помните последний случай у нас в приходе. Тридцать лет прошло, наверное, но вы помните. Леффертс Нэш – разве ему помогли молитвы? Я тогда была ребенком, но слышала, о чем толковал народ зимними вечерами. Леффертс Нэш и Ханна Кори. Ей вогнали в грудь кол. Вот что его исцелило.
Оррин Босуорт испуганно охнул.
Сильвестр Бранд поднял голову.
– Вы говорите о той старой истории, как будто сейчас то же самое.
– А разве нет? Мой муж чахнет на глазах, как тогда Леффертс Нэш. Дьякон вот знает…
Тот беспокойно заерзал на стуле.
– Это грех, – повторил он. – Пусть даже ваш муж и вправду думает, что его, как вы бы сказали, преследует призрак. Даже и в этом случае, чем можно доказать, что эта… эта покойница… призрак несчастной Оры?
– Доказать? А как же его слова? И разве она сама ему не говорила? И разве я их не видела? – Миссис Ратледж чуть ли не кричала. Трое мужчин молчали, и внезапно она взорвалась: – Кол в грудь! Старое средство – и единственное. Дьякон знает!
– Наша религия не позволяет тревожить мертвых.
– А чтобы живые истаивали так, как тает мой муж, ваша религия позволяет? – Подпрыгнув, как с ней бывало, словно на пружинах, она взяла с этажерки в углу гостиной семейную Библию[132]. Водрузила книгу на стол, смочила слюной бледный палец и проворно принялась листать. Дойдя до нужной страницы, она прижала ее рукой, как каменным пресс-папье. – Глядите сюда, – сказала она и прочла, по обыкновению монотонно: – «Ворожеи не оставляй в живых»[133]. Исход, вот это откуда, – добавила она, как бы в подтверждение своих слов оставляя книгу открытой.
Босуорт по-прежнему обводил тревожным взглядом всех, кто сидел за столом. Самый молодой из собравшихся и лучше прочих знакомый с современным миром, он живо представлял себе, как в Старкфилде, сидя в баре Филдинг-хауса, смеется с собутыльниками над подобными бабушкиными сказками. Но не зря он был рожден в студеной тени Лоунтопа, не зря юным мерз и голодал в суровые зимы округа Хемлок. После смерти родителей он взял управление фермой в свои руки и сумел увеличить доходы, потому что стал использовать более совершенные методы и снабжать молоком и овощами отпускников, которые все охотнее приезжали на лето в Стоутсбери. Его выбрали членом городского управления Норт-Ашмора: несмотря на молодость, он сделался в округе видным человеком. Однако прошлое крепко в нем сидело. Он помнил, как в детстве ездил с матерью дважды в год на ферму, расположенную на голом склоне по соседству с Сильвестром Брандом, где томилась годами в холодной чистой комнате с прутьями на окнах Крессидора Чейни, тетка миссис Босуорт. Когда малолетний Оррин впервые увидел тетю Крессидору, это была маленькая седая старушка, которую сестры к дням прихода мальчика с матерью приводили в «приличный вид». Ребенок не понимал, зачем нужны прутья на окнах. «Как канарейка», – сказал он матери. Фраза побудила миссис Босуорт задуматься. «В самом деле, тете Крессидоре у них слишком одиноко», – сказала она, и в следующий раз, взбираясь с матерью на холм, мальчик нес двоюродной бабушке канарейку в маленькой деревянной клетке. Его распирало от радостного волнения: он был уверен, что подарок понравится.
При виде птички застывшие черты старушки оживились, глаза заблестели. «Мое», – тут же заявила она, накрывая клетку своей слабой костистой рукой.
«Конечно ваше, тетя Кресси», – подтвердила миссис Босуорт, и ее глаза наполнились слезами.